29 марта 2024, пятница, 09:39
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

29 июля 2008, 09:12

Один день из жизни Летней школы по нанофизике

Фотографии Летней школы с сайта "Династии"
Фотографии Летней школы с сайта "Династии"

«Слушайте, какие там были глаза!» – воскликнул Дмитрий Зимин, говоря о Летней школе в Черноголовке в августе 2007 года. Он произнес эту фразу в ноябре, на круглом столе «Научная диаспора и развитие российского сектора исследований и разработок», который получился довольно пессимистичным. Зимин, повторив чей-то грустный афоризм, что «Я очень люблю свою страну, но очень не люблю государство, которое на ней распласталось», все же нашел повод для оптимизма. Проведенная его Фондом Школа по нанофизике низких температур получилась, на самом деле, удачной.

В солнечном и зеленом подмосковном городке, после шумной и жаркой Москвы, казавшийся летней дачей, с 20 по 30 августа 2007 г. собрались около 80 заинтересованных слушателей: от студентов старших курсов до кандидатов наук из разных городов России и Украины. Организаторы отмечали, что 14 курсов лекций, как теоретиков, так и экспериментаторов, с трудом уместились в 10-дневную программу. Профессор Андрей Варламов из итальянского Института физики конденсированных сред (Римского университета Tor Vergata) заметил, что программа получилась очень насыщенной, на пределе объема восприятия для слушателей, но аудитория была очень живой и активно взаимодействовала с лекторами как в процессе докладов, так и в перерывах между ними [1].

Один из организаторов Школы, заведующий Лабораторией сверхпроводимости Института физики твердого тела (ИФТТ), Валерий Рязанов рассказал «Полит.ру» о том, что идея школы появилась во время проведения научной конференции в области низкотемпературной нанофизики, которую организовывал сам Валерий и Михаил Фейгельман, зам. директора Института теоретической физики им. Л.Д. Ландау (ИТФ) по научной работе. Всякая идея «наказуема» – вместе они и стали организаторами Летней школы.

Он также сообщил о том, как проходил отбор. «Когда мы объявили о Школе, и как обычно приближался дедлайн, были опасения, что реального конкурса не получится, будет меньше одного человека на место. Но в последнюю неделю конкурс неожиданно возник [стал сумасшедшим], было подано аж 120 заявок» (а всего нужно было набрать 60 человек). Участников Летней школе отбирали, анализируя, насколько тематика их исследований и публикаций связаны с нанофизикой, хотя были и исключения. «Когда мы видели, что человек активный и интересуется темой, то, несмотря на то, что у него не было публикаций именно в этой области, мы ему тоже давали добро». Он отметил, что помимо тех 60 человек, которых финансировала «Династия», в Летней школе приняли участие около 20 молодых ученых, работающих в Черноголовке, в ИФТТ и ИТФ им. Ландау.

День первый (20 августа 2007 г.)

Приехав на первый день Школы, я побывала на одной из лекций. На экране друг за другом следовали слайды на английском языке. Лектор, слава Богу, говорил по-русски, но все равно мне было не всё понятно. Звучали слова «сильно-коррелированные двумерные электроны», «эффект Холла» и пр. Лекция закончилась, оставалось время на вопросы. Один из слушателей встал и обратился к преподавателю с вопросом по поводу одного из графиков на слайдах, тот задумался. Потом дал свой ответ, но молодого ученого он не удовлетворил. Он пояснил, что он имеет в виду. Кончилось всё тем, что преподаватель и студент так и не нашли общего языка. Мэтр обещал вернуться к вопросу позже, а мне удалось впоследствии пообщаться с питерцем Андреем Грешновым, автором каверзного вопроса.

Стоит отметить, что для преподавания в летней школе собрались ведущие специалисты в физике твердого тела и низкотемпературной физике твердого тела, как работающие в России, так и специально приехавшие из университетов США, Германии, Италии и Израиля (резюме и фотографии преподавателей). Летним вечером в ожидании приезда Дмитрия Зимина и предстоящего праздника по случаю открытия Школы, на улице собрались организатор Школы, проф. Михаил Фейгельман (ИТФ им. Ландау) и несколько преподавателей: проф. Михаил Гершензон (Университет Ратгерс, США), проф. Александр Мирлин (Институт нанотехнологий Исследовательского Центра Карлсруэ и Институт теории конденсированного состояния Университета Карлсруэ, а также Петербургский институт ядерной физики) и Юрий Махлин (ИТФ им. Ландау).

