Одним из участников прошедшей 29-30 сентября в Москве Международной конференции «Социальное измерение модернизации» был входящий в число самых выдающихся социологов современности американский ученый, профессор социологии Университета Пенсильвании, президент Американской социологической ассоциации Рэндалл Коллинз. Профессор Коллинз – автор таких ставших фундаментальными работ как «Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения» и «Макроистория: эссе по социологии длительных исторических процессов». Вниманию читателей предлагается текст доклада Рэндалла Коллинза на конференции «Социальное измерение модернизации».
Возможно моя роль заключается в том, чтобы делать пессимистические прогнозы. В 1980 я предсказывал грядущий развал Советского Союза в своем докладе по теории геополитики. Я писал, что это случится в течение 50 лет. Это случилось быстрее, чем я думал, но таково свойство всех прогнозов основанных на структурных тенденциях – их сроки никогда не удается определить точно. Сейчас я делаю другой пессимистичный прогноз на будущее, но не для России как таковой, а для мировой экономической системы. Следовательно, и для места России в ней.
Уже в ближайшем будущем мир столкнется с долгосрочным кризисом капитализма. В исторической перспективе, капиталистическая инновация свершилась благодаря трудосберегающим технологиям. Благодаря этим технологиям выросло производство, сократилась потребность в ручном труде, структурная тенденция к безработице и низкому потребительскому спросу компенсировалась ростом занятости среднего класса. Сейчас мы находимся в новой фазе: благодаря информационным технологиям начинает действовать тот же процесс в отношении конторских служащих и административного звена. Компьютеризация и электронные средства связи вытесняют тружеников среднего класса со своих мест. Эта нарастающая тенденция приведет к тому, что богатство сосредоточится в самом верхнем слое общества — у 10-20% населения, в то время как средний класс будет все больше вытесняться сокращением штатов и конкуренцией, становясь низкооплачиваемым пролетариатом, «белыми воротничками». В будущем это перерастет в угрозу для капитализма – как в связи с высоким уровнем безработицы и неполной занятости, так и в связи с недостатком потребительского спроса.
***
Нынешний мировой экономический спад, который более старые капиталистические страны Запада переживают в особо сильной форме, является предзнаменованием более долгосрочного кризиса. Здесь также задействованы циклические факторы, и не следует ожидать скорого упадка, но на протяжении следующих 20 — 30 лет это будет все более актуально.
Переход к информационным технологиям не обязательно движим заинтересованностью работодателей в сокращении трудовых кадров. Например, военные США лидируют в использовании компьютеризированных систем вооружения, что позволяет им увеличивать их точность и огневую мощь. Но побочным эффектом этого является сокращение личного состава подразделений. Высокотехнологичные системы вооружения престижны, что иллюстрирует более широкий аспект распространения высоких технологий: в условиях экономики движимой предпринимательством – как, например, в США – инновации повсеместно приветствуются как соответствующие духу современности и общество их усваивает с большой готовностью. Престижность раннего усвоения инноваций и боязнь отстать от времени – эти факторы стали двигателями экономического бума, что иллюстрируется не только прогрессом вооружений, но также и распространением модных сотовых средств связи, которому сопутствует постоянное внедрение новых частных систем развлечений, не говоря уже об офисной компьютеризации. В этом смысле причуды высоких технологий положительно влияют на экономику. Но на смену каждой из таких причуд, должна вскоре прийти новая. Добавьте к этому долгосрочный эффект вытеснения среднего класса с рабочих мест информационными технологиями, и мы получим составляющие будущего структурного кризиса.
В зависимости от уровня экономического развития и размеров их среднего класса, отдельные регионы мира в разной мере подвержены влиянию компьютеризации среднего класса.
Бедным странам в наименьшей мере угрожает вытеснение среднего класса с рабочих мест в результате компьютеризации. Высокие информационные технологии относительно дороги, тем более если речь идет о том, чтобы оставаться на престижной передовой непрекращающейся инновации. Но некоторые из тех стран, которые в данный момент испытывают экономический подъем, могут получить от глобального развития информационных технологий определенную выгоду (пусть и сугубо временную). К ним относится Индия с ее сравнительно низкооплачиваемой образованной рабочей силой, на долю которой в недавнее время пришлась значительная часть аутсорсинга. Китай также обладает преимуществом наличия в этой стране дешевой рабочей силы, хотя до сих пор в рамках мировой экономики Китай чувствовал себя уютно в нише производственного сектора, и пока еще не компьютеризировал свой средний класс в той же мере.
