23 февраля страна отмечает День защитника Отечества. Этот праздник унаследован новой Россией от СССР. Тогда он назывался днем Красной Армии (затем - Советской Армии). Отношение у этой дате в обществе не установилось – от отрицания праздника как такового, через мужской аналог 8 марта до чествования армии современной. Несмотря на обоснованные сомнения в привязке именно к этой дате и вне зависимости от общественных позиций, мы не можем не чествовать армию, победившую в Великой Отечественной войне. “Полит.ру” публикует два текста создателя Красной Армии Льва Троцкого (1879 - 1940). Документы приводятся по первой части 17 тома Собрания сочинений Л.Д. Троцкого, достаточно аккуратно воспроизведенному в одной из Интернет-библиотек, с примечаниями редакторов издания.
Первый документ – речь на заседании ВЦИК 22 апреля 1918 г., отражающая представления о принципах создания и функционирования новой армии через месяц после назначения (17 марта) на пост председателя Высшего Военного Совета (впоследствии - Реввоенсовета), объединившего работу по организации армии. Второй – статья, посвященная одному из самых острых предметов разногласий в строительстве красной Армии в первые годы ее существования – привлечению “военспецов”. Вопреки надежде автора, что он обращается к этой теме в последний раз, позицию необходимости привлечения старых офицеров приходилось отстаивать еще многократно. Сформировалась даже так называемая “военная оппозиция” (И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов и др.), пытавшаяся наиболее жестко противостоять линии на привлечение военспецов. Резолюция VIII съезда РКП (б) (1919) положила конец открытому сопротивлению, но не прекратила скрытого саботажа, оттеснения и уничтожения царских офицеров.
Речь на заседании ВЦИК 22 апреля 1918 г.
Товарищи, переломный характер эпохи, в которую мы живем, особенно остро и болезненно отразился на внутренней жизни армии, которая представляет собою колоссальную организацию, могущественную по количеству захваченных ею лиц и материальных средств и в то же время в высшей степени чуткую по отношению к тем историческим толчкам, которые составляют самую природу революции.
Старое военное министерство после Октябрьского переворота было формально переименовано в Народный Комиссариат по военным делам. Но этот Комиссариат фактически опирался, и не мог не опираться, на тот военный организм, который был получен по наследству от предшествовавшей эпохи. Армия, проведшая три года в окопах, получила уже до революции в боях при царизме, а затем во внутренней несостоятельности режима первой эпохи революции и, наконец, в наступлении 18 июня - ряд жестоких ударов изнутри и извне, которые неизбежно должны были привести ее в состояние полного разложения. Народный Комиссариат по военным делам опирался на эту огромную организацию, на ее человеческий состав и на ее материальный аппарат и в то же время, в предвидении ее неизбежного крушения, приступил к созданию новой армии, которая должна была, в большей или меньшей степени, в этот переходный период отражать структуру советского режима, ему соответствовать. В рамках Народного Комиссариата по военным делам, в одном из его углов, была создана Всероссийская Коллегия по организации рабочей и крестьянской Красной Армии*187. В настоящее время эта коллегия фактически превратилась в Народный Комиссариат по военным делам. Ибо старая армия, которая в октябре, в ноябре и декабре 1917 года существовала еще, по крайней мере, материально, как тело, хотя она давно уже перестала существовать, как дух, - эта армия, в конце концов, путем крайне болезненных процессов сошла со сцены. Таким образом, задача Военного Комиссариата в настоящее время состоит в том, чтобы огромный военный аппарат прошлого, дезорганизованный, расстроенный, но могущественный по количеству ценностей, которые он обнимает, - учесть, организовать и приспособить к той армии, которую мы сейчас хотим формировать.
Сейчас мы на верхушке организации сливаем отделы Всероссийской Коллегии по организации рабочей и крестьянской армии с соответственными отделами Военного Комиссариата, которые еще отражают ныне уже не существующую прежнюю армию. Но эта работа касается только самой верхушки организации. Далее, если мы останемся в поле военно-административного аппарата, то должны будем констатировать, что на местах произошла не менее радикальная ломка. Заменив старую организацию власти, в том числе и военное управление, советской организацией, мы в первый период оказались на местах без органов военного управления.
Местные советы выполняли кое-как и эту работу при помощи своего обще-советского аппарата. Под воздействием росших потребностей, из них стали затем выделяться военные отделы, далеко, впрочем, не везде и не всюду.
Мы уже провели через Совет Народных Комиссаров положение о местном военном управлении в волостях, уездах, губерниях и округах*188. Везде мы установили единообразный тип советского военно-административного учреждения, который мы назвали "комиссариатом по военным делам" и который строится нами так, как вообще мы строим в настоящее время правящие и руководящие коллегии во всех отраслях военного дела. Это трехчленные коллегии, в состав которых входит один военный специалист с теми знаниями и размахом, которые отвечают объему его деятельности; с ним вместе в той же коллегии работают два комиссара по военным делам.
В вопросах чисто военных, оперативных, тем более в вопросах чисто боевого характера, военные специалисты во всех учреждениях имеют решающее слово. Разумеется, этого типа организация не является идеальной. И она тоже выросла из переломного характера эпохи.
Новый класс встал у власти - класс, у которого есть свои тяжелые счеты с прошлым. Это прошлое, в лице ныне отсутствующей армии, завещало ему известный материальный капитал: пушки, винтовки, всякие боевые запасы и известный умственный капитал: накопленную сумму знаний, боевой опыт, административные навыки и т. д., все то, что находилось в распоряжении специалистов военного дела - бывших генералов, полковников старой армии, то, чего не оказалось в руках нового революционного класса. В тот период, когда этот новый революционный класс боролся за власть и встречал на своем пути сопротивление, он это сопротивление механически разрушал; и он был прав постольку, поскольку вообще рабочий класс имеет право на государственную власть. А отрицать за рабочим классом право на разрушение враждебной классовой организации могут только те, которые отрицают за пролетариатом право на государственную власть.
Тот класс, который говорит себе, что он историей призван взять руководство всей государственной общественной и экономической, а, стало быть, и военной жизнью страны в свои руки, тот класс, который считает, что, сделавши это, он, в последнем счете, после того, как преодолеет все затруднения и препятствия, в том числе и свою собственную техническую неподготовленность, сторицей воздаст своему обществу, народу, нации за все то, что он временно отнимает путем ударов против своих жестоких классовых врагов, - этот класс имеет право на власть, и он имеет право разрушать все то, что стоит на его пути. Это для нас, для революционных социалистов, является незыблемой истиной.
Однако преодоление сопротивления буржуазии есть для пролетариата только первая половина его основной задачи - овладения политической властью.
Работа пролетариата по непосредственному разрушению гнезд и очагов контрреволюции и тех аппаратов, которые, в силу своей природы или исторической инерции, сопротивлялись пролетарской революции, будет оправдана лишь в том случае, если рабочий класс и связанная с ним крестьянская беднота, взявши в свои руки власть, смогут и сумеют привлечь к себе на службу и материальные ценности прошлой эпохи, и все то, что, в духовном смысле, представляет известную ценность, известную частицу накопленного национального капитала.
Рабочий класс и трудящиеся массы крестьянства не выдвинули и не могли сразу выдвинуть из своей среды новых полководцев, новых технических руководителей, - и все это было предвидено всеми теоретиками научного социализма. Пролетариат вынужден взять себе на службу тех, которые служили другим классам. Это относится целиком и к военным специалистам.
Чтобы дважды не возвращаться к этому вопросу, я здесь же скажу, что, разумеется, было бы гораздо более здоровым, целесообразным и экономичным, в смысле расходования человеческой энергии, если бы мы могли иметь сейчас такой командный состав, который отвечал бы природе тех классов, которые взяли в свои руки власть и не собираются этой власти никому отдавать. Да, это было бы гораздо более желательным. Но этого нет! Наиболее дальнозоркие, проницательные или просто обладающие известным историческим опытом представители командного состава старого режима так же, как и мы, отдают себе ясный отчет в том, что структура командного состава не может быть сейчас построена по типу единоначалия, что мы вынуждены раздваивать авторитет военного руководителя, передавая чисто военные, оперативные, боевые функции тому, кто этому учился, кто это лучше знает и кто должен, стало быть, за это нести всю ответственность; передавая, с другой стороны, работу идейно-политического формирования тому, кто по своей психологии, по своему сознанию и происхождению связан с новым классом, стоящим у власти. Отсюда эта двойственность командного аппарата, который состоит из военных специалистов и политических комиссаров, при чем, как вы уже знаете, последние имеют строжайшее предписание не вмешиваться в оперативные распоряжения, не задерживать и не отменять их. Комиссар своей подписью только ручается перед солдатскими и рабочими массами в том, что данный приказ продиктован военным замыслом, а не контрреволюционным подвохом. Это все, что говорит комиссар, подписываясь под тем или иным оперативным приказом*184. Ответственность за целесообразность приказа целиком падает на военного руководителя.
Повторяю, этот институт признается правильным наиболее проницательными из среды самих военных руководителей. Они понимают, что в ту эпоху, в которой мы живем сегодня, сейчас, другим путем, другими методами строить военную организацию нельзя. В своей области военные руководители имеют весь необходимый простор, поскольку они добросовестно будут выполнять и выполняют свои обязанности. А мы работаем лишь с такими военными специалистами (я могу это констатировать), которые ясно представляют себе, что, независимо от их политических суждений и убеждений, если они сегодня хотят приложить руки к созданию вооруженной силы, они могут это сделать только через посредство аппарата Советской власти, ибо в тех пределах, в которых формирующаяся армия будет соответствовать природе классов, которые стоят теперь у власти, эта армия не станет новым элементом дезорганизации разложения, а представит собою боевой орган этих новых правящих классов.
Независимо от своих общих политических воззрений, серьезные военные специалисты понимают, что армия должна соответствовать режиму данной исторической эпохи. Между режимом эпохи и характером армии не может быть противоречия. Никто из нас не станет, разумеется, утверждать, будто формирующаяся сейчас Красная рабоче-крестьянская Армия является последним словом советской армии, в смысле принципов, лежащих в ее основе. Мы положили в основу формирования этой армии принцип добровольчества. Но это не тот принцип, который отвечает характеру рабочей демократии. Это временный компромисс, вытекающий из трагических условий всей материальной и духовной обстановки последнего периода.
Для того, чтобы создать армию, основанную на принципе обязательности для каждого гражданина отстаивать ту страну, которая проводит честную политику, которая не хочет насилия, а желает лишь защитить и утвердить себя, как государство трудящихся масс, - для того, чтобы подобную армию, соответствующую советскому режиму, создать, - для этого нужны основные и многочисленные условия, которые должны еще быть созданы во всех остальных областях общественной, экономической и государственной жизни. Необходимо поднять производительные силы страны, восстановить и развить транспорт, наладить продовольствие, поднять промышленность, установить в стране твердый деловой порядок, - порядок трудящихся масс. Это и есть та задача воспитания и самовоспитания, организации и самоорганизации, которая ребром стоит перед властвующими теперь классами.