Михаил Фейгельман, в частности, отметил, что «Наука развивается быстрее, чем меняются регулярные курсы университетов и технических вузов, и такие мероприятия как Летняя школа позволяют знакомить молодых ученых с тем, что возникло на переднем крае науки за последние 10 лет в изложении тех, кто это "сам придумал"».  

М. Гершензон, в свою очередь, подчеркнул, что данная область науки развивается крайне интенсивно, учебников нет и даже в обзорных статьях – не все можно прочесть, поэтому молодому специалисту очень трудно выйти на уровень всех накопленных на данный момент знаний, если он не общается с людьми, активно работающих в данной области физики.

«То, о чем будут рассказывать профессора, это передний класс науки, прямо из лабораторий?», – спросила я А. Мирлина.

«Здесь важно правильно построить педагогический мостик, от того, что они вроде бы должны знать, к тому, чего мы еще сами не совсем понимаем, – засмеялся Мирлин. – В этом есть педагогическая сложность, и мы в меру наших сил и возможностей пытаемся эту трудную задачу решить. Потому что ребята, по-видимому, разновозрастные и подготовка у них тоже разная. Чтобы всем не было безумно скучно, нужно начинать с простых вещей, а дальше, делая логические переходы, доходить до самых интересных проблем, которые интересны в науке, а не в учебниках. В этом вся сложность».

Спросила у А. Мирлина, как он, работая в Германии, относится к тому, что в России нанотехнологии стали национальным приоритетом, почти как олимпиада. Он опять смеется: «Опасная тема – национальный проект. Я работаю в Карлсруэ, в Институте нанотехнологий, который был создан девять лет назад, институте передовом во всех отношениях, и тематика наноструктур – на подъеме во всех мире».

По его словам, в Германии теме нанотехнологий уделяется не менее серьезное внимание, чем в России, правда, этот интерес выражен несколько по-другому. «В России вся эта тематика почему то безумно политизирована и это немножко странно, кроме того, пока не очень понятно, куда пойдут деньги. Из того, что говорится непонятно, пойдут ли они на поддержку науки. Часто подчеркивается, что эти средства выделены не на поддержку фундаментальной науки, а на поддержку технологий. Мне это, честно говоря, не очень нравится. Противопоставлять науку и технологии – это неправильно. Вряд ли разумно говорить, что фундаментальная наука нам не очень нужна, а нужно только то, что приносит деньги. Поэтому сейчас трудно судить о том, что будет. Если наука получит больше денег, результат может оказаться хорошим, а если деньги пойдут не на исследования, то результата может и не быть».

Пока мы общались, приехал основатель Фонда «Династия» Дмитрий Зимин и все отправились на фуршет, по случаю открытия Летней школы. Зам. исп. директора Фонда Роза Хацкелевич выступила с короткой речью, в которой отметила, что «мы отмечаем начало тяжелой работы, которая одновременно и прекрасна». Она пожелала слушателям, чтобы им было интересно то, о чем им рассказывают, а преподавателям, чтобы им было интересно работать со своими студентами. По её словам, поддержка летней школы – это один из проектов в большой программе Фонда по поддержке науки и образования. Одним из направлений работы «Династии» является системная работа с мотивированными людьми, начиная от школьников и кончая докторами наук. «То, что вы подавали заявки на конкурс, захотели сюда приехать, для нас очень отрадно и именно такие вещи нам нравится поддерживать», – сказала она в завершение.

Затем слово было предоставлено Д. Зимину, и было видно, что официальной речи он не подготовил. Он признался, что ему, как и любому нормальному человеку дарить подарки порою не менее приятно, чем их получать, и школа – его подарок собравшимся в Черноголовке молодым ученым. Затронув столь беспокоящую его тему нравственности в науке и бизнесе, он выразил надежду, что наука, помимо развития ума, поощряет и совершенствование души. Он отметил, что одной из задач Фонда «Династия» является «содействие созданию бесконечно тонкого слоя бесконечно важных для России людей», представляющих элиту страны. Процитировав известную фразу Блеза Паскаля о том, что «достаточно будет уехать 300 (а в другой формулировке 80) интеллектуалам – и Франция превратится в страну идиотов», он задал риторический вопрос «Из России уже уехали сотни тысяч интеллектуалов, стала ли Россия страной идиотов?» и выразил надежду, что нет.

