19 марта 2024, вторник, 10:04
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

«В России перебор всегда опаснее, чем недостаток»

Московской Школе социальных и экономических наук («Шанинке») исполнилось 10 лет.  Большинство поздравлявших Школу-юбиляра отмечали интеграцию науки в систему образования как важный фактор успеха этого университета. О некоторых общих принципах модернизации российской системы образования и науки мы разговаривали с основателем и ректором Школы, выдающимся социологом Теодором Шаниным. Беседовала Ольга Орлова. См также:

Как в вашей Школе работают механизмы связи науки и высшего образования? Откуда вы их взяли?

Из ведущих университетов Англии. Я профессор Манчестерского университета и был также членом как Оксфорда, так и Кембриджа. В свое время я прочел лекцию на встрече некоторых российских ректоров о британской системе образования, и ее текст под названием «О пользе иного» дает развернутый ответ на ваш вопрос.

В центре проблемы, как сблизить науку с преподаванием, стоит вопрос: чего мы стараемся добиться от преподавания? Грубо говоря, есть две модели обучения: обучение как заучивание и обучение автономному и аналитическому мышлению. Заучивание – обязательная часть учебного процесса. Но нужно видеть его поэтапность. Эффективное образование включает движение от объемного заучивания при меньшем акценте на мышление к сокращению заучивания с более интенсивным тренингом мышления. Постдипломное образование лучшего вида – это когда состав его несет в себе многообразие форм научного мышления при исчезновении заучивания. В советской системе этого добился по-настоящему только один вуз – физтех. Когда один из моих русских коллег рассказал мне, как его в нем обучали, я с удивлением сказал: «Да это же совсем как в Кембридже!» Собеседник засмеялся и поведал мне историю о том, что когда-то великий Капица работал в Кембридже, потом его вызвали в Союз, а обратно уже не выпустили. Ему обещали все необходимые условия для работы, но только в СССР. Тогда он создал себе «карманный Кембридж». И это прекрасно сработало. Так что, это - не особенность туманного Альбиона, но применимо и в других обществах. Стоит добавить, что социальные и гуманитарные науки требуют особых методов и высокой доли обучения через диспут.

В чем суть методов обучения у вас?

Первое – это поворот от устного обучения и проверки знаний к письменным. В развитии мышления необходим акцент на анализ и логику, которые яснее определяются и интенсивнее развиваются в письменной речи. «Заговорить» преподавателя проще. Однажды в Манчестере я отчитал студента из Латинской Америки за то, что в его работе потоком «лилась вода». Тот возразил мне, что английский - трудный язык: нельзя высказаться. Я ответил вопросом: «Лгать труднее?». Под хохот семинара родилась шутка, что на испанском, оказывается, лгать особенно легко. Кроме того, письменные работы позволяют проверять ответ больше, чем одной парой глаз, а значит, позволяют увеличить объективность оценки. В нашей Школе каждый экзамен оценивается тремя разными преподавателями.

Следующий элемент – уменьшенное количество учебных часов. Министерства образования часто требуют «дать необходимое количество аудиторных часов». Это чиновничий взгляд вне путей видения ученых. Я когда-то, в позднее советское время, поинтересовался: сколько часов в неделю проводят в классе и в библиотеке студенты-социологи ведущего вуза Москвы? Получилось, что в классе в два с половиной раза больше, чем параллельные возрастом и развитием студенты в Манчестере, а в библиотеке – в четыре раза меньше. Когда такая разница в разы – это не личный стиль преподавателя, а другая система обучения, другой мир.

И, наконец, высокая интерактивность – связь студентов и преподавателей, их прямая связь в аудитории и вне ее.

Что вы сами считаете самой большой удачей в вашем проекте?

Я лучше скажу о неудачах. Мне хотелось ввести тьюторские занятия. В Кембриджской системе образования преподаватель встречается в основном с двумя студентами, где один из студентов читает ему свое эссе. Преподаватель реагирует в духе: «Но! Я бы сказал это по-другому!» Тут вмешивается второй студент. И так раз в две недели. В Манчестере – это группы примерно в десять студентов, каждые две недели вместе обсуждающих эссе на заданную тему. В первый год обычно студент не умеет писать и думать системно, а на третий год он пишет и излагает очень эффективно. Он точно знает, как поставить вопрос, и умеет защитить свою позицию.

Тьюторскую систему нам ввести не удалось. Педагогическую традицию «ввести» вообще нелегко. Это особенно актуально, когда большинство моих коллег преподают в нескольких университетах и после занятий мчатся в другие места. Хотя элементы тьюторства у нас работают.

Какие из поставленных задач все-таки удалось выполнить?

Во-первых, выжить. В российских условиях финансовой нестабильности это необыкновенно сложная задача. Если бы мне кто-то сказал десять лет назад, что мы отметим нынешний день рождения и даже не сделаем из этого большой шумихи, то я бы не поверил. Во-вторых, более тысячи постдипломных студентов прошло серьезное обучение - думать, и часть из них вошла в профессиональную колею науки. В-третьих, большинство из них изменилось в том, как взрослели и чего ожидают от жизни и научного мышления.

Однако именно английские университеты считаются наиболее консервативными. То есть вы новатор не только по отношению к российской вышей школе, но и к английской?