Размеры существующего среднего класса также должны повлиять на размах этого кризиса. Особую важность имеет объем занятости среднего класса в государственном секторе — является ли он результатом активности сильных рабочих партий и социалистических режимов или же слабых государств и экономки, как это было в странах третьего мира, где политические процессы в основном вращаются вокруг получения выгодных постов в правительстве. (Это было также и в богатых странах, примером тому могут служить городские политические «машины» в Чикаго, Бостоне, Нью-Йорке и т.д.). Важным аргументом традиционной неолиберальной экономики является то, что «раздутая занятость в государственном аппарате тормозит развитие», поскольку оно сокращает предпринимательство, но в контексте потенциального давления компьютеризации на занятость среднего класса, именно подобная занятость может стать тем компромиссом, который позволит поддержать потребительский спрос.
***
Но давайте зададимся вот каким вопросом – а какое отношение к этой проблеме имеют системы образования? Почему все развитые страны так сильно расширили образование за последние полвека? Является ли широкомасштабная образовательная система формирующим фактором современности, или же всего лишь является ее отличительной чертой, неотъемлемым признаком современного общества?
Главной причиной расширения образования, в особенности высшего образования (университетского уровня), является большой спрос на него в обществе: считается, что образование дает возможность восходящего продвижения в обществе с целью оказаться в его элите. Но не каждый может стать частью элиты общества даже при наличии образования. Не более 10 процентов населения может относиться к 10 процентной верхушке общества, хотя в такой стране как США, где преобладает убеждение в том, что образование может решить все социальные проблемы, привычно слышать весьма наивное утверждение, что образовательная система должна позволить 100 процентам населения подняться до уровня десяти-процентного верхнего слоя общества.
Основным структурным препятствием является квалификационная инфляция образования. Чем больше людей обладает учебными степенями или дипломами, тем сильнее конкуренция за рабочие места, для получения которых требуется этот уровень учебной квалификации. Таким образом, по мере того, как все больше людей получает все более высокий уровень образования, установленные для данного рабочего места, так и квалификационные требования также возрастают.
На протяжении более 100 лет мы видели, как этот процесс действовал в США. В принципе, нет верхнего предела для уровня образования, который может понадобиться для трудоустройства. Во времена правления некоторых исторических династий в Китае, число кандидатов на экзаменационные испытания для поступления на службу в имперскую бюрократию так возрастало, что некоторым приходилось учиться до сорокалетнего возраста, а порой и дольше, чтобы получить должность. В принципе, если квалификационная инфляция будет возрастать нынешними темпами и далее, мы достигнем того уровня, когда дворникам понадобится докторская степень. Иначе говоря, если в обществе у всех будет докторская степень, все рабочие места будут требовать такую степень. Требования к элитным должностям станут еще выше…
Квалификационная инфляция образования подобна денежной инфляции: чем больше денег требуется для покупки одних и тех же товаров — в данном случае таковым товаром являются рабочие места — растет и стоимость товаров. Но хотя квалификационная инфляция в этом смысле аналогична сектору финансовых спекуляций, для некоторых студентов образование может быть выгодной инвестицией, в особенности для тех, чьи семейные ресурсы позволяют им выдержать более долгую конкуренцию. Поэтому образование, хотя оно часто представляется как инструмент создания социального равенства, часто имеет обратный эффект не только утверждения, но даже и усиления социального неравенства.
Ограничения расширения образовательной системы заложены в одном из его структурных свойств. Образование не совсем аналогично денежной системе поскольку стоимость печати большего количества денег относительно низка, а стоимость обучения растущего числа людей высока. Требуются высокие затраты на строительство корпусов, оплату учителей, администраторов и так далее. Таким образом, пределы квалификационной инфляции становятся ощутимы, когда стоимость образования превышает отдачу от него для студентов или для общества, в зависимости от того, кто его финансирует — сами студенты (и их семьи) или государство.