В качестве тоста он произнес такие строки Евгения Евтушенко:

Дай бог всего, всего, всего
и сразу всем — чтоб не обидно...
Дай бог всего, но лишь того,
за что потом не станет стыдно.

После фуршета по поводу открытия Летней школы её участники отправились на прогулку по Черноголовке, и мне удалось побеседовать как со слушателями, так и с преподавателями.

* * *

Комментарии слушателей

Павел Алексеев, Михаил Глазов, Андрей Грешнов и Евгений Собко – аспиранты и сотрудники Физико-технического института им. А.Ф.Иоффе (Санкт-Петербург), стипендиаты Фонда «Династия» 2005-2007 гг., рассказали, что занимаются теоретической физикой и их интересы не ограничиваются исключительно нанотехнологиями. Они подчеркнули, что Школа «Династии» посвящена вовсе не нанотехнологиям, а фундаментальной физике, происходящей в наноструктурах при низких температурах. На Летних школах «Династии» они ранее не были, но подобная форма научного общения им не в новинку. Институт Иоффе регулярно проводит Зимние школы по физике полупроводников, и «эта традиция длится уже многие годы».

Мое внимание к этой группе молодых ребят было привлечено их активностью и нескрываемым интересом к материалу лекций. Я спросила у Андрея, не является ли ситуация, когда вопросы учеников ставят специалистов-физиков в тупик, неким исключительным событием.

По мнению А. Грешнова, это нормальная ситуация: «это ведь не обычная школа, когда учитель объясняет какие-то совсем базовые вещи. Все, что рассказывается здесь – близко к переднему классу науки, практически им является, и поэтому ясно, что можно задать вопрос, на который невозможно ответить в два слова, и хотя это может быть интерпретировано как “лектор попал впросак”, на самом деле это совсем не так». Стоявшие рядом друзья Андрея, указывая на него, весело заметили, что «этот молодой человек – большой специалист в том самом вопросе, поэтому и вышло, что они не сразу договорились».

Спросила у молодых ученых, привлекают ли их к государственной программе по нанотехнологиям. По мнению А. Грешнова, «пока ему кажется, что это в основном слова», и он испытывает некоторый скептицизм к конкретной программе. Он отметил, что «физика наноразмерных полупроводниковых систем уже много лет является одной из ведущих областей науки и в этом смысле наша работа давно уже связана с нанотехнологиями». Андрей подчеркнул, что «получить какие-то деньги под физику низкоразмерных структур было не очень сложно и до этого, а что будет дальше – посмотрим».

Михаил Глазов, в свою очередь, заметил, что «большинство работ по физике твердого тела за последние двадцать лет так или иначе связаны с наноструктурами. Так что нынешний интерес к нано- является закономерным фактом, данью того, что уже существует. Эта констатация реальности».

Собираются ли ребята поехать работать за границу? Молодые ученые ответили, что «фундаментальная наука – вещь интернациональная», что они и так довольно часто ездят в другие страны, работают в научных группах западных университетов, занимающихся исследованиями по близким тематикам. «Мы сотрудничаем с зарубежными коллегам-экспериментаторам, чтобы понять, как их исследования можно сопоставить с нашими теоретическими результатами». Кроме того, ребята постоянно ездят на международные конференции, где рассказывают о своей работе.

У каждого из моих собеседников уже есть статьи в западных реферируемых журналах. Спросила: «Сколько?». Один из ребят шутливо ответил, что «в среде физиков не принято считать число статей».

«Здесь вопрос не количества, а качества», – заметил другой. По его мнению, западный журнал или российский – не так важно. «Как известно, хорошие работы будут процитированы, даже если они будут опубликованы в российских журналах. Тому есть много примеров». Андрей Грешнов, в свою очередь, выразил мнение, что в западном журнале у статьи на английском будет больше читателей-профессионалов, занимающихся сходной тематикой, чем у той же статьи на русском.

Были ли у ребят проблемы с рецензированием их статей? «Если и были, то они никак не связаны с тем, что мы из России», – отвечает один. «Раз на раз не приходится, – замечает другой. – Зависит от конкретного материала. Как повезет. Рецензируют тоже люди». «Как правило, отбор более жесткий, и если угодно более грубый», – вторит третий.

