29 мая 1787 года родился поэт Константин Батюшков.
Личное дело
Константин Николаевич Батюшков (1787 – 1855) родился в Вологде в дворянской семье. Детство провел в родовом имении отца, селе Даниловском Бежецкого уезда Тверской губернии. В 1797 году умерла его мать, несколько последних лет жизни страдавшая психическим заболеванием.
В том же 1797 году Константин Батюшков начинает учиться в Петербурге в пансионе учителя французской словесности в Сухопутном шляхетном корпусе Жакино, в 1800 году переходит в пансион учителя морского кадетского корпуса Триполи, где осваивает итальянский язык.
По окончании учения в 1802 году Батюшков остался в Петербурге у своего двоюродного дяди М. Н. Муравьева, под его влиянием начал изучать латинский язык и античную литературу. Поступил на службу в министерство народного просвещения на должность «письмоводителя по Московскому университету».
В Петербурге Батюшков знакомится со многими молодыми литераторами, членами «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств». Особенно тесная дружба связывает его с Николаем Гнедичем. Первое опубликованное стихотворение Батюшкова «Послание к стихам моим» появляется на страницах «Новости русской литературы» в январе 1805 года, далее его стихи печатаются в «Северном вестнике», «Журнале русской словесности», «Лицее».
В 1807 году Батюшков записывается в ополчение и принимает участие в войне с наполеоновской Францией. В сражение под Гейсбергом получает тяжелое ранение. Лечится от раны в Риге, затем отправляется в деревню к отцу, а после едет в Петербург. После женитьбы отца вместе с сестрами поселяется в имении Хантоново Череповецкого уезда Новгородской губернии, оставшемся в наследство от матери. В 1808 году снова отправляется на военную службу, участвует в русско-шведской войне. Одновременно пишет стихи и начинает переводить на русский поэму Тассо «Освобожденный Иерусалим».
По окончании войны поэт получил длительный отпуск, который провел частично в имении, а частично - в Москве, где познакомился с Александром Воейковым, Василием Пушкиным, Петром Вяземским, Василием Жуковским и Николаем Карамзиным. Летом 1810 года долго гостил в Остафьеве у Вяземских.
В 1810 году Батюшков подал в отставку и проводил время то в Хантонове, то в Москве, пока Николай Гнедич не уговорил его поступить на службу в Публичную библиотеку. Его начальником стал давний знакомый Алексей Оленин, а сослуживцами – Гнедич и Крылов.
Из-за болезни Батюшков не смог сразу принять участие в войне 1812 года. Только в марте 1813 года ему удалось вновь попасть на военную службу. Батюшков становится адъютантом генерала Раевского. Участвует в заграничном походе русской армии, включая Битву народов под Лейпцигом, в которой Раевский был ранен. Вместе с раненым командиром остался в Веймаре, где увлекся немецкой литературой и начал изучать немецкий язык.
В 1814 году участвовал в боях во Франции. После занятия русскими войсками Парижа прожил там два месяца. Получив отпуск, совершил поездку в Лондон, а затем через Стокгольм вернулся в Россию.
В конце 1815 году Батюшков вновь уходит в отставку, чтобы заняться литературной деятельностью. Он проводит большую часть времени в Хантонове, готовит к печати собрание своих сочинений, активно участвует в литературной полемике, пользуется большой известностью как поэт.
При вступлении в Московское общество любителей русской словесности Батюшков произнес речь «О влиянии легкой поэзии на русский язык», где подчеркивал важность несерьезных поэтических жанров для развития языка, так как они требуют сочетания высокой гармоничности с ясностью и простотой. Батюшков говорил: «В легком роде поэзии читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях».
Батюшков также становится членом Вольного общества любителей словесности в Петербурге и «Арзамаса».
В октябре 1817 года выходит в свет собрание сочинений Батюшкова под названием «Опыты в стихах и прозе». Вскоре после этого он добился назначения в русскую дипломатическую миссию в Неаполе и 19 ноября 1818 года отправился в Италию. Побывал в Вене, Венеции, видел карнавал в Риме, посетил Помпеи, поднялся на Везувий. Но уже в пути здоровье его ухудшается. Батюшков все чаще жалуется на различные недомогания, а также на тяжкое душевное состояние.
В 1821 году Батюшков получает бессрочный отпуск для лечения. Едет на воды в Теплиц, затем отправляется в Дрезден. Оттуда обращается к министру иностранных дел с просьбой полностью уволить его со службы. Батюшков увлекается мистицизмов, состояние его все чаще мрачное. Он уничтожает все написанное им в Италии. Весной 1822 года приезжает в Петербург, оттуда отправляется на воды на Кавказ, затем в Крым. Признаки душевного заболевания усиливаются.