Они ее разрешат, товарищи! В этом мы, с огромным большинством из вас, глубоко убеждены. В конечном итоге они эту задачу разрешат! Но лишь в меру того, как эту задачу властвующие теперь классы будут разрешать, они сумеют создать и армию, вполне отвечающую их природе, - армию могущественную, поскольку могущественно будет новое коммунистическое хозяйство.
Сейчас же из добровольцев рабочих и крестьян мы создаем только вспомогательный орган, который должен до создания подлинной армии социалистической республики выполнять элементарнейшие функции обороны внешней и внутренней, - слабый орган, - это знаете вы, как и я, знают это и наши враги. Это орган слабый не по отношению к нашим внутренним классовым врагам, которые жалки, безыдейны, бездарны и бессильны, которые не опасны, которых разбивали везде и всюду импровизированные отряды рабочих и матросов без военных руководителей, - нет, если эта армия слишком слаба, то лишь по отношению к могущественным внешним врагам, которые пользуются огромной централизованной машиной для массовых убийств и истреблений. Против них нам необходима другая армия, - армия не импровизированная, армия, созданная не для переходного момента, армия, построенная, насколько это возможно при данном состоянии страны, на принципах военного искусства и, стало быть, при посредстве специалистов. Те самые отряды, которые состояли из героических рабочих и находились под командой импровизированных полководцев, которые совершали геройские подвиги в борьбе против калединских, корниловских, дутовских и иных банд, - эти отряды сами на опыте убедились, что их принцип организации несостоятелен перед сколько-нибудь организованной военной силой, построенной на принципах военного искусства. Это ныне прекрасно понимает каждый сознательный рабочий, и в этом понимании сознательных рабочих, революционных крестьян и красноармейцев мы почерпаем психологическую опору для того, чтобы приступить к созданию армии, в которую мы вовлекаем также и все то, что есть жизнеспособного в составе старого командного состава, ибо и тут имеются элементы, которые идут на эту работу заодно с нами. И это отнюдь не худшие элементы, как поймете и вы все, это - те, которые не считают возможным предательски выжидать, пока нынешний режим падет, на что, разумеется, известная часть имущих классов и широкая часть интеллигенции рассчитывает. Да, они не считают возможным предательски выжидать этого, сидя по всем своим саботажническим щелям. Это те элементы, которые говорят, что они далеко не согласны с политикой, проводимой теперь, но они считают обязательным для себя, как для солдат, прилагать свои силы к формированию армии, которая не может не отвечать духу советского режима.
Для того, чтобы перейти от режима добровольческого к режиму обязательному, милиционному, т.-е. к обязательной воинской повинности, сведенной к необходимому минимуму, для этого нужен военно-административный аппарат, аппарат учета наличного состава сил, которые должны быть подведены под состояние военнообязанных. Такого аппарата у нас еще нет. Старый аппарат разрушен вместе со всеми аппаратами бюрократии, новый создается только теперь, в виде волостных, уездных, губернских и окружных военных комиссариатов, которые формируются соответственными советами на местах и включают, как сказано, в свой состав трехчленную коллегию - из одного военного руководителя и двух комиссаров. Они должны держать на учете все население соответственного возраста, они призваны быть тем аппаратом, который будет военнообязанное население подвергать необходимому учету, призывать, формировать, мобилизовать; наконец, они же, - эти местные комиссариаты, - будут непосредственно распоряжаться силами местного назначения, т.-е. за вычетом полевых сил, которые будут состоять в непосредственном распоряжении центральной военной власти.
Декрет о местном военном управлении утвержден Советом Народных Комиссаров и в настоящее время проводится в жизнь. Это есть необходимая предпосылка какой бы то ни было организационной планомерной работы по формированию армии.
Далее, задача состоит в том, чтобы не только извлекать командный состав из старого командного корпуса, но и сейчас, немедленно, теперь же, формировать новый командный состав из тех элементов, которые выходят из классов, стоящих в настоящее время у власти - из рабочих, матросов, солдат, имеющих известный минимум общеобразовательной подготовки и уже обнаруживших боевой темперамент, свои боевые способности и на фронте против немцев, и в гражданской войне. Необходимо, чтобы они получили возможность пройти нужную военную подготовку.
В военных школах республики сейчас их еще очень мало - пока только около 2.000 такого рода новых завтрашних командиров проходят элементы военной науки. Мы постараемся увеличить их число.
Для перехода к милиционной системе, к системе обязательной воинской повинности, нам необходимо сейчас же, до того, как весь аппарат страны позволит нам создать могущественную армию, ввести обязательное обучение военному делу в тех очагах, где сосредоточены трудящиеся массы. И мы предлагаем вашему вниманию сегодня декрет огромного принципиального значения*185: об обязательном обучении военному делу рабочих и не эксплуатирующих чужого труда крестьян.
Прежде всего, по поводу самого заголовка, так сказать, "титула" этого декрета, который может вызвать некоторые принципиальные возражения.
Мы не говорим о всеобщем обязательном краткосрочном обучении военному делу всех граждан. Мы ставим это дело на классовые основы и указываем это в самом заголовке нашего декрета. Почему? Потому что армия, которую мы формируем, должна, как я уже сказал, соответствовать природе советского режима, потому что мы живем в условиях диктатуры рабочего класса и связанных с ним низов крестьянства. Это есть основной факт нашего режима. Мы не живем в условиях режима формальной демократии, всеобщего избирательного права, которое в период революционных классовых столкновений может, в лучшем случае, сделать перекличку народонаселения, причем, после этой переклички, главную роль будет играть все же соотношение материальных классовых сил. Формальная демократия, если бы она явилась в первый период революции, в лице Учредительного Собрания, могла бы, в лучшем случае, сыграть роль такого рода предварительной переклички. Но решающее слово произнесло бы фактическое столкновение классовых сил. Это могут не понимать только жалкие доктринеры мещанства. Для тех, кто понимает внутреннюю динамику революции, с ее обостренной борьбой классов, совершенно ясно, что через какие бы формальные недостройки, через какие бы демократические коридоры революционный режим ни проходил, он неизбежно должен закончиться открытой диктатурой того или другого класса - либо буржуазии, либо пролетариата. Он закончился у нас диктатурой рабочего класса и крестьянской бедноты. Армия, которая должна быть боеспособной, которая должна создать обороноспособность страны, не может не отвечать, по всей своей структуре, по всему своему составу, по своей идеологии, - природе этих классов. Эта армия не может не быть классовой армией.
Это я говорю не только с точки зрения политической, она, разумеется, имеет не последнее значение для советского режима. Раз рабочий класс взял в свои руки власть, так он, очевидно, должен создать свою армию, свой вооруженный орган, который его вполне обеспечивал бы от опасностей. Но и с точки зрения чисто военной, с точки зрения обороноспособности страны при условии советского режима, есть одна только возможность: построить армию на классовых началах.
До тех пор, пока этот режим не будет сменен режимом коммунистическим, когда привилегированный класс закончит свое привилегированное существование, и когда в этой области будет введена общая повинность всех граждан защищать коммунистическую республику против всяких опасностей извне, - до этого армия может иметь только классовый характер.
Говорят, что этим самым мы возлагаем на рабочий класс всю тяготу, всю ношу военной обороны, освобождая от этого буржуазию. Разумеется, формально это так, хотя мы надеемся, что Советская власть примет все меры к тому, чтобы возложить на буржуазию ту часть бремени по обороне страны, ту часть работы, которая не даст буржуазии возможности вооружиться против рабочего класса. По существу дело сводится к тому, что в эту переходную историческую эпоху пролетариат делает из государственной власти и ее военного аппарата свою классовую монополию. Это есть факт, который мы утверждаем и провозглашаем.
До тех пор, пока пролетариат не отучил имущие классы от надежды и попыток, стремлений и заговоров в сторону возвращения себе государственной власти, до тех пор, пока буржуазия не растворилась в коммунистическом режиме страны, до тех пор властвующий трудящийся класс должен обязательно, - и он это сделает, - превратить оружие в свою классовую монополию, в средство своей обороны против внутренних и внешних врагов, - потому что, как мы это видим и на Западе, и на Востоке, в России внутренние враги в минуту опасности для страны подают руку внешним врагам. Вот почему мы вводим обязательное обучение военному делу для рабочих и не эксплуатирующих чужого труда крестьян.
Декрет по вопросу об обязательном обучении, который предлагается вам, - при чем утверждения вашего мы с нетерпением ждем, ибо это даст нам возможность приступить сейчас же к важнейшей части работы по формированию армии, - этот декрет имеет огромное принципиальное значение.
Прежде всего, он на новых основаниях восстановляет принцип обязательности и тем самым помогает нам преодолеть принцип добровольчества, который мы приняли для короткого переходного периода и который мы ликвидируем тем скорее, чем полнее мы справимся со всеми остальными задачами нашей народной жизни. Этот декрет установит, если вы его одобрите, обязанность для граждан тех классов, которые держат в своих руках власть, платить государству и советскому режиму самую большую плату, - платить своей кровью, своей жизнью. Это вы должны утвердить и тем восстановить обязательное состояние военнообязанных в возрасте от 18 до 40 лет.
Тот, кто проходит известную школу военного искусства, кто признается достаточно здоровым, чтобы отдать государству 8 недель в году по 12 часов в неделю, т.-е. 96 часов в течение первого года и известное количество часов при повторных призывах, тот, тем самым, обязан по призыву Советской власти встать под боевые знамена для отражения внешних врагов. Это есть основная мысль данного декрета, который вы приглашаетесь утвердить. Мы здесь не создаем еще стройной системы милиции, - до этого далеко; мы берем лишь рабочих и крестьян в тех естественных трудовых очагах, в которых они находятся: на заводах, фабриках, в мастерских, в экономиях, в деревнях; объединяем их через советские военные комиссариаты и подвергаем их в этих естественных объединениях военной выучке в ее самых элементарных основах по общей программе, утвержденной для всей страны Народным Комиссариатом по военным делам. Это есть основная мысль данного декрета. Если вы ее утвердите, то это значит, что завтра же мы отдадим приказ по всей стране о том, чтобы советы, с своей стороны, на местах, через свои военные комиссариаты, фабрично-заводские комитеты приступили к этой работе. Это значит, что вы, как ЦИК СРС и КД, всеми своими идейными силами, авторитетом и организационными связями поддержите нас в этой колоссальной работе. Только таким путем мы сможем претворить в ближайшем будущем в Красную Армию, как временное образование, подлинно боеспособные поколения рабочего класса и крестьянства до тех пор, пока эти классы не преобразовали всего уклада страны.