«В России есть такая практика, что статьи принимаются почти без рецензирования, если они от известных групп или когда институт создает свой журнал. Но, с другой стороны, это не означает, что ошибочную работу легко опубликовать в российском журнале, потому что такие работы обычно отсекаются редколлегиями журналов», – считают ребята.

По мнению молодых ученых, самая провальная вещь в российской физике – это экспериментальная часть. «Потому что экспериментальной базы просто нет. Она настолько устарела!»

Я изумляюсь: «Даже в вашем институте?» После моей реплики ребята начинают смеяться. «Хороший вопрос!». Андрей Грешнов и его друзья терпеливо поясняют, что в их институте «относительно хорошая технологическая база и есть несколько нормальных экспериментальных установок», но «в общем и целом, все находится на уровне 1970-1980-х гг., потому что денег на покупку оборудования российским экспериментаторам никто не дает».

«А гранты РФФИ?» – интересуюсь я.

«Это очень маленькие гранты, на них стоящие вещи не купишь, – говорят ребята. – На деньги с одного гранта, скажем, 500 тыс. или 1 млн. рублей, можно купить только какое-то совершенно примитивное экспериментальное оборудование. Современная экспериментальная установка стоит миллион долларов. Нелишне сравнить эту сумму с бюджетными зарплатами российских научных работников. В частности, полная ставка старшего лаборанта-исследователя РАН (т.е. молодого специалиста-физика, 25 лет) составляет после удвоения, проведенного в начале 2007 г., 3200 рублей». При этом моим собеседникам заниматься наукой в России все же несколько проще, они – теоретики, а экспериментаторам, занимающимся фундаментальной физикой, приходится гораздо сложнее. Нищенская бюджетная зарплата и элементарное отсутствие современного экспериментального оборудования в российских научных институтах, по-прежнему, заставляют квалифицированных физиков, в особенности экспериментаторов, уезжать работать за границу.

* * *

Комментарий одного из профессоров

В заключение этого долгого дня мне также удалось побеседовать с одним из преподавателей Летней школы – Алексеем Устиновым, профессором Университета Эрланген (Германия), который впоследствии принял приглашение занять место заведующего кафедрой экспериментальной физики Физического института Университета Карлсруэ.

Какой вам видится эта школа?

Одна из целей школы – помочь тем людям, которым эта область науки интересна, найти в ней дорогу. Без суеты и показухи рассказать о своих результатах, поговорить о физике на хорошем языке.

Вы могли бы прокомментировать, что в России происходит вокруг нанотехнологий?

Очень хорошее дело, что выделяются деньги на науку, и я надеюсь, что из тех денег, которые были выделены, существенная часть достанется ученым, хотя механизм распределения этих денег пока не понятен. На мой взгляд, нужно создавать независимое, желательно даже анонимное реферирование, т.е. такое, где податель проекта не знает явным образом имени рецензента. И очень важно начать этот процесс так, чтобы изначально были избраны наиболее перспективные направления в нанофизике, нанобиологии, нанохимии и т.д., т.е. в том, что имеет отношение к малым размерам.

Слово «нанотехнологии» стало модным и в Америке, и в Европе, под него чаще всего успешно получают деньги политики от науки. И, к сожалению, не всегда эти деньги тратятся должным образом.

Почему нанотехнологии вызвали такой интерес у политиков у власти? Разве в науке, в физике нет других интересных областей?

В этой области происходит очень много неожиданных открытий и интересных находок, которые можно впоследствии использовать в обычной жизни. Но мне кажется, что потенциал нанотехнологий для реальных приложений, для рынка несколько преувеличен, скорее даже сильно преувеличен. Из 200 тем, которые мы возьмем по нанотехнологиям, наверняка выстрелят лишь 5–7. Какие 7 из 200 – сказать трудно, поэтому сейчас надо вкладывать деньги именно в фундаментальные исследования, не требуя сразу какого-то практического выхода. Этот выход будет скорее исключением, чем правилом, потому что все это направление требует широкомасштабных фундаментальных исследований.

В Германии противопоставляют фундаментальное и прикладное? Бывает ли что приходит какой-нибудь богач и говорит: «Срочно внедрите мне то-то»?

Бывает. Мою группу финансировали и частные фирмы, но в основном финансирует Немецкое научное общество, у которого существует очень справедливая система распределения грантов, основанная на анонимной экспертизе рецензентов, имена которых мне неизвестны, известно лишь, что они являются специалистами в данной области. Они рассматривают мою заявку, и я получаю грант, если они одобряют предложенную мной идею и программу исследований. Но это не единственная возможность. Можно найти и частный капитал. Чаще всего не немецкий, а американский.