***
Как соотносится массовое образование с проблемой компьютеризации среднего класса? Долгое время я был критиком квалификационной инфляции образования, но в контексте грядущего вытеснения среднего класса с рабочих мест, инфляция образования не обязательно является плохим явлением. Если количество рабочих мест для среднего класса сокращается из-за информационных технологий, то инфляция образования будет только усиливаться; даже если уровни образования будут оставаться неизменными, рабочих мест будет меньше, что поднимет требования к образованию еще выше. Обратная связь приходит с обеих сторон этой системы; когда хороших рабочих мест мало, все больше людей возвращается к учебе или продлевает ее срок, как для того, чтобы повысить свои профессиональные данные для грядущей конкуренции, так и для того, чтобы избежать конкуренции непосредственно в настоящем. Следовательно, мы можем ожидать того, что вытеснение среднего класса с рабочих мест будет способствовать расширению системы образования, а также еще выше поднимет требования к образованию. Мы приближаемся к той самой ситуации пятидесятилетнего студента мандаринского Китая или дворника с докторской степенью.
Однако пределы этой системы, как я уже говорил, заложены в растущей стоимости массового образования. В некоторых отношениях общество может осилить эти затраты, даже если они не дают прямой экономической отдачи. В такой стране как США, где идея общества всеобщего благосостояния политически непопулярна, образование действует как скрытая форма трансфертных платежей: законный способ субсидирования части населения, чтобы они не работали и не числились в рядах рабочей силы. В США это делается в основном посредством займов для студентов, которые обычно не возвращаются и впоследствии просто списываются.
В более широкой панораме массовое образование действует как кейнсианское стимулирование — оно одновременно выводит многих людей из рядов рабочей силы (студентов), обеспечивая их некоторым доходом, что стимулирует экономический спрос, и нанимает преподавателей, администраторов, строителей, издательства, компьютерных специалистов и т.д. Сокращение сферы массового образования будет означать прекращение значительной доли экономического стимулирования, риск высокого роста безработицы и падение валовых затрат.
Верно, что в таких странах как США, где снижение стоимости является политически популярной идеей, существуют попытки сэкономить на образовании. Сегодня с этой целью компьютеризация используется в образовательном процессе. Меньшее число преподавателей может обучать большее количество людей, если занятия передаются дистанционно по телевидению, или же если обучение ведется компьютерами вместо людей. Такие сдвиги происходят преимущественно в менее престижных образовательных секторах. Я говорил, что хорошее образование дает карьерные перспективы не столько посредством приобретения технических навыков, сколько тем, что наделяет студентов престижем, который они получают в особенности от того, что их социальные сети взаимодействия дают им доступ к уже наделенному престижем предыдущему поколению. Это справедливо даже для самых технических и научных секторов. Как я продемонстрировал своим анализом сетей взаимодействия философов и математиков в моей книге «Социология философий» (переведенной на русский язык в 2002 году), лидеры каждого нового поколения тесно взаимосвязаны с сетями интеллектуальных лидеров предыдущего поколения. По этой причине хорошее образование обязательно должно быть трудоемким. Именно тесное личное взаимодействие приносит успех в будущем, и именно это мы приносим в жертву, когда вводим дистанционное или компьютерное образование.
Как финансируемое государством, так и частное образование может играть роль кейнсианского экономического стимулирования и противовеса безработице. В России за последние 15 лет наблюдался рост высшего образования в обоих типах учебных заведений, но особенно в частных. Это на самом деле может быть преимуществом для государственной образовательной политики — частное образование дает кейнсианское стимулирование, возлагая при этом меньше прямых затрат на государство. В США, где частный сектор образования получил очень широкое распространение, это область спонтанного кейнсианского стимулирования, которая подчиняется своей собственной динамике, не требуя вмешательства со стороны правительства. В будущем, частный образовательный сектор может оказаться важнейшим фактором компенсации процесса вытеснения среднего класса с рабочих мест компьютерными технологиями.