Наряду с этим, я предлагаю на ваше утверждение декрет о порядке замещения должностей в рабоче-крестьянской армии*189. Этот декрет введен нами уже практически в жизнь путем нашего ведомственного распоряжения, разумеется, только потому, что мы не могли обходиться без всякого в этом смысле руководящего положения. Сейчас от вас зависит, и мы на это надеемся, утвердить его вашим авторитетом, вашей законодательной властью для того, чтобы мы с тем большей силой могли проводить его в жизнь. Дело сводится к тому, чтобы создать для рабоче-крестьянской Красной Армии командный состав, который подбирался и группировался бы советскими организациями, как таковыми. Если перевести это на язык обычной нашей терминологии, то это значит, что по отношению к Красной Армии мы чрезвычайно ограничиваем и во многих отношениях сводим на нет выборное начало*154.
Этот пункт может показаться боевым, но на практике при проведении его мы встречаем чрезвычайно мало затруднений. Это объясняется очень просто. До тех пор, пока власть была в руках класса, враждебного тем классам, из которых вербовалась солдатская масса, пока командный состав назначался буржуазией, совершенно естественно было, что рабочая и крестьянская масса, боровшаяся за свое политическое освобождение, требовала для себя выборности вождей, военачальников. Это был тот метод, которым она обеспечивала себе свое политическое самосохранение. Никто не думал и не мог думать, что те импровизированные начальники, командующие армиями, корпусами и проч., которые выдвигались на фронте в период рабоче-крестьянской Октябрьской революции, - что они, действительно, могут выполнять функции главнокомандующих во время войны; но революция поставила перед рабочим классом задачу взять в свои руки власть, - и рабочий класс, в том числе и в армии, не мог относиться с доверием к тому командному аппарату, который был создан враждебным классом, и не мог не выбирать из своей среды тех лиц, которым он, прежде всего, доверял.
Тут имел место не метод назначения командиров, а один из методов классовой борьбы. Нужно в этом отдать себе ясный отчет.
В тех случаях, когда мы имеем дело с формированием во всех отношениях одного и того же классового состава, вопросы выборности и назначения получают второстепенное техническое значение. Советы выбираются рабочими и крестьянами, и это предрешает в классовом отношении то, что советы назначают на очень ответственные посты комиссаров, судей, командиров, начальников и пр. и пр. Также и выборное правление профессиональных союзов назначает у себя целый ряд чиновников на очень ответственные посты. Раз правление выбрано, ему доверяют, в качестве технической обязанности, подбор соответственного персонала.
Мы хотим сказать, что Красная Армия, которая существует сейчас, не есть какой-либо самодовлеющий организм, который существует для себя и сам для себя издает законы. Это есть только орган рабочего класса, его вооруженная рука. Она будет заодно с рабочим классом и связанным с ним крестьянством. Стало быть, те органы, которым рабочий класс и крестьянская беднота поручили формирование Красной Армии, должны быть облечены властью подбора командного состава на местах и в центре. Декрет о порядке замещения должностей в рабочей и крестьянской армии имеет своей задачей обеспечить эту возможность.
Далее, у нас на очереди стоит вопрос о том, чтобы закрепить то положение, которое сейчас мы везде на практике пытаемся с относительным успехом ввести в силу и действие, - именно, создать в Красной Армии постоянные устойчивые кадры. То, чем Красная Армия отличалась в первые недели и месяцы своего формирования, это - текучесть, которая характеризует собою, вообще, нашу хозяйственную и государственную жизнь и которая, если глядеть шире, отражает собою глубочайший социальный перелом; когда еще ничто не устоялось, все вышло из берегов, когда огромные массы народа передвигаются с места на место, промышленность находится в расстройстве, транспорт не налажен, продовольствие расшатано, - и от всего этого страдает население и в первую голову - класс, который взял в свои руки государственную власть. И не только в военном ведомстве, а везде, во всех областях, коренной задачей нынешней, новой послеоктябрьской эпохи является утверждение путем деловой работы в центре и на местах - определенного, устойчивого, делового режима; прикрепление людей к работе, создание самой устойчивой работы, потому что если война пробудила революционное сознание, то она же, вместе с тем, лишила страну последних остатков планомерности и устойчивости, - хозяйственной, государственной, бытовой.
Итак, необходимо, на основании новых задач революции, приняться за упорную, регулярную и систематическую работу. Разумеется, это должно найти, прежде всего, свое отражение в армии, ибо оставление в силе царивших в ней явлений не мирится с наличием армии вообще. Напомним эти явления! Что мы наблюдали в первые недели? Чрезвычайную текучесть ее. Это означало, что многие входили в нее и проходили сквозь нее, как через проходной двор; заручались на несколько дней продовольствием, шинелью, отнюдь не чувствуя себя связанными; некоторые получали задаток, после чего переходили в другие части или просто выходили из состава армии. Конечно, такие элементы составляли меньшинство, но они деморализовали части армии, дезорганизовали ее в строевом смысле. Соответствующий декрет, который предлагается вашему вниманию, должен покончить с этим хаосом, с такой безответственностью; он закрепляет каждого добровольца за частью, в которую он вступил, на 1/2 года. Доброволец обязуется не покидать части раньше истечения полугодия, и если он нарушает это обязательство, он подлежит уголовной ответственности.
Наконец, мы предлагаем вам принять и утвердить формулу того торжественного обещания, которое дает каждый красноармеец в верности тому режиму, который его ставит к себе на военную службу. Формула этой Красной Присяги выражает и самый смысл создания Красной Армии*164.
Это торжественное обещание, по нашей мысли, должен дать каждый солдат революционной армии перед лицом рабочего класса, революционной части крестьянства России и всего мира в день первого мая. Тут нет никакого противоречия, хотя, на первый взгляд, покажется парадоксом, что первомайский праздник, который был у нас всегда праздником борьбы и протеста против милитаризма, для нас, для революционной Советской России, уже в этом году явится днем, когда рабочий класс должен манифестировать свою волю к вооружению, к обороне, к созданию в стране крепкой военной силы, которая бы отвечала характеру советского режима и была способна этот режим защищать и охранять. Но в том-то и дело, что первомайский праздник в России протечет совсем в других условиях, чем в остальных странах Европы, где продолжается империалистическая война и где у власти стоят империалистические классы. Именно благодаря последнему обстоятельству, которое в России уже отсутствует, там первое мая должно быть в настоящее время больше, чем когда бы то ни было, днем сугубого протеста против машины капиталистического империализма; - наоборот, у нас этот день должен быть днем манифестации в пользу пролетарской армии, и в этот день мы предлагаем обязать торжественной клятвой, обещанием, если хотите, социалистической присягой, наших красноармейцев служить тому делу, во имя которого мы включили их в ряды рабоче-крестьянской Красной Армии.
Нам необходимо, чтобы все предлагаемые декреты получили санкцию ЦИК. Вы можете их изменить, но вы не можете их отвергнуть в основе, ибо это значило бы отвергнуть самое существо того дела, которое вы защищаете. ЦИК не может отвергнуть той задачи, которую революция перед ним ставит.
Эта задача заключается в том, чтобы авторитетно сказать рабочему, сказать трудовому крестьянству, что сейчас Октябрьская революция уперлась в основную задачу воссоздания на советской основе сильной и могущественной армии, которая сама стала бы рычагом рабоче-крестьянской революции и могущественным фактором революции международной.
Я не стану вдаваться в область международной политики. Для каждого из нас ясно и очевидно, что нашей революции грозит опасность не от русской буржуазии и не от ее вольных и невольных помощников внутри страны, а от иностранных милитаристов. Враги нам грозят со всех концов капиталистической Европы и Азии.
И если мы хотим устоять до того момента, когда враги наши получат смертельный удар у себя, то мы должны создать максимум благоприятных для нас условий. В частности, в области военного дела мы можем этого достигнуть путем создания внутренней революционной дисциплины хотя бы в том зародыше армии, который есть сейчас.
Вообще же мы должны создать рабоче-крестьянскую армию, подготовляя ее резервы на заводах и фабриках, обучая военному делу рабочих, дабы, если в ближайшие месяцы нам будет грозить опасность, можно было бы нынешний скелет рабоче-крестьянской армии пополнить плотью и кровью этих подготовленных резервов. Одновременно мы, по мере сил, будем подготовлять новые командные кадры и через инструкторские курсы, и посредством тех элементов старого командного состава, которые честно начали и будут работать вместе с нами над повышением обороноспособности страны.
Если нашей военной работе, которая, товарищи, совершает только первые шаги, вы дадите вашу санкцию, вы, вместе с тем, дадите нам возможность проводить все, что нами предлагается, на местах, укреплять и отстаивать наши мероприятия. Если это вы сделаете, то я надеюсь, товарищи, что и обороноспособность страны мы поднимем в той мере, в какой мы вообще поднимем всю хозяйственную и государственную мощь нашей страны.
Вы измените то, что найдете нужным, отвергнете то, что покажется ложным, но признайте одно, что Советская Россия нуждается в армии, которая должна представлять собою орган защиты Советской, т.-е. рабочей России. Она - эта армия - должна быть не дилетантской, не импровизированной. Для этого к работе в ней необходимо привлечь всех ценных специалистов.
Но здесь, естественно, возникает соображение, что эту армию отдельные личности могут попытаться использовать в целях враждебных рабочему классу - как орудие контрреволюционных заговоров. Такие опасения возникают в нашей собственной среде. Время от времени приходится наталкиваться на них, и потому необходимо разобрать их основательность.
Носители опасений говорят, что представители старого командного состава попытаются, и с успехом, создать в новой армии контрреволюционные очаги. Если бы дело обстояло, товарищи, так, то это значило бы, что вся наша работа обречена на неизбежное крушение. Это значило бы, что и рабочие на заводе, на фабрике, привлекая инженера, ставя его, как администратора, техника, давая ему широкое поле творчества и возлагая на него ответственность, тем самым рискуют восстановить капиталистический режим, возвратиться к кабале, к гнету. Но это не так!
Все теоретики социализма предсказывали, предусматривали, писали об этом, что в ту эпоху, когда рабочий класс станет у власти, ему необходимо будет привлечение к работе всех жизнеспособных, ценных, квалифицированных элементов, которые раньше служили имущим господствовавшим классам. Писали теоретики социализма нередко и то, что, если понадобится, рабочий класс заплатит этим самым специалистам вдвое, втрое больше, чем они получали при буржуазном режиме, только для того, чтобы их закрепить за собою. И это будет все же "дешево", ввиду тех выгод, которые явятся в результате рационализации хозяйства на почве социалистической революции. То же самое приходится сказать и об армии, как органе обороны страны. Затраты рабочего класса, расходы крестьянства на хорошо поставленную армию окупятся сторицей.