Острая стадия болезни началась в 1823 году, когда Батюшков был в Симферополе. У него развилась мания преследования. Батюшков сжег свою библиотеку, трижды покушался на самоубийство. В апреле его в сопровождении врача отправляют в столицу. Временное улучшение вновь сменяется обострением болезни.
В первой половине 1824 года Батюшкова отправляют в психиатрическую клинику доктора Пиница в Зонненштейне (Саксония), где он находится до 1828 года. Но лечение не имело успеха. Батюшков в сопровождении врача Дитриха отправляет в Москву. Состояние его во время пути было то восторженным, когда он громко читал русские, французские и итальянские стихи и «переживал минуты, носящие характер осмысленности», то подавленным, когда он «не выказывал ни к кому ни участия, ни любви, из его рта выходили только проклятия, угрозы и слова ненависти».
По приезде в Москву поэт жил в доме на Грузинах, в Тишинском переулке. Болезнь не отступала. Батюшкова мучили то приступы мании преследования и ненависти к окружающим, то мании величия, когда он называл себя «богом Константином». Часто повторял: «Хочу смерти и покоя».
В 1829 году психическая болезнь проявилась и у сестры Батюшкова, Александры Николаевны. В 1833 году Батюшков был окончательно уволен со службы. По ходатайству Жуковского ему была назначена пенсия. Батюшкова перевезли в Вологду, в дом его племянника, Г. А. Гревенса, где он провел много лет без улучшения состояния, никого не узнавая.
Умер Константин Батюшков от тифа 7 (19) июля 1855 года.
Чем знаменит
Батюшкова чаще всего называют предтечей Пушкина в русской поэзии. Влияние Батюшкова на язык русской поэзии действительно очень велико. Вдохновляясь лучшими образцами французской, итальянской и античной поэзии, он смог добиться удивительной музыкальности и богатства звучания. Плетнев говорил о нем: «Батюшков... создал для нас ту элегию, которая Тибулла и Проперция сделала истолкователями языка граций. У него каждый стих дышит чувством; его гений в сердце. Оно внушило ему свой язык, который нежен и сладок, как чистая любовь...». Пушкин восклицал по поводу строк Батюшкова: «Звуки италианские! Что за чудотворец этот Батюшков».
В ранний период творчества Батюшков пишет анакреонтические стихотворения, воспевавшие радости жизни и принесшие ему славу «русского Парни» («Вакханка», «Веселый час», «Мои пенаты»). Затем, после участия в войне, в его стихах всё чаще появляются меланхолические, религиозные и трагические мотивы («Разлука», «Тень друга», «Пробуждение», «Мой гений», «К другу», «Надежда», «Таврида»). Непосредственные впечатления о войне отразились в стихотворениях «Пленный», «Судьба Одиссея», «Переход через Рейн» и других. Исследователи отмечают, что Батюшков нередко выходил за пределы жанровых канонов его времени: в элегию он ввел гедонистические мотивы («Веселый час»), историческую тематику («На развалинах замка в Швеции», «Умирающий Тасс», «Гезиод и Омир, соперники», «Переход через Рейн»), в посланиях он отходит от сатирической традиции и превращает стихотворение в интимное повествовании о жизни частного человека («Мои Пенаты»). Вскоре по проложенному Батюшковым пути пойдут поэты-романтики.
О чем надо знать
Батюшков писал о себе: «Что говорить о стихах моих! Я похож на человека, который не дошел до цели своей, а нес он на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги, поди узнай теперь, что в нем было». Психическое заболевание Константина Батюшкова, видимо, был наследственным. На это указывают судьбы его матери и сестры. Приступы тревоги, отчаяния и уныния нередко одолевали поэта задолго до 1823 года. Еще в 1815 году Батюшков писал Жуковскому: «С рождения я имел на душе черное пятно, которое росло с летами и чуть было не зачернило всю душу. Бог и рассудок спасли. Надолго ли – не знаю!». В том же году Батюшков перенес сильное нервное расстройство из-за разрыва с невестой. Из-за острых приступов хандры и «охоты к перемене мест» Батюшков почти не жил на одном месте более полугода. В деревне он страдал от одиночества, а оказываясь в Москве или Петербурге мечтал об уединении.
