"Полит.ру" публикует эссе Р.М. Фрумкиной, посвященное памяти Ю.А. Шрейдера, опубликованное в газете ученых и научных журналистов "Троицкий вариант".
В августе этого года исполнится десять лет со дня смерти моего близкого друга, известного ученого и автора религиозных сочинений Юлия Анатольевича Шрейдера (1927 – 1998). Мы были тесно дружны много лет, а сорок лет назад, когда я тяжко болела, он настойчиво уговаривал меня принять католичество. Я же была и осталась внерелигиозным человеком.
Другой наш современник Ю.М. Лотман (1922 – 1993), ушедший от нас столь же безвременно, в частном письме своему другу написал следующее: «Я неверующий. Но чем дольше я живу, тем яснее делается моему уму и чувству, что я не один. Чувство соприсутствия у меня бывает совершенно физическое. Вот вчера я сидел в темном купе (все спали) и чувствовал физическую слитность со снеговой равниной, бегущей за окнами. Все равно – пыль ли я атомная и материальная или сгусток информации, включенный в неведомую мне игру мировых структур, или же, наконец, бессмертная душа в руках Отца, или просто щепка, брошенная в весенний ручей, – я все равно не один. И, идя наперекор рутине мира и подчиняясь ей, я включен в нечто, к чему я испытываю доверие. И не боюсь не только смерти, но и жизни» [1]. Шрейдер был верующим человеком, а к остальным словам Лотмана он бы, я думаю, присоединился.
В 1999 году в журнале «Человек» была опубликована моя статья памяти Ю.А. Шрейдера «Вечнозеленое дерево теории» [2], предисловие к которой и публикуется ниже.
* * *
Афоризм об идеях, обитающих в людях, принадлежит Иосифу Бродскому. Люди уходят, идеи остаются и продолжают жить своей жизнью. И чем плодотворнее идеи, чем они насущнее для своего времени, тем вероятнее, что уже младшие современники не вспомнят, в ком эти идеи первоначально «обитали».
Кстати, не стоит думать, что в качестве транслятора идей ученый заслуживает меньшей благодарности потомков, чем в качестве генератора. И не только потому, что не все новые идеи заведомо плодотворны – это решает будущее, и нередко весьма отдаленное. Но поскольку как социальный институт наука основана на принципе преемственности, даже «безумные» идеи не возникают ниоткуда, у них есть подпочва. В силу этого ученый-генератор идей все равно выполняет (не обязательно намеренно) также и задачи транслятора, хотя последующим поколениям эта его роль может представляться вторичной.
Впрочем, не следует преуменьшать и заслуг того, чья миссия преимущественно состояла в трансляции идей. Неверно уподоблять такого ученого копиисту чужих полотен или даже их реставратору. Он – тоже творец, поскольку транслирует не любые идеи, а только те, что с его личной позиции видятся как актуальные в данный момент и многообещающие в перспективе.
Но, как бы то ни было, Ю.А. Шрейдер относился к редкому типу исследователей, которые гармонично соединяли в себе качества и генератора, и транслятора научных идей и теорий. Именно поэтому он умел трезво и нелицеприятно оценивать чужие заблуждения и при этом избегать утомительной полемики. А удачи собратьев по мысли в его статьях и докладах высвечивались как-то особенно ярко и представали в самом выгодном ракурсе, часто совершенно неожиданном для самих авторов.
О широте и разнообразии интересов Шрейдера говорилось и писалось сравнительно часто. Но подлинная, нетривиальная суть его универсализма в ином: в любом материале – будь то естественный язык, информационные потоки, взаимодействие в коллективах, математические структуры и отношения, философские контроверзы, история литературы, Ю.А. умел обнаруживать неочевидные аспекты и выстраивать неожиданные, но глубинно важные связи и аналогии. Поэтому его работы всегда оказывались новаторскими: он мог увидеть общее в том, что другим казалось несопоставимым, подобрать ключ к наглухо закрытым воротам, найти тропинку там, где иные бы и искать не стали, и провести по ней всех, кто пожелал разделить с ним этот путь. Не потому ли для Шрейдера наука как способ жить была похожа на рог изобилия, из которого сыплются чудеса озарений, догадок и открытий? Во всяком случае, здесь я вижу одну из причин того, что его тексты были так безусловно заразительны.
Для научного стиля Ю.А. характерны работы с «открытым финалом». Странно было бы прочитать очередной его текст и, еще раз восхитившись или удивившись, просто принять сказанное к сведению. Напротив, мне (как и многим) после такого чтения обычно хотелось немедленно сесть за стол и применить прочитанное к своему собственному материалу – иногда соглашаясь, иногда возражая, но, неизменно стремясь сделать следующий шаг. (…)
Примечания:
1. Лотман Ю.М. Письма. М., 1997. С.641.
2. См. статью Р.М. Фрумкиной на сайте Vivos Voco <http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/MEN/FRUM_SHR.HTM>