По отношению к внутренним врагам советский режим стоит слишком твердо, чтобы нам бояться так называемой "генеральской" опасности. Если бы, товарищи, у кого-нибудь из специалистов и впрямь возник соблазн попытаться использовать армию против рабочих и крестьян в интересах контрреволюционных заговоров, само собой разумеется, что по отношению к такого рода заговорщикам мы живо освежим воспоминания об октябрьских и иных днях. И они это знают прекрасно!
С другой стороны, товарищи, и среди военных специалистов, насколько я лично успел ознакомиться с ними, я нашел гораздо больше ценных элементов, чем это нами предполагалось. Для многих из них опыт войны и революции не прошел даром. Многие поняли, что новым духом веет на Руси, поняли новую психологию пробужденного рабочего класса, поняли, что нужно иначе подходить к нему, иначе говорить с ним, что иным путем нужно строить армию. Такого рода военные специалисты есть.
Есть они. И мы надеемся, что мы извлечем из молодых поколений бывшего офицерства старой армии широкие кадры и оплодотворим нашу работу по формированию армии их знаниями, их опытом.
Нужно только сказать веское и авторитетное слово о том, что сейчас России, под страхом гибели, армия нужна; что та работа, которую мы делаем сейчас, пользуется с вашей стороны поддержкой. Нам нужна ваша поддержка, и вы нам дадите эту поддержку, товарищи из ЦИК!
Заключительное слово
Товарищи! Первый из оппонентов*190 говорил о том, будто армия создается нами не для охраны страны, а для каких-то, как он выразился, "экспериментов". Я уже сказал в своем докладе, что если бы опасности, стоящие перед нами, ограничивались опасностью внутреннего контрреволюционного переворота, то у нас не было бы надобности в армии вообще.
Рабочие заводов Петрограда и Москвы могли бы в любой момент создать боевые отряды, достаточные для того, чтобы раздавить в корне всякую попытку путем вооруженного восстания возвратить власть в руки буржуазии. Наши внутренние враги слишком ничтожны и жалки, чтобы для борьбы с ними приходилось создавать стройный аппарат армии, построенной на научных основах, и приводить в движение всю вооруженную силу народа.
Если нам сейчас такая сила нужна, то именно потому, что советскому режиму и советской стране грозит величайшая опасность извне, и именно потому, что наши внутренние враги сильны исключительно той силой классового сцепления, которая объединяет их с нашими внешними классовыми врагами. И в этом смысле как раз сейчас мы переживаем такой момент, когда борьба за режим, который мы создаем, упирается прямо и непосредственно в вопрос о поднятии полной обороноспособности страны. Советский режим мы не охраним, не защитим иначе, как путем прямого энергичного отпора иноземному капиталу, который против нашей страны наступает лишь потому, что это есть страна, где властвуют рабочие и крестьяне. В этом простом условии - узел, который завязала история.
Именно потому, что у нас господствует рабочий класс, мы являемся сейчас объектом ненависти и враждебных замыслов мировой империалистической буржуазии. Вот почему каждый сознательный рабочий и каждый революционный крестьянин должен поддерживать армию, если ему дорого то, что сейчас строится в России, - строится еще неладно и нескладно, я знаю это так же хорошо, как и каждый из наших критиков, но все-таки строится, и бесконечно дорого нам, ибо обещает новую эпоху в истории и поэтому представляется для нас наиболее ценным завоеванием всей предшествующей истории развития человечества.
Когда нам говорят, что мы производим эксперименты, я не знаю, что здесь понимают под словом "эксперимент". Вся прошлая история была не чем иным, как историей экспериментов над трудящимися массами; в прошлом была эпоха экспериментов дворянства над телом и душой крестьянских масс; я знаю в прошлом также эпоху экспериментов буржуазии над душой и телом рабочего класса. Такой эксперимент мы наблюдаем уже несколько лет во всем мире в образе страшной империалистической бойни.
Тем не менее, находятся люди, считающие себя социалистами, которые, созерцая потрясающие эксперименты четырехлетней мировой войны, говорят, что героическая попытка трудящихся масс России освободиться, перестроить жизнь на новых началах - есть "эксперимент", который недостоин поддержки, что мы создаем армию не для защиты революционных завоеваний трудящихся, а для каких-то кружковых, партийных или других целей.
А я скажу, что если может быть такая эпоха, которая создает потребность в армии для величайших по своей справедливости целей, так это есть теперешняя эпоха. И если возможен режим, который, нуждаясь в защите, имеет право требовать ее от трудящихся масс, так это может быть только режим господства самих трудящихся масс. Несмотря на ошибки этих последних, несмотря на шершавость их режима, несмотря на то, что он слишком жестоко проходит по коже некоторых господ интеллигентов, - несмотря на все это, - советский режим имеет право на развитие. Он будет утверждаться, а для этого он нуждается в армии. И эту армию мы будем создавать.
Затем указывают, что в проектируемой армии есть двойственность, которая является главным пороком и армии и создающего ее режима. Разумеется, есть двойственность - двойственность, состоящая в том, что мы находимся в эпохе перехода от господства буржуазии к социалистическому строю, - двойственность, которая состоит в том, что рабочий класс овладел политической властью, но, тем самым, еще не только не завершил своего дела, а, наоборот, лишь приступил к своим основным задачам, к переустройству всего хозяйства, всего быта на новых началах, - двойственность, которая, наконец, состоит в том, что рабочий класс у власти находится в одной только России и что ему приходится грудью отражать наступление капитала других стран, тех, где рабочий класс еще не поднялся для последней решительной борьбы и не овладел государственной властью.
Это есть двойственность или противоречие, заложенное в самой сущности нашей революции. Не в режиме тут дело, не в его политической форме и не в принципе устройства его армии, - а в столкновении двух формаций: буржуазно-капиталистической и социалистическо-пролетарской. Это противоречие возможно изжить в долгой борьбе. Мы пытаемся только создать оружие для этой борьбы и стремимся к тому, чтобы это оружие отвечало потребностям и обязанностям того режима, который мы призваны защищать.
Еще нам говорят, будто мы несерьезно предполагаем обучать рабочих и крестьян военному делу, ибо отводим для этого только 96 часов в году. Я должен напомнить, прежде всего, что среди рабочих и крестьянских масс рассеяно огромное количество элементов, которые проходили уже боевую выучку, и нам необходимо их снова собрать в тех естественных средоточиях, какими являются фабрики, заводы, экономии и все вообще трудовые очаги.
Я должен сказать, что я лично не считаю себя компетентным судить, сколько именно нужно сейчас часов и недель в году для того, чтобы дать возможность нашей будущей народной армии овладеть основами военного искусства.
Возможно, что срок этот действительно слишком мал. Если это так, то мы его увеличим, когда на открытом опыте самих рабочих и крестьян обнаружится, что им мало 96 часов, но думать, что в предлагаемом сроке есть, с нашей стороны, какой-то умысел или замысел, направленный на то, чтобы не дать рабочим и крестьянам полной военной выучки, это, я полагаю, уже самое последнее средство крючкотворства и демагогии.
Из правого сектора возражали и против беспрекословного исполнения приказов. А если, мол, приказы контрреволюционные?
Если здесь хотят ввести в конституцию нашей армии право ее не выполнять контрреволюционных приказов, то, заметьте, что весь текст торжественного обещания, который я огласил, направлен против контрреволюции, вся армия формируется против контрреволюции русской и мировой. В этом - основной духовный стержень самой армии...
(Голос: "Беспрекословное повиновение командиру?")
Разумеется, если советский режим в целом, вместе со всей своей армией, окажется жертвой контрреволюционных генералов, то, стало быть, история не доглядела, стало быть, весь этот режим был обречен на слом.
Но, ведь, перспективы выглядят иначе, и спорные вопросы не так ставятся жизнью. Можно подумать, что у нас в настоящее время господствуют контрреволюционные генералы, и мы должны возбуждать в массах критику против них. Такой критики у каждого нашего красноармейца, во всяком случае, нисколько не меньше, чем у всех тех критиков и советников, которые мешали нам, как известно, прививать солдатам, рабочим и крестьянам спасительное недоверие к классовым врагам везде и всюду; это-то недоверие у рабочих и солдат есть в достаточном количестве.
Но в силу естественной психологической реакции, наличие этого до-октябрьского недоверия к власти и ее распоряжениям у нас привело к тому, что все пытаются проводить каждый приказ, каждое распоряжение через аппарат своей критики, своего недоверия и обсуждения, - что задерживает исполнение приказа, разрушает работу и чего не должно быть в интересах самих трудящихся.
Так, например, реакция против царского централизма привела к тому, что каждая губерния, каждый уезд создает свой совет народных комиссаров, свою Калужскую, Тульскую и др. республики*191.
Это, в основе своей, творческое, живое начало реакции против старого абсолютизма, но оно должно быть введено в строго определенное русло. Должен быть создан государственный централизованный аппарат. Само собою ясно, что все солдаты, рабочие и крестьяне должны, вместе с нами, обеспечить себе аппарат, контролирующий весь командный состав через Центральный Исполнительный Комитет, через комиссариаты. И у нас есть этот аппарат проверки, контроля. Если он плох сейчас, то он будет налажен лучше в дальнейшем.
Но, вместе с тем, нужно установить, что приказ есть приказ, что солдат Красной Армии есть солдат, что армия рабочих и крестьян есть армия, что в ней есть боевые приказы, которые подлежат беспрекословному исполнению. Если они скреплены комиссаром, то именно он несет за них ответственность, и красноармейцы обязаны такие приказы исполнять. Если этого простейшего правила в действие не ввести, то, разумеется, никакой армии быть не может. Армия держится чем? Доверием к определенному режиму, к той власти, которую, в данных условиях, она сама создает и сама контролирует.
Если мы это общее доверие обеспечиваем, - а мы думаем, что мы его обеспечиваем, - то советский режим, режим революционного класса, имеет право требовать от своих органов, от своей военной части подчинения, повиновения тем приказам, которые исходят от центральной власти и контролируются Центральным Исполнительным Комитетом.
И тем из наших военных специалистов, которые добросовестно сомневаются в том, сумеем ли мы навести дисциплину, мы говорим, что если она была возможна при господстве царизма, бюрократии и буржуазии, если тогда можно было создать подчинение, направленное против рабочей и крестьянской массы, если тогда была возможность создать вообще государственную власть против рабочего класса, то мы, разумеется, в десять и во сто раз больше имеем и психологической и исторической возможности ввести железную дисциплину в армии, которая целиком создается для защиты трудящихся классов.
Нас хотят, видите ли, защитить, охранить от контрреволюционных замыслов. Прежде всего установим, кто нас хочет охранить от контрреволюционных замыслов? Это сотрудники Духонина, это сотрудники Керенского.