3 апреля 1830 года в дом в Тишинском переулке, где поэт жил под надзором доктора Дитриха, его родные пригласили священника, чтобы отслужить всенощную. На службе присутствовал Пушкин. После службы он вошел в комнату Батюшкова и попытался заговорить с ним, но больной его не узнал. Предполагают, что под впечатлением от этой встречи Пушкин написал стихотворение «Не дай мне бог сойти с ума…».
Прямая речь
О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью своей
Меня в стране пленяешь дальней.
Я помню голос милых слов,
Я помню очи голубые,
Я помню локоны златые
Небрежно вьющихся власов.
Моей пастушки несравненной
Я помню весь наряд простой,
И образ милый, незабвенный
Повсюду странствует со мной.
Хранитель - Гений мой - любовью
В утеху дан разлуки он:
Засну ль? приникнет к изголовью
И усладит печальный сон.
Константин Батюшков «Мой Гений» (1815)
Недавно я имел случай познакомиться с странным человеком, каких много! Вот некоторые черты его характера и жизни.
Ему около тридцати лет. Он то здоров, очень здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра – ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянное. Он тонок, сух, бледен, как полотно. Он перенес три войны и на биваках был здоров, в покое – умирал! В походе он никогда не унывал и всегда готов был жертвовать жизнию с чудесною беспечностию, которой сам удивлялся; в мире для него все тягостно, и малейшая обязанность, какого бы рода ни было, есть свинцовое бремя. Когда долг призывает к чему-нибудь, он исполняет великодушно, точно так, как в болезни принимают ревень, не поморщившись. Но что в этом хорошего? К чему служит это? Он мало вещей или обязанностей считает за долг, ибо его маленькая голова любит философствовать, но так криво, так косо, что это вредит ему бесперестанно. Он служил в военной службе и в гражданской: в первой очень усердно и очень неудачно; во второй удачно и очень не усердно. Обе службы ему надоели, ибо поистине он не охотник до чинов и крестов. А плакал, когда его обошли чином и не дали креста. Как растолкуют это? Он вспыльчив, как собака, и кроток, как овечка. В нем два человека: один – добр, прост, весел, услужлив, богобоязлив, откровенен до излишества, щедр, трезв, мил; другой человек – не думайте, чтобы я увеличивал его дурные качества, право не г, и вы увидите сами почему, – другой человек – злой, коварный, завистливый, жадный, иногда корыстолюбивый, но редко; мрачный, угрюмый, прихотливый, недовольный, мстительный, лукавый, сластолюбивый до излишества, непостоянный в любви и честолюбивый во всех родах честолюбия. Этот человек, то есть черный, – прямой урод. Оба человека живут в одном теле. Как это? Не знаю; знаю только, что у нашего чудака профиль дурного человека, а посмотришь в глаза, так найдешь доброго: надобно только смотреть пристально и долго. За это единственно я люблю его! Горе, кто знает его с профили! Послушайте далее. Он имеет некоторые таланты и не имеет никакого. Ни в чем не успел, а пишет очень часто. Ум его очень длинен и очень узок. Терпение его, от болезни ли, или от другой причины, очень слабо; внимание рассеянно, память вялая и притуплена чтением; посудите сами, как успеть ему в чем-нибудь? В обществе он иногда очень мил, иногда очень нравился каким-то особенным манером, тогда как приносил в него доброту сердечную, беспечность и снисходительность к людям; но как стал приносить самолюбие, уважение к себе, упрямство и душу усталую, то все увидели в нем человека моего с профили. Он иногда удивительно красноречив: умеет войти, сказать; иногда туп, косноязычен, застенчив. Он жил в аде, он был на Олимпе. Это приметно в нем. Он благословен, он проклят каким-то гением. Три дни думает о добре, желает сделать доброе дело – вдруг недостанет терпения, на четвертый он сделается зол, неблагодарен: тогда не смотрите на профиль его! Он умеет говорить очень колко; пишет иногда очень остро насчет ближнего. Но тот человек, то есть добрый, любит людей и горестно плачет над эпиграммами черного человека. Белый человек спасает черного слезами перед творцом, слезами живого раскаяния и добрыми поступками перед людьми. Дурной человек все портит и всему мешает: он надменнее сатаны, а белый не уступает в доброте ангелу-хранителю. Каким странным образом здесь два составляют одно? зло так тесно связано с добром и отличено столь резкими чертами? Откуда этот человек или эти человеки, белый и черный, составляющие нашего знакомца? Но продолжим его изображение.