В Германии существует программа, которую сейчас финансирует Министерство образования и науки, выделяющее деньги на паях с фирмами. Это похоже на то, что сейчас зарождается в России, т.е. выделяется определенная сумма под инвестиции в нанотехнологии, и ищется дополнительное финансирование от инвесторов, готовых вкладывать 50% в инновации, связанные с какими-то прикладными направлениями. Эта система работает, и ей пользуется и «Сименс», и «Бош», и огромное число маленьких фирм, возникающих на основе какой-то идеи. Конкретная тема либо умирает через несколько лет, либо выстреливает и окупает себя. Государство финансирует как малые фирмы, так и сотрудничество университетов с этими фирмами.

Тем же, кто собирается руководить нанотехнологиями, я бы посоветовал собрать вокруг себя тех, кто способен заниматься наукой на очень высоком уровне. Такие люди очень полезны. У нас в Черноголовке Ю.А. Осипьян, в свое время создавший Институт физики твердого тела РАН, является примером такого человека. Он собирал людей поштучно, искал ведущих экспертов, каждого в своей области, и собрал великолепную команду.

Как вы относитесь к утечке мозгов, есть ли такая проблема?

Я не думаю, что то, что происходит сейчас – это утечка. «Утечка мозгов» была в самом начале, когда уровень здесь и средний уровень физики там были несопоставимы и люди, получившие образование здесь, уезжали. Сейчас же количество позиций, которые востребованы там, уже не бесконечно. Старшее поколение, уехавшее за границу 10-15 лет назад, еще не вышло на пенсию, а за ним идет и другое поколение, поэтому вакантных позиций не так уж много.

На мой взгляд, одна из главных проблем восприятия советской науки в обществе состояла в том, что уровень научных исследований был настолько высок, что люди не пытались рассказывать о том, что они делают. Они считали, что кому нужно, тот поймет, а кто не поймет, тому и не нужно. В современных условиях это немыслимо.

Ученым стоит рассказывать о своей работе экспертам или не экспертам, а просто людям, интересующимся наукой?

Всем. Конечно, мы работаем в областях, которые достаточно глубоки, и неспециалист может попытаться понять что-то, но затем теряет нить понимания. Но все равно рассказывать надо и экспертам, и обществу, для того, чтобы общество, которое из денег налогоплательщиков платит ученым зарплату, знало то, что происходит, хотя бы на научно-популярном уровне. Умение рассказывать о своем исследовании – очень важно. Особенно для грантов. Человек, который хочет получить гранты, и умеющий говорить о своем исследовании понятно, заведомо находится в более выгодных условиях, при равном научном потенциале. Современному ученому умение рассказывать о своей работе – совершенно необходимо.

* * *

По окончании Летней школы организаторы обратились к слушателям поделиться своими впечатлениями. Студент Физтеха Андрей Семенов описал свои чувства после Школы не словами, а формулой: τφ --> ∞ при Т --> 0. Словесное описание этой формулы удалось получить не сразу. Так, Андрей Грешнов мне ответил, что не знает, что имелось ввиду, а Валерий Рязанов предположил, что эта формула имеет отношение к одной из проблем, которая обсуждалась во время Школы – проблеме электронного дефазинга, т.е. сбоя фазы, в сильно коррелированных электронных системах, где τφ – это время сбоя фазы. Мол, состав лекторов был таким сильным, а тематика сложной, что слушатель хотел в такой научно-юмористической форме показать, что в ходе лекций о низких температурах время «сбоя фазы» в голове у человека стремилось к бесконечности (презентации и учебные материалы лекторов).

В свою очередь, Мария Медведева, студентка Физтеха, отметила, что одной из лучшей черт Школы было то, что в составе преподавателей были как экспериментаторы, так и теоретики: «Благодаря экспериментальным лекциям, теории, которые мы изучали, «ожили» и статьи экспериментаторов из журналов больше не будут казаться «зоологией». Все собралось в единую картинку — слабые карандашные контуры; теперь можно её раскрашивать и дорисовывать».

Фотографии Летней школы (на лекции, общее фото участников) с сайта Фонда "Династия".

Примечания и полезные ссылки:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.