Гражданин Дан рассказывал нам тут, как, дескать, "происходят Наполеоны", как бывает, что комиссары не умеют доглядеть. Но помнится мне, что корниловщина выросла не при советском режиме, а при режиме Керенского (Мартов: "Будет новая корниловщина")... Новой еще нет, а пока мы поговорим о старой, о той, которая была и которая у кое-кого на лбу оставила ясный отпечаток навсегда (аплодисменты).
И вот, в назидание Дану, я напоминаю, товарищи, что наши комиссары, комиссары тогдашнего Петроградского Совета, умели отличать боевые и оперативные приказы от контрреволюционных замыслов.
Когда Духонин, против нашей воли, по требованию Керенского, хотел вывести в октябре из Петрограда гарнизон, чтобы обессилить революционную столицу, он мотивировал это оперативной, стратегической надобностью*192. Наши петроградские советские комиссары сказали: "совершенно ясно, что это новый эксперимент". А его проводило тогдашнее коалиционное правительство, вместе с меньшевиками в составе его, под верховной эгидой Керенского. В документах, найденных нами за подписями Керенского и Духонина, оказалось полное подтверждение этого подозрения.
Я напоминаю, что Дан и его единомышленники тогда предстали перед нами на трибуне Петроградского Совета и заявили: "вы хотите не выполнять оперативного приказа военных властей и правительства по Петроградскому гарнизону. Вы не смеете даже входить в его обсуждение". А этот приказ был, по существу, контрреволюционный замысел удушения Петрограда. Мы это угадали, а вы (обращаясь в сторону меньшевиков) были слепы, и потому мы старую власть вашу свергли и взяли власть в свои руки. Мы исторически правы против вас.
К сожалению, я не слышу реплик гражданина Мартова, и мне не совсем ясно, был ли он тогда с нами или с Даном и с Керенским. (Голос: "это позорно, Троцкий, что вы забыли роль, которую играл Мартов".)
Позиция гражданина Мартова имеет в себе всегда нечто крайне деликатное, почти неуловимое для грубого классового анализа, нечто такое, что заставляло гражданина Мартова в ту эпоху состоять праведником при грешнике гражданине Дане. Гражданин Дан в ту эпоху был с Керенским. Следовательно, гражданин Мартов был собственной оппозицией Дана. А теперь, когда рабочий класс со всеми своими ошибками, с "необразованностью" и "некультурностью", находится у власти, вы вместе с Даном в одном и том же секторе оппозиции рабочему классу.
А история, которая вообще берет вещи в их историческом масштабе, в их классовом размахе, эта история запишет, что рабочий класс в настоящее время в тягчайших условиях находится у власти, делает ошибки, поправляет их, а вы были вне его, в стороне от него, против него, и это снова показали перевыборы в Московский Совет*193. (Голос: "Постарались фальшивыми цифрами".) Я знаю, что когда кое-кто другой был у власти, когда был Керенский с Даном... (Дан: "Я не был у власти".) Извиняюсь... когда у власти был известный противник Дана Церетели (смех), действительно, были кое-какие попытки фальсифицировать выборы в советы, и они выражались в том, что целую партию обвиняли по 108 ст.*194 (аплодисменты).
Я напоминаю, однако, что в результате этой фальсификации мы все-таки оказались в большинстве во всех советах.
Когда созывался II Съезд Советов, Даны срывали его, фальсифицировали волю рабочих в Центральном Исполнительном Комитете, в демократическом совещании*195, подтасовывали волю революционной демократии везде и всюду при непосредственном участии моих сегодняшних оппонентов. И против всей этой фальсификации мы оказались в большинстве у власти; стало быть, наша партия - жизнеспособная, здоровая. Фальсификация, действительная или мнимая, не может повредить такой партии, а та партия, которая ссылается на фальсификацию в объяснение своего провала, это есть мертвая партия.
Возвращаясь к вопросам армии, нужно указать, что мы, само собой разумеется, не закрываем глаз ни на одну из опасностей, которые перед нами стоят, которые не нами выдуманы, а нам даны всем предшествовавшим развитием. В то же время только наши методы правильны в борьбе с этими опасностями.
Правда, нас спрашивают: "А все ли было необходимо в этом предшествовавшем развитии, все ли было исторически неизбежно? Развал старой армии, обнажение фронта, - было ли это необходимо?" Я тоже говорю: необходимо ли? Однако, можно признать, что неизбежно было то, что можно было точно предсказать.
И если вы обратитесь к нашим речам на июньском Съезде Советов Р. С. и Кр. Д.*196, если вы заглянете в протоколы этого Съезда и прочитаете отчет первого нашего выступления на нем, вы увидите, что мы говорили гг. меньшевикам и эсерам, - эсеры тогда еще были едины: "Если вы хотите нашу армию погубить, бросайте ее в наступление. Если хотите нанести ей смертельный удар, подкопать веру в революцию - бросайте ее в наступление". Это заявление мы внесли 4 июня, а 18 июня правительство Керенского и Дана бросило армию в наступление.
Вот что нанесло армии последний смертельный удар! Тогда гражданин Мартов это понимал; он знал, что в результате наступления последует трагическое, паническое отступление смертельно больной армии. (Мартов: "А вы ее испортили, довели до окончательного развала. Я говорил: отдайте армию большевикам, они ее развратят".) Гражданин Мартов предсказывал, видите ли, кроме того, что, после того как его единомышленники нанесут армии смертельный удар, большевики эту армию развратят. Почему история так невеликодушна, что между гр. Даном и Керенским, которые нанесли армии смертельный удар, и между большевиками, которые этой же на смерть пораженной армии прививали какую-то заразу, она не нашла места гр. Мартову, чтобы спасать эту армию?
Я, разумеется, не сомневаюсь, что когда наступит социалистический строй, то будущий любитель афоризмов запишет, что сказал гр. Мартов.
Но пока мы говорим не об афоризмах, а о революции, о той самой, которая делается теперь, о том самом рабочем классе, который теперь борется, который хочет удержать государственную власть, сделав ее орудием своего освобождения, - и это о нем мы говорим: если мы вместе с ним ошибались, то вместе с ним мы и учились подниматься, и с ним мы победим. Вот еще в чем наше отличие от группы гр. Мартова.
Приступая к обучению армии, мы отнюдь не ограничиваемся 96 часами, как пытается инсинуировать гр. Мартов, изображая обязательное обучение, как фикцию*197. Мы знаем, что рабочий класс, к счастью, проникнут огромнейшим запасом критики. Чего-чего, а этого у него достаточно. Организации, навыка - мало, способности к систематической работе, дисциплины - этого у него пока мало, но склонностью к проверке, недоверием он насквозь пропитан.
Такие наклонности есть великое завоевание; оно должно быть дополнено дисциплиной, планомерностью и др. качествами, нужными для управления и борьбы. Если рабочему нехватит 96 часов, можно будет установить вдвое, втрое больше. Если ему не понравятся генералы, он даст им отставку, а вместе с ними и нам. Но сейчас мы работу по созданию армии совершаем единодушно вместе с рабочим классом, ведя ее против вас, и в этом видим источник своей гордости.
С другой стороны, вы говорите, что мы к обучению не допускаем буржуазию. Здесь у вас два аргумента: "Не допускаете буржуазию и думаете этим обезопасить армию от контрреволюции. Но что такое буржуазия? Ее 5%. Можно ли думать, что таким ребяческим средством можно армию обезопасить от контрреволюции?"
Вместе с тем, вы говорите, что мы все военное дело обрекаем на крах тем, что не допускаем к нему буржуазии. Если эта буржуазия так ничтожна, то зачем же мы будем спорить из-за этих 5%, включать их или не включать? Ошибка в 5% в то время, когда все счеты и расчеты у нас теперь так неточны - ничтожная ошибка. И центр тяжести лежит не в 5% буржуазии.
У буржуазии есть большое охвостье, малосознательное, темное мещанство, кулаки, мелкие эксплуататоры, темные мелкобуржуазные элементы. При настоящем положении вещей, мы не могли бы их включить потому, что включение их в советскую армию теперь возможно только при помощи самой жестокой репрессии. Все эти закорузлые, темные элементы ненавидят пролетариат и революцию. Элементы эти есть не только на Дону, но и в Оренбурге, и для того чтобы перетянуть их на свою сторону, нам необходимо сделать первые крупнейшие завоевания в области организационной. Мы должны на деле показать этим темным элементам, запуганным и обманутым, что советский режим, рабочая власть может построить сельское хозяйство на новых началах, поставить фабрики в интересах народа и создать армию.
Тогда они своими глазами увидят, что новый режим работает в их интересах, и тогда не будет опасения, что, включая их в армию, мы тем самым включаем в армию гражданскую войну.
Конечно, эти соображения не имеют цены в глазах тех, которые не верят в победу рабочего класса. Но во что же они верят тогда? На что надеются господа меньшевики? Когда история сорвется, она не остановится на редакции газеты "Вперед"*198, она скатится пониже. Вы знаете прекрасно, что после нас вы не представите никакой опоры для революции.
Мы - единственный оплот рабочей революции; мы со всеми нашими нынешними недостатками должны и будем делать свое дело, исправлять ошибки, укреплять Советскую власть, сплачивать массы вокруг себя. Дело истории не так обстоит, чтобы при этом были допустимы эксперименты. В теперешней борьбе ничего похожего нет на то, чтобы можно было поступать, как в шахматной игре: одну партию проиграл, ну, что же, другую выиграем. Если мы сорвемся, то, разумеется, вы дела не поправите - телега контрреволюции прокатится и по вашим черепам!
Но сейчас, при настоящих условиях, при тех затруднениях и опасностях, которые существуют, нужно ту телегу, которая есть у нас, упрочивать, совершенствовать и тянуть вперед в гору, не давать ей возможности скатиться. Для этого, как я уже докладывал, необходима армия. Говорят, что мы, мол, поняли это только теперь. Неправда! Но одно дело понять это в статье, а другое дело - прийти к возможности строительства армии в жизни.
В расшатанной стране, где старая больная армия расползалась по всем швам, разбегалась, дезорганизуя транспорт и все разрушая на своем пути, - в такой стране мы не могли строить новой армии, не ликвидировав окончательно старой.
Только теперь мы приступаем к учету населения.
Красная Армия является только скелетом будущей армии. Разумеется, Красная Армия может служить только кадром, вокруг которого должны сплотиться обученные элементы рабочих с заводов и фабрик.