В самом начале нашей работы я сказал коллегам: «Если мы перенесем английский университет в Москву, то мы провалимся. Если не перенесем – тоже». Надо педагогические элементы организации английского университета воплотить постольку, поскольку это имеет смысл. И если это не работает, то не упрямиться. Как это было в случае с тьюторством. В то же время нельзя просто сдаваться. Не получается – внеся изменения, попробуй еще. В центре проблемы перенесения одной академической культуры в другую – вопрос об интеграции, а не о «внедрении».

Каковы, на ваш взгляд, перспективы частных университетов в России?

Вы осознаете поставленную проблему как выбор из двух возможностей. В действительности - вообще и в частности - в Англии их три. Есть государственные учебные заведения, выполняющие задание правительств, есть коммерческие, действие которых нацелено на максимизацию доходов хозяев. И есть общественные, работа которых определяется целями некоммерческого характера. Общественные и коммерческие не контролируются напрямую государством, а лишь инспектируются им. По своему характеру Московская Школа – общественная структура. Когда я слышу фразу «лучшие частные университеты, как ваш, профессор Шанин…», я повожу плечами. Это одно из классических искривлений сознания в России – самогипноз отсутствия навыка думать недуально, т.е. не «или-или».

Этот третий – общественный – тип университетов в России сейчас практически отсутствует. Но вы считаете его эффективным для нас?

Оптимальным. И он имеется, хотя не распространен.

Какими способами правильно поддерживать науку?

Начиная с понятий, англичане традиционно разделяли науки на естественные (считая их собственно наукой - science) и гуманитарные (arts). Потому у англичан нет единой академии наук. Есть Королевское общество (Royal Society) для естествознания и Британская Академия (British Academy) для других форм познания. Когда решается вопрос о поддержке науки, надо принимать во внимание эту системную разницу.

Это было особенно заметно по эффекту от деятельности Института «Открытое Общество», известного в народе как Фонд Сороса. Для гуманитарных дисциплин его гранты были огромной поддержкой. Поскольку филологи или историки могли продолжать исследования благодаря очень небольшим затратам - выпустить сборник, съездить на конференцию, написать за сто долларов статью. Для биолога или химика сто долларов в месяц или две тысячи на проведение конференции профессионально не были столь значимы - лабораторные исследования стоят очень дорого.

Да, естественные науки часто требуют огромных финансовых ресурсов и инвестиций, а общественные и гуманитарные науки требуют меньших затрат. Но результат в естественных науках легче показать.

Этот парадокс вполне отражает часть полемики о реформе российской науки. С одной стороны, многие говорят о том, чтобы максимально приблизить научные исследования к общественно полезным результатам. С другой – традиционно объявляется "приоритет фундаментальным наукам", которые не могут гарантировать немедленной отдачи. Какая система грантов нужна сейчас?

Я думаю, надо делить между категориями, выделенными в соответствии с необходимыми затратами. Но общественные науки необходимо защитить, жить без них опасно, это как двигаться быстро, но при отсутствии одного глаза.

Обществу необходимо рефлексировать…

Да, иначе оно не просто перестанет быть культурным обществом, оно также не сможет развивать технологии и довольно быстро наткнется на стенку в естественных исследованиях. Второе, это не всегда осознаваемая проблема разницы между количественными и неколичественными (обществоведы называют их «качественными») оценками. Например, с гордостью предъявляется количество проданных телефонов в каждой стране, при отсутствии понимания ограниченности количественных индексов в определении общественной проблематики процессов связи. В обществоведении есть также элементы хождения по кругу. Типичный пример – мода, начиная от женских юбок и до теорий развития общества. Когда нет эффективного способа оценки результатов общественных наук, то надо следовать медицинскому правилу – не навреди (и умей молчать, пока вопрос не ясен).

Как применить это правило к общественным наукам?

В данном случае – защитить их как важную разновидность знания, и особо - как гуманитарный взгляд на действительность. У Эйнштейна есть статья «Почему я социалист». В ней Эйнштейн высказал очень верную мысль о том, что естественные науки помогают нам достигнуть цели, но ничего не могут сказать нам про сами цели. В точку! Именно для этого и нужны гуманитарные и общественные науки. Если их не защитить, мы, быть может, будем знать, как добиться цели, но не будем знать – какой. Я социалист в том смысле, где социализм – это высшая форма гуманизма.

Как вы видите будущее российской науки в свете реформы?

Я пока что не понимаю вполне, чего хотят реформаторы. Думаю, потому что этого в полной мере никто не понимает.

В конечном итоге все упирается в деньги. Вы пятнадцать лет вращаетесь в российской научной среде. Куда, на ваш взгляд, следовало бы направить решающие финансовые ресурсы? Например, в новые технологии или в фундаментальные науки?

Это опять пример дуализации, которая ограничивает понимание действительности. Я не люблю формулировок или/или, они часто в корне ошибочны.

Может быть, следует выбрать некоторые наиболее прорывные области, например, высокотехнологическую инфраструктуру?

Высокие технологии, в области коммуникаций предельно важны, но если вложить все ресурсы в это, то легко можно получить искривленное общество, как бывало в России не только в эпоху индустриализации, но и раньше. То, что Россия отстает в немалом, - это не ново. Она и отстает, и догоняет, и обгоняет почти триста лет. Но она может попасть впросак, если все свои ресурсы сосредоточит в одном месте. Перебор был всегда более опасен России, чем недостаток. Реальный вопрос, на который надо, можно и нужно ответить, - не «что делать», а как комбинировать «делание», как оптимально употребить ресурсы.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.