Он – который из них, белый или черный – он или они оба любят славу. Черный все любит, даже готов стать на колени и Христа ради просить, чтобы его похвалили: так он суетен; другой, напротив того, любит славу, как любил ее Ломоносов, и удивляется черному нахалу. У белого совесть чувствительна, у другого – медный лоб. Белый обожает друзей и готов для них в огонь; черный не даст и ногтей обстричь для дружества, так он любит себя пламенно.
Но в дружестве, когда дело идет о дружестве, черному нет места: белый на страже. В любви .. но не кончим изображение, оно и гнусно и прелестно! Все, что ни скажешь хорошего насчет белого, черный припишет себе. Заключим: эти два человека или сей один человек живет теперь в деревне и пишет свой портрет пером по бумаге. Пожелаем ему доброго аппетита, он идет обедать. Это я. Догадались ли теперь?
Из записной книжки Константина Батюшкова (1817)
Известие твое о Батюшкове меня сокрушает... Мы все рождены под каким-то бедственным созвездием. Не только общественное благо, но и частное не дается нам. Чорт знает как живем, к чему живем! На плахе какой-то роковой необходимости приносим на жертву друзей своих, себя, бытие наше. Бедный Батюшков, один в Симферополе, в трактире, брошенный на съедение мрачным мечтам расстроенного воображения — есть событие, достойное русского быта и нашего времени.
Из письма Петра Вяземского Александру Тургеневу 9 апреля 1823 года
В пышную, торжественную, но тяжелую, неуклюжую поэзию первого десятилетия XIX века Батюшков входит как смелый новатор, как яростный поборник тщательной работы над словом. Он не просто пишет стих, он отшлифовывает его как кусок мрамора. Хорошо знакомый с итальянским языком, он смело берется за труднейшую и, как тогда считали, невыполнимую задачу – перенести в русский стих, привыкший к неуклюжему величию державинских од, мелодичность и выразительность итальянского языка.
Батюшков не только оттачивал свой стих так, что тот лился как мелодия флейты, но заставлял русский язык, привыкший к славянизмам и варварским усечениям, звучать всей причудливой гаммой итальянской речи. – «Звуки итальянские, что за чудотворец этот Батюшков!» – восторженно писал Пушкин на полях одного из его стихотворений. И со стороны мелодики стиха, выпуклости образов у Батюшкова, действительно, нет соперников в поэзии пушкинского периода, кроме самого Пушкина.
Пушкин шел за Батюшковым и по следам Батюшкова. Он почти полностью проделал весь путь его творческого развития, но для этого ему понадобилась не целая жизнь, как Батюшкову, а всего 3-4 года. Все стихотворения Пушкина, относящиеся к так называемому лицейскому периоду (1814-1818), связаны с именем Батюшкова. Батюшков не был великим поэтом, но взволнованное дыхание его стиха с гениальной силой зазвучало именно в мощных ямбах Пушкина. После Батюшкова приход Пушкина был уже исторически подготовлен.
Юрий Домбровский
Ты знаешь, что изрек,
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родится человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез?
Константин Батюшков
Шесть фактов о Константине Батюшкове
- Первой литературной работой Константина Батюшкова стал перевод на французский язык слова митрополита Платона по случаю коронации Александра I.
- Среди стихотворений Батюшкова есть и подражание знаменитой оде Горация «К Мельпомене». Это одно из немногих его стихотворений, написанных в годы болезни.
- В «Арзамасе» Батюшков носил прозвище Ахилл.
- Элегия Батюшкова «Мой Гений» была положена на музыку М. И. Глинкой.
- Батюшков упоминается в стихотворении Мандельштама «Нет, не луна, а светлый циферблат». Слова Батюшкова, приводимые в стихотворении, взяты из записок доктора Дитриха («Он спрашивал сам себя несколько раз во время путешествия, глядя на меня с насмешливой улыбкой и делая рукой движение, как будто бы он достает часы из кармана: ″Который час?″ — и сам отвечал себе: ″Вечность″»).
- Батюшков похоронен в Спасо-Прилуцком монастыре (ныне на окраине Вологды). Могила сохранилась.
Материалы о Константине Батюшкове
Статья о Константине Батюшкове в русской Википедии
Константин Батюшков в проекте «Хронос»
Статья о Константине Батюшкове в энциклопедии «Кругосвет»
Сочинения в библиотеке Максима Мошкова
Константин Батюшков в библиотеке «ImWerden»
Кирилл Кобрин «Человек, которому (не) повезло»
Константин Батюшков в Фундаментальной электронной библиотеке «Русская литература и фольклор»
Сайт, посвященный Константину Батюшкову