Тут я отвечу на замечания первого оппонента, сводившиеся к тому, будто мы из армии выключаем, из партийных соображений, меньшевиков и правых эсеров. У нас ведь сказано, что обучаться будут поголовно все рабочие и не эксплуатирующие чужого труда крестьяне. Если этот аргумент нужно понимать так, что среди рабочих, которых мы обучаем военному делу, нет меньшевиков, а среди крестьян, не эксплуатирующих чужого труда, нет правых эсеров, тогда это возражение имело бы, может быть, силу. Но вина в этом не наша. Мы делаем дело на крепких здоровых классовых основах, и этим показываем, что рабочего, хотя бы и меньшевика, и крестьянина, не эксплуатирующего чужого труда, хотя бы он и считал себя эсером, - мы не боимся.
Когда во время Октябрьского переворота мы боролись за власть, рабочие и крестьяне из названных партий нас поддерживали. Они поддерживали нас во время Октябрьского восстания против своих вождей, - к чести рабочих и к стыду вождей.
Кроме этого, нам говорят, что, дескать, командные посты должны замещаться по избранию. По избранию народных масс? Или по избранию одних солдат?
Несомненная опасность выборности состоит в том, что в армию могут проникать тенденции, так сказать, армейского синдикализма, т.-е. что армия будет рассматривать себя, как самостоятельное целое, которое само себе дает законы. Мы же говорим, что армия - это орудие Советов, которые ее создают, сами составляют списки и выбирают кандидатов в командиры. Списки, не забывайте этого, составляются советскими властями, публикуются во всеобщее сведение. Все назначения проходят сквозь фильтр советского режима.
Советы руководят армией и воспитывают ее, они же обеспечивают определенный командный состав. Другого порядка быть не может. Ничего другого вы предложить не можете.
Если по отношению к армии вообще, как к специфическому органу, совершенно ясно, что выборное начало сверху донизу в ней неосуществимо, то тем более это нужно принять по отношению к той армии, которая теперь только еще формируется.
Каким путем она может выделить из себя посредством выборов соответствующий ей надежный, боеспособный командный состав, раз части только начинают складываться? Это абсолютно немыслимо. Или же эта армия не будет доверять тем Советам, которые ее формируют? Это будет внутреннее противоречие. Такая армия не жизнеспособна. Стало быть, товарищи, здесь нет никакого ущербления так называемого демократического принципа; наоборот, он ставится на более широкую советскую основу.
Совершенно правильно сказал гражданин Дан, что не теми или другими мерами агитации против генералов обеспечивается жизнеспособность демократической армии, а общим характером режима. Совершенно правильно. Но поэтому-то он и отрицает самый режим в корне, отрицает советский режим рабочей и крестьянской бедноты на местах. (Дан протестует.) О, я знаю, что гражданин Дан признает режим Советов, но не тех Советов, которые существуют, не земных Советов, а тех самых небесных советов, куда он вводит архангела. Эти небесные советы гражданином Даном признаются.
А я имею в виду здешние Советы, в которых граждане Даны и Мартовы в меньшинстве, мы же - в подавляющем большинстве. Режим этих Советов и не отрицается. Этот режим существует и хочет существовать.
В устах наших противников критика Красной Армии, которая теперь создается, сводится к критике всего режима Советов, режима господства рабочего класса и крестьян. И они правы. Но это значит, что если армия, которую мы строим, удержится, то и весь режим удержится. И наоборот, если этот режим устоит, то и армия устоит. Если режим погибнет, то и армия погибнет.
Кто добросовестно смотрит на то, что сейчас происходит в стране, тот согласен, что главная энергия наша должна быть направлена теперь на восстановление всего хозяйственного аппарата страны, транспорта, продовольствия и на создание армии для работы по ограждению извне советского режима.
А для того чтобы это было возможно, для того чтобы был успех, поменьше этой мелочной критики, бесплодного скептицизма, который ничего не дает, кроме пасквильных статей, побольше веры в тот класс, который призван историей спасти страну! Этот класс - пролетариат - выживет и выдержит не только жалкую критику справа, но и все колоссальные затруднения, которые взвалила история ему на плечи.
И мы, засучив рукава, приступим к работе по созданию армии. Для этого нам нужен ваш единодушный вотум, что эта работа необходима, чтобы нас поддержали на местах в деле организации продовольствия и транспорта, в деле борьбы с озорством, с хулиганством, с непорядком и халатностью.
Дайте нам этот вотум доверия, и мы постараемся его дальше заслужить нашей работой на том пути, который вы нам укажете и предпишете.
"Известия ВЦИК",
23 и 24 апреля 1918 г.
*187 Всероссийская Коллегия по организации рабоче-крестьянской Красной Армии - была выделена из состава Наркомвоена 20 декабря 1917 г. в составе тт. Подвойского, Мехоношина, Крыленко, Трифонова и Юренева. Коллегией были проработаны тезисы по созданию Красной Армии на добровольческих началах и проделана работа по формированию первых добровольческих отрядов. 8 мая при образовании Всероссийского Главного Штаба Коллегия была ликвидирована.
*188 Декрет об организации волостных, уездных, губернских и окружных комиссариатов по военным делам - опубликован Советом Народных Комиссаров 8 апреля 1918 года.
*189 Декрет о порядке замещения должностей в Красной Армии - был утвержден в том же заседании ВЦИК 22 апреля 1918 г. По этому декрету должность командира отделения замещается по усмотрению ротного командира. Для назначения взводных командиров местными военными комиссариатами составляются списки кандидатов из числа лиц, зарекомендовавших себя мужеством и умением управлять в боевой обстановке или получивших специальную подготовку. По этим спискам командиры отдельных частей совместно с военкоматами допускают кандидатов к исполнению обязанностей взводных командиров. В походе и в бою все командные должности замещаются по назначению. Командиры отдельных частей и бригад назначаются из кандидатского списка Наркомвоена, начальники дивизий и выше - Наркомвоеном с согласия Высшего Военного Совета, с доведением до сведения Совета Народных Комиссаров.
*190 Первым оппонентом был меньшевик Ильин.
*191 Тенденция к обособлению мест от центра нашла себе поддержку и внутри партии в лице левых коммунистов. Еще в своих "Тезисах по текущему моменту" (прил. N 15), опубликованных в апреле 1918 г., левые коммунисты выставляли требование "предоставления широкой самостоятельности местным советам и отказ от укорачивания их деятельности комиссарами, посылаемыми центральной властью". Стремление к созданию централизованного государственного аппарата сильно тормозилось этими центробежными стремлениями, являвшимися пережитком революционного в свое время лозунга "власть на местах".
*192 О выводе войск из Петрограда см. т. III, ч. 2, примечание 6.
*193 Перевыборы Московского Совета закончились 23 апреля 1918 г. Среди 803 избранных членов Совета было 354 коммуниста и 150 сочувствующих.
*194 По статье 108 Уголовного Уложения 1903 г. привлекались к ответственности лица, обвиняемые в государственной измене и шпионаже. Этой статьей царского уложения воспользовалось Временное Правительство против большевиков, обвиняя их в шпионаже в пользу Германии.
*195 См. Собр. соч. Л. Троцкого, т. III, ч. 1, примечание 230.
*196 Июньский Съезд Советов - первый Съезд Советов, заседавший в Петрограде с 3 по 24 июня 1917 г. Июньский Съезд Советов, руководимый меньшевиками и эсерами, одобрил участие социалистов в коалиционном Временном Правительстве, санкционировал наступление на фронте и военный "заем свободы". ЦИК, избранный I Съездом Советов, сложил свои полномочия, вопреки своему желанию, по воле II Съезда Советов, постановившего взять власть в свои руки. На I Съезде Советов присутствовало 1.090 делегатов: 822 с правом решающего голоса, 268 с правом совещательного голоса. По анкетным сведениям, касающимся 777 делегатов, на Съезде было: с.-р. - 285, меньшевиков - 248, большевиков - 105 и других партий - 139.
Заявление от 4 июня, о котором говорит далее тов. Троцкий, помещено в его Собр. соч. т. III, ч. 1, стр. 136.
*197 Мартов, выступая оппонентом тов. Троцкому, высказывается против декрета о создании Красной Армии, так как декрет противоречит идее народного вооружения. "Красную Армию, - говорит он, - которую мы предполагали кратковременной, нужно отвергнуть и декрет о ней не утверждать, потому что Красная Армия есть один из видов такой системы вооружения народа, при котором вооруженная сила от народа отрывается". Далее Мартов протестует против установления всеобщего военного обучения только для рабочих и крестьян: "необучение и невооружение буржуазии не есть средство борьбы с нею". О Мартове см. том III, ч. 1, примечание 86.
*198 "Вперед" - орган МК, а затем (с перенесением столицы в Москву) - МК и ЦК меньшевиков. Первый номер газеты вышел 17(4) марта 1917 г. в Москве. Газета выходила до 1919 г.
Я считаю необходимым, - надеюсь, в последний раз*239, - вернуться к вопросу о военных специалистах в связи с общей политикой в деле создания армии. Повод для этого представляется тем более удобный, что критика нашей военной политики нашла за последнее время печатное и, так сказать, принципиальное выражение.
Критических замечаний по поводу привлечения бывших кадровых офицеров, военных специалистов, было и раньше немало, но эти замечания имели, по существу дела, мимолетный и уклончивый характер и всегда принимали полушутливую форму.
- А что, не предадут вас ваши военные специалисты?
- А это, как бог даст. Если будем крепки, тогда не предадут.
Дальше таких диалогов дело редко заходило.
Но недовольство наблюдалось. Недовольство в части низов, недовольство в средних, так сказать, кругах партии и даже кой у кого и на "верхах"*240. Недовольство питалось из того простого источника, что, за отсутствием своих полководцев, приходилось прибегать к не своим. Когда придирки становились более настойчивыми с той или другой стороны, приходилось прибегать к аргументу не столько логическому, сколько эмпирическому: "а вы можете мне сегодня дать 10 начальников дивизий, 50 полковых командиров, двух командующих армиями, одного командующего фронтом - все из коммунистов?" В ответ на это "критики" уклончиво смеялись и переводили разговор на другую тему.
Но беспокойство и недовольство оставалось. Оно только было бессильно найти для себя "принципиальное" выражение. Ибо никакого серьезного теоретического решения вопроса быть не могло, а могло быть только решение практическое: отбор подходящих командиров из старых кадровых офицеров и унтер-офицеров и одновременная энергичная работа по воспитанию новых командиров. Поэтому критика и не давала почти мотивов для принципиальной отповеди. Сейчас некоторые статьи, попавшие в центральный орган партии*241, пытаются дать вполне объяснимому недовольству тем, что есть, такое принципиальное выражение, которое является глубоко предосудительным.
I
Незачем говорить, что, при прочих равных условиях, Советская власть всегда предпочла бы командира-коммуниста некоммунисту. Моральный фактор в военном деле играет огромную роль, и тесная морально-идейная, а тем более, партийная связь командира с лучшей, наиболее самоотверженной частью солдат, представляет собой неоценимый фактор успеха. Но никто не предлагает нам выбирать между командирами-коммунистами и некоммунистами. До недавнего времени у нас почти вовсе не было "своего", в партийном смысле слова, командного состава. Моральную связь армии непосредственнее всего обеспечивает низший командный состав. Но даже на роли отделенных, взводных, ротных командиров мы могли выдвинуть только незначительный процент коммунистов. Чем выше командная категория, тем меньшее число коммунистов мы могли для нее найти. Стоя в стороне, можно, разумеется, сколько угодно резонерствовать о преимуществах коммунистического командного состава над иным. Но кто участвует в сегодняшней работе по строительству армии и имеет дело с конкретными полками, батальонами, ротами, взводами, которым нужны сегодня, немедленно же, живые полковые, батальонные, взводные командиры, - тому приходится не резонерствовать, а отбирать командиров из того материала, который имеется налицо.
Очевидные интересы революции требовали привлечения на низшие командные должности бывших унтер-офицеров и даже рядовых, выдвинувшихся своими способностями или просто здравым смыслом. Этот способ практиковался и практикуется военным ведомством очень широко. Однако, и здесь приходится, вперемежку с унтер-офицерами, ставить по возможности бывших кадровых офицеров. И только те дивизии хороши, как показывает опыт, в которых представлены бок-о-бок обе эти категории.
У нас ссылаются нередко на измены и перебеги лиц командного состава в неприятельский лагерь. Таких перебегов было немало, главным образом, со стороны офицеров, занимавших более видные посты. Но у нас редко говорят о том, сколько загублено целых полков из-за боевой неподготовленности командного состава, из-за того, что командир полка не сумел наладить связь, не выставил заставы или полевого караула, не понял приказа или не разобрался по карте. И если спросить, что до сих пор причинило нам больше вреда: измена бывших кадровых офицеров или неподготовленность многих новых командиров, то я лично затруднился бы дать на это ответ.
Некоторые товарищи, которые кажутся себе очень находчивыми, предлагают такое решение вопроса: назначить начальником дивизии толкового коммуниста из солдат, а ему, в качестве консультанта или начальника штаба, придать специалиста - офицера генерального штаба. Можно, конечно, разно оценивать такую практическую комбинацию, которая, кстати сказать, нами нередко применяется, когда этого требуют обстоятельства (у нас на этот счет нет никакого шаблона), но совершенно ясно, что никакого принципиально отличного пути это решение нам не дает, ибо руководящая роль в военном отношении останется, при таком распределении ролей, очевидно, за начальником штаба, за командиром же сохранится, по существу, контрольная роль, т.-е. та именно, которую выполняет ныне военный комиссар. Для интересов дела совершенно безразлично, предаст ли военный специалист Красную Армию в качестве начальника дивизии или в качестве начальника ее штаба. "Но зато при этой системе, - возражают иные, - коммунист имеет в своих руках все права, а военный специалист получает только совещательный голос". Такой довод могут приводить только люди, которые мыслят по-канцелярски (советский канцелярский "коммунизм" есть довольно распространенная и скверная болезнь). Если консультант или начальник штаба захочет погубить дивизию, он подсунет коммунисту, носящему звание командира, предательский план. То обстоятельство, что Керенский назывался Главковерхом, не помешало ведь "начальнику штаба" Корнилову сдать немцам Ригу*242. Более того, именно консультант, не имеющий командных прав и, стало быть, командной ответственности, может почти безнаказанно подсунуть вероломный план командиру, который не умеет командовать. Кто будет отвечать? Командир, т.-е. тот, у кого командные права. Если допустить, что коммунист, в качестве командира, сумеет разглядеть предательский подвох своего консультанта, то ясно, что он разглядел бы его и будучи комиссаром. А что комиссар имеет право расправляться с предательством и предателями самыми суровыми мерами, в этом не сомневался еще ни один комиссар с головой на плечах. Словом, для всякого серьезного человека ясно, что простое переименование комиссаров в командиров, командиров - в консультантов, ни практически, ни принципиально ничего не дает и рассчитано, в сущности, на инстинкты местничества и еще на отвод глаз мало сознательным людям.
II
Но вот нам предлагают принципиальную постановку вопроса о специалистах и принципиальное решение. "Член ЦИК Каменский"*243 в нашем центральном органе не просто отмахивается от военных специалистов, - он доводит свою мысль до конца и, по существу дела, отрицает военную специальность, т.-е. военную науку и военное искусство. Он ставит нам в образец некую идеальную армию, в создании которой он сам принимал участие, при чем, оказывается, что именно эта лучшая, наиболее дисциплинированная и успешно действовавшая армия была построена без военных специалистов под руководством человека, вовсе не знавшего раньше военного дела. На тот же путь должны стать, по мнению Каменского, и все другие армии. Правда, Наполеон, который в военном деле кое-что смыслил и не без успеха руководил революционными армиями, придавал огромное значение военной науке, изучению прошлых кампаний и пр. Правда, Гинденбург в течение нескольких десятилетий теоретически исследовал возможные комбинации войны с Россией, прежде чем применил их практически. Правда, существуют военно-учебные заведения, средние и высшие, обширнейшая военная литература, и до сих пор мы думали, как думали и наши социалистические учителя, что военное искусство становится тем сложнее, чем сложнее техника, и что быть хорошим начальником дивизии так же трудно, как быть хорошим техническим руководителем завода. Теперь мы узнаем, что все это ошибочно. Нужно просто быть коммунистом, а все остальное приложится.
"Нам часто указывали, - иронизирует т. Каменский, - что ведение войны это такая тонкая штука, что без военных специалистов мы никак обойтись не можем. Военная специальность хоть и тонкая штука, но все же это одна из составных частей более тонкой штуки - ведения всего государственного механизма, однако, мы взяли на себя смелость ведения государства актом Октябрьской революции"... "И кое-как (!!) справлялись" - победоносно заканчивает наш автор.
Вот это называется поставить вопрос на надлежащее место. Выходит, стало быть, по Каменскому, что, совершивши Октябрьскую революцию, мы как бы обязались во всех отраслях государственного хозяйства заменить специалистов хорошими коммунистами, которые, хотя "немножечко дерут, зато уж в рот хмельного не берут". Товарищи, которые знакомы с социалистической и анти-социалистической литературой, знают, что одним из главных аргументов противников социализма было именно указание на то, что мы не справимся с государственным аппаратом за отсутствием достаточного числа своих специалистов. Никому из наших старых учителей не приходило в голову отвечать так, что, раз мы берем в руки такую "штуку", как государство, стало быть, "кое-как" справимся и без специалистов. Наоборот, они возражали всегда в том смысле, что пред лучшими специалистами социалистический режим откроет широкое поле творчества и тем увеличит их; что других мы заставим или купим высоким жалованьем, как покупала их буржуазия; наконец, у большинства просто не останется выбора, и они вынуждены будут служить нам. Но никто никогда не предполагал, что победоносный пролетариат будет просто-напросто "кое-как" справляться без специалистов.
Каменский рассказывает, как, будучи отрезанными с товарищами от Советской власти, они сами додумались до превращения отрядов в полки. Это, конечно, очень отрадный факт, что и говорить. Но марксистская политика вовсе не есть политика Тяпкина-Ляпкина, который до всего доходит своим умом, ибо история вовсе не собирается ждать, пока мы, отбросив специалистов, станем додумываться постепенно до вопроса о превращении отрядов в полки или, вернее, об их переименовании: ибо, не в обиду будь сказано т. Каменскому, в том случае, о котором он говорит, дело именно свелось к тому, что начальники отрядов назвали себя командирами полков, бригад и дивизий, смотря по вкусу, что, однако, вовсе не приблизило их отрядов к правильным внутренно-пропорциональным военным формированиям.
Совершенно верно, что после Октябрьской революции пролетариат оказался вынужденным извлечь меч против специалистов самых разнообразных категорий. Но почему? Не потому, разумеется, что они были специалистами, а потому, что эти специалисты отказывались ему служить и пытались организованным саботажем сломить его власть. Своим террором против саботажников пролетариат вовсе не говорил: "я истреблю вас всех и обойдусь без специалистов" - такая программа была бы программой безнадежности и гибели. Разгоняя, арестовывая и расстреливая саботажников и заговорщиков, пролетариат говорил: "Я сломлю вашу волю, потому что моя воля могучее вашей, я заставлю вас служить мне". Если бы красный террор означал вступление к процессу полного изгнания и истребления специалистов, тогда Октябрьскую революцию пришлось бы признать проявлением исторического упадка. К счастью, этого нет. Террор, как демонстрация воли и силы рабочего класса, получает свое историческое оправдание именно в том факте, что пролетариату удалось сломить политическую волю интеллигенции, замирить профессионалов разных категорий и областей труда и постепенно подчинять их своим целям в области их специальности.
Мы знаем, что телеграфисты саботировали нас, саботировали железнодорожные инженеры, саботировали учителя гимназий, профессора университетов, врачи. Не сделать ли отсюда вывод, что мы можем, раз мы в октябре взяли власть, обойтись без медицины? Можно даже привести несколько спасительных примеров того, как коммунист где-нибудь в Чухломе, отрезанный от Советской Республики, с успехом перевязал тетке палец и совершил еще некоторые другие медицинские подвиги, не будучи нисколько отравлен буржуазной медицинской премудростью. Такая философия не имеет ничего общего с марксизмом, - это философия опрощенства, знахарства, невежественного бахвальства.
III
- Но все-таки, если англичане и французы на нас начнут серьезное наступление, двинув против нас миллионную армию, военные специалисты нам изменят... Это последний и в логическом и в хронологическом порядке аргумент.
Не сомневаюсь: если англо-французский империализм окажется в силах беспрепятственно двинуть против нас могущественную армию, в таких условиях, при которых наши непосредственные поражения покажутся очевидными "замиренным" пролетариатом общественным кругам, из этих последних начнется дезертирство в лагерь наших политических врагов. Дезертирство это будет тем шире и опаснее для нас, чем менее выгодно будет для нас соотношение военных сил и чем менее благоприятна вся мировая обстановка. Это бывало в истории не раз и с другими классами.
Для краткости у нас военных специалистов нередко называют "царскими генералами"; при этом забывают только, что когда царизму пришлось туго, "царские генералы" изменили ему, заняв по отношению к революции положение благожелательного нейтралитета и даже прямо перейдя к ней на службу. Крестовниковы, Рябушинские, Мамонтовы имеют право сказать, что их инженеры изменили им. Ведь они теперь служат под режимом пролетарской диктатуры. Если специалисты изменили тому классу, в духе которого они воспитывались, когда этот класс оказался явно и бесспорно слабее своего противника, не может быть никакого сомнения в том, что те же специалисты несравненно легче изменят пролетариату, когда он окажется слабее своего смертельного врага. Но сегодня этого нет, и у нас есть слишком много оснований думать, что этого не будет. Чем лучше, шире и полнее мы используем специалистов сейчас, когда они вынуждены нам служить, чем лучше мы построим, при их содействии, наши красные полки, тем меньше будет возможности у англо-французов наступать на нас и вводить наших специалистов во искушение.
Если обстановка изменится к невыгоде для нас, нам придется, может быть, снова изменить и нашу внутреннюю политику, придется снова переходить к режиму красного террора, придется беспощадно истреблять всех тех, которые попытаются помогать врагам пролетариата. Но сделать это авансом, забегая вперед, значило бы только - ослаблять себя. Отказаться от военных специалистов на том основании, что отдельные офицеры изменяют, значило бы то же, что изгонять всех инженеров, всех высших железнодорожных техников на том основании, что в их среде есть немало искусных саботажников.
Не так давно, на II Всероссийском Съезде Советов Народного Хозяйства*244, тов. Ленин сказал: "Пора нам отказаться от прежнего предрассудка и призвать всех нужных нам специалистов к нашей работе. Это должны знать все наши коллегиальные управления, все наши коммунистические работники"... "Капитализм оставил нам крупнейших специалистов, которых мы должны непременно использовать в широких размерах". Это совсем не похоже, как видите, на Тяпкин-Ляпкинскую готовность справиться со всякой "штукой" без специалистов.
В речи тов. Ленина заключается даже и прямая угроза по адресу "коммунистических" Тяпкиных. "Всякую попытку заменить дело рассуждениями, которые представляют воплощение близорукости и самого грубого тупоумия интеллигентского самомнения, мы будем преследовать путем беспощадных репрессий".
Я не сомневаюсь, что некоторые наши товарищи-коммунисты - превосходные организаторы, но, чтобы научить этих организаторов в большем количестве, нужны годы и годы, а нам ждать "некогда". Если нам ждать некогда в хозяйственной области, то, тем более, нам "некогда" в военном отношении.
IV
Эта статья была бы неполной и заключала бы в себе прямую несправедливость по отношению к военным специалистам, если бы я не сказал здесь о той глубокой эволюции, какую проделало сознание лучшей части старого офицерства.
У нас на службе состоят сейчас тысячи бывших кадровых офицеров. Эти люди пережили идейную катастрофу. Многие из них, по собственным их словам, еще два года тому назад считали Гучкова крайним революционером, большевики относились для них к области четвертого измерения. Они пассивно верили сплетням, клевете и травле продажной и бесчестной буржуазной печати. За 13 месяцев советского режима они увидели нас, коммунистов, на работе с нашими сильными и с нашими слабыми сторонами. Поистине мы были бы слишком низкого мнения о себе и нашей партии, о нравственном могуществе нашей идеи, о притягательной силе нашей революционной морали, если бы мы думали, что неспособны притянуть к себе тысячи и тысячи специалистов, в том числе и военных.
Чего стоит один факт боевого сожительства бывших поручиков, капитанов, полковников и генералов с нашими комиссарами? Разумеется, в семье не без урода. Среди комиссаров попадаются иногда склочники, которые занимаются мелким местничеством на тему о том, кому подписаться первым и пр. Но большинство наших комиссаров - превосходные и самоотверженные коммунисты, бескорыстные, бесстрашные, способные умирать за идею коммунизма и заставлять умирать других. Неужели же все это может пройти бесследно в моральном отношении для офицерства, большинство которого в первый период пошло к нам на службу только ради куска хлеба? Нужна полная нравственная тупость, чтобы предполагать это. Из своего общения со многими военными специалистами и еще более из своего общения с коммунистами-комиссарами я знаю, как много из бывших "царских офицеров" внутренно сроднились с советским режимом и, отнюдь не величая себя большевиками, живут одной жизнью с лучшими полками нашей Красной армии.
Совет Народных Комиссаров постановил станцию "Красные Горки" под Казанью переименовать в "Юдино" в память павшего в бою под этой станцией "царского офицера" Юдина, бывшего одним из тех, которые вернули нам Казань.
Широкая публика знает почти о всех случаях измены и предательства лиц командного состава, но, к сожалению, не только широкая публика, но и более тесные партийные круги слишком мало знают о всех тех кадровых офицерах, которые честно и сознательно погибли за дело рабочей и крестьянской России. Только сегодня мне комиссар рассказывал о капитане, который командовал всего-навсего отделением и отказывался от более высокого командного поста, потому что слишком тесно сжился со своими солдатами. Этот капитан на днях пал в бою...
И сегодня же у меня была очень любопытная беседа с другим нашим комиссаром, с одним из лучших по энергии и преданности делу. Я знал этого товарища, как противника привлечения "царских генералов".
- Присматривайтесь ближе к делу, - сказал я ему с некоторым, если хотите, вызовом, - через месяц, через два мы вас из комиссара дивизии превратим в командира дивизии.
- Нет, - ответил он, - на это я не согласен.
- А как же быть?
- У нас есть лучшие начальники дивизий. Тот же Л. или Р.
- Но ведь это - офицеры генерального штаба!
- Против таких офицеров я ничего не имею. Л. поставил дивизию на ноги, установил твердый порядок. Р. работает днем и ночью, не покладая рук. Дежурит сам у телефона, проверяя исполнение каждого приказа. Я против таких специалистов, как Носович.
- Ну, конечно, все мы против таких специалистов, которые втираются в наши ряды, чтобы служить нашим врагам.
Тов. Ленин говорил об интеллигентском самомнении и о грубом тупоумии. Это очень крепко сказано, тем не менее (а вернее - именно потому), эти слова, как свидетельствует отчет, вызвали бурные аплодисменты. Я мысленно аплодирую вместе с другими. Интеллигентское самомнение, которое обещает справиться со всем собственными домашними средствами есть поистине оборотная сторона тупоумия, которое не понимает сложности задач и сложности путей, ведущих к их разрешению. Очень часто бывало в истории, что ложные взгляды и распространенные предрассудки получают свое "принципиальное" выражение тогда, когда приходит им время издыхать. Гегель говорил, что сова Минервы вылетает ночью. Я хотел бы надеяться, что не очень мудрая сова совершила свой принципиальный полет, и на сей раз именно потому, что то беспомощное течение, которое она выражает, доживает свои последние часы.
Лиски.
31 декабря 1918 г.
*239 Разногласия по военному вопросу, в том числе и по вопросу о специалистах, были в основном ликвидированы на VIII съезде партии в марте 1919 г.
*240 См. примечание 153.
*241 Тов. Троцкий имел, очевидно, в виду статью тов. Каменского, о котором он ниже говорит ("Давно пора", "Правда", 25 декабря 1918 г.), и статью тов. Сорина "Командиры и комиссары в действующей армии" ("Правда", 25 ноября 1918 г.). Обе статьи критикуют применявшиеся в тот период суровые методы установления дисциплины в армии и предоставление очень широких прав в этом отношении командирам. Резко критикуя проект, в котором говорилось, что "в обстоятельствах чрезвычайных командующий армией может принимать меры собственной властью..., имеет право высылать лиц..., издавать обязательные постановления, относящиеся к предупреждению общественной безопасности" и т. п., тов. Сорин сопоставляет его с статьей тов. Хвесина, высказавшегося за упразднение Реввоенсоветов, и заявляет, что "нужно решительно бороться против попыток заменить Революционный Военный Совет фигурами Николаевских генералов". Тов. Сорин резко критиковал также приказ Предреввоенсовета тов. Троцкого, возлагавший ответственность за состояние частей на командиров и комиссаров. В этом приказе говорилось: "Командиры и комиссары должны проникнуться сознанием того, что они за порядок и боевой дух своих частей отвечают головой". Как известно, в наиболее острые моменты гражданской войны, действительно, приходилось осуществлять этот приказ, расстреливая командиров и комиссаров впавших в панику частей, и таким путем восстанавливать в последних боевую дисциплину. Естественно, что всякая критика действий Наркомвоена в этом отношении расшатывала дисциплину в армии и вызывала резкую отповедь со стороны тов. Троцкого.
Тов. Каменский в своей статье в общем и целом присоединялся к точке зрения тов. Сорина. Вся статья тов. Каменского проникнута спецеедством и попытками доказать, что Красная Армия не только может, но и должна обходиться без старых специалистов. Тов. Каменский писал:
"На фронте я провел 8 месяцев, начиная с апреля сего года, когда на Украине создавались бессистемные отряды, и на моих глазах, при моем даже участии, происходило переустройство отрядов в настоящую армию. Мы были отрезаны от мира несколько месяцев, что творилось у нас в Советской России мы совершенно не знали, но сама жизнь диктовала необходимость изменить эти уродливые формы отрядной системы и пересоздать их в полки". "Нашей армией руководил не только не генеральный штаб, но даже совершенно не знавший ранее военной службы - старый заслуженный партийный товарищ Ворошилов".
Отсюда тов. Каменский делал вывод, что можно вообще обойтись без военспецов.
"Нам часто указывали, - писал он далее, - что ведение войны это такая тонкая штука, что без военных специалистов мы никак обойтись не можем. Военная специальность, хотя и тонкая штука, но все же это одна из составных частей общей более тонкой штуки - ведения всего государственного механизма, однако, мы взяли на себя смелость ведения государства актом Октябрьской революции. Много, очень много уродливого было и есть в нашем строительстве, но мы не только не звали вначале "заморских князей", а за саботаж гнали их в шею".
Соглашаясь далее на использование военных спецов для обучения военному делу, он решительно возражает против их использования в действующей армии.
"На фронте им не место. Послать какого-нибудь генерала вести войну против однокашника, генерала Краснова - это все равно, что поставить охранять овец от бурого медведя серого волка". "Пусть будут невинные ошибки наших доморощенных рядовых, - они менее принесут вреда, чем злостная, хитрая механика Николаевских военных специалистов".
*242 18 августа 1917 г. 8-я немецкая армия Гутьера прорывает расположение нашей 12-й армии в районе Икскюля и начинает быстрое продвижение на север в охват гор. Риги. Наши войска откатываются на 70 верст, потеряв всякое соприкосновение с противником. Рижские события использовывает Корнилов и вся буржуазная печать для контрреволюционной агитации, предсказывая движение немцев на Петроград. Имеются данные утверждать, что высшее командование умышленно парализовало сопротивление армии под Ригой.
*243 Каменский - член ВКП, военный работник. В 1918 г. - Управляющий делами РВС Сев. Кавказского округа, РВС Южного фронта и др.
*244 Второй Съезд Советов Народного Хозяйства - происходил с 19 по 27 декабря 1918 г. Тов. Ленин делал свой доклад "О хозяйственных задачах" в первый день съезда.