Стиль - это человек.
Водевильно-драматическая эпопея формирования правительства почти завершена. Водевильный характер ей придала знакомая уже до боли стилистика кремлевских стратегов. Спешная депортация победившего импичмент тела в Сочи, рассуждения вкрадчивого пустослова Якушкина о пользе отдыха в разгар формирования правительства и официального визита корейского президента, марш-бросок железнодорожника к отдыхающему телу, покуда премьера повезли туда длинной дорогой, шулерский трюк с совмещением-несовмещением Задорновым обещанных постов и финальное столь же стремительное водворение тела на прежнее место для встречи с корейским президентом и за ненадобностью дальнейшего его использования в целях отдыха.
Драматическая часть тоже удалась. Общественность узнала, что помимо человека с отчеством Абрамович есть еще и человек с такой же фамилией. И если внешность первого идеально подходит к тому, что в классической мелодраме именуется амплуа "ложного друга", то второй и вовсе почти не имеет внешности, что и является в данном случае особо убедительным доказательством его могущества и злонамеренности.
На самом деле, совершенно ненужно допытываться, кто такой Абрамович, и кто из двух из них главнее, и выписывать в столбик сведения из газет о том, кто чей человек.
Расклад: два в одном.
Итак, как всем известно, формирование правительства с самого начала шло в режиме почти публичной борьбы двух центров силы, олицетворяемых в правительстве премьером Степашиным и путейцем Аксененко, за производственной фигурой и незатейливо очерченной внешностью которого подразумевался "ближний круг" Ельцина из мультиплицированных Абрамовичей, дочери Татьяны, друга-советника Юмашева и официального администратора Волошина. Степашину пришлось уступить то, что можно условно назвать "реальной" экономикой, где по большей части расселись разномаститые лоббисты, но, в результате изнурительных боев и едва ли не угрозой отставки, отстоять финансово-экономический блок.
Первая часть кабинета, сформированная до Сочи, скорее, напоминает физиономию кабинетов Черномырдина, вторая - Христенко, Задорнов, Починок, Южанов, Вьюгин, Кудрин, - скорее, кабинет Кириенко. Черномырдинскими временами веет и от обилия иерархических этажей - первые вице, простые вице, члены президиума - и от пары "лоббист-макроэкономист" на местах первых вице, и от мучительного процесса распределения обязанностей между вицами. Однако, в отличие от Черномырдина, у Степашина нет возможности балансировать между различными силами. Это и для Черномырдина кончилось не триумфально, а для Степашина будет означать быстро наступающее политическое небытие.
От государственного до семейного один шаг.
Железнодорожник Аксененко совершенно справедливо твердит о том, что отвечает прежде всего за "реальный сектор". Стратегия "захвата" правительства, примененная кремлевским кланом, на этот раз заключалась именно в том, что захватывать надо не столько главные, статусные посты, сколько заманчивые - т.е. те, где государство теснее всего соприкасается с бизнесом и где, соответственно, шевелятся и движутся в разных направлениях живые деньги. Пенсионный фонд, Росвооружение, Минтопэнерго, таможня, естественные монополии, Сбербанк.
На самом деле весьма поучительно, что эти полугосударственные-полукоммерческие монстры и становятся быстрой добычей "кланового капитализма". И мобилизующие сегодня свои PR-службы на борьбу с кремлевской группировкой "олигархи", в сущности, сами и разработали некоторое время назад те схемы "мягкой" приватизации этих аппетитных гособразований, которые сегодня, как всегда - на грани фола, пытаются реализовать "ближние бояре".
Однако особую поучительность и наглядность придает ситуации то, что разговоры о вертикальной интеграции госсобственности и концентрации финансовых потоков были коньком и поистине любимой песней "розового" кабинета Примакова - собственно говоря, единственной его экономической идеей. При этом вполне маниловская, но по-своему патриотическая мечта Примакова о строительстве социально ориентированного госкапитализма, способного при поддержке разведки и агрессивной внешней политики к экспансии вовне, подразумевала в качестве важного идеологически и практически момента борьбу с "олигархами" - т.е. с контролем государства со стороны бизнеса. И надо сказать, что война с Березовским была исключительно выигрышной чертой в облике Примакова-премьера, добавлявшей ему популярности и веса.
Политика делают враги.
Несомненно, помог олицетворяемый Березовским "клан" и премьеру Степашину в его первых шагах. Не имевший на момент утверждения Думой две недели назад еще решительно никакого политического лица, он, буквально в считанные дни, на глазах превращался в политическую фигуру - именно по мере того, как оказывался в эпицентре противостояния общественного мнения "березовщине". Не имевший две недели назад практически никакой собственной команды (если не считать его всегдашнего пресс-секретаря Михайлова), он в те же считанные дни обрел опору в лице группы чиновников, хотя и не знаменитых своим бойцовским и политическим весом, но зато довольно давно и в примерно той же связке держащих рычаги ежедневного реального финансового и экономического управления. Наконец, то же самое противостояние, не гарантируя лояльности, страхует на какое-то время его от прямого противостояния с Думой и обеспечивает довольно приличную общественную поддержку.
И еще одна мелкая, но характерная деталь. Именно ощущение опасности, исходящей от того, что олицетворялось в тот момент фигурами Березовского и Аксененко, во многом предопределило ту сдержанную тактичность, с которой произошла последняя смена премьеров. Совершенно очевидно, что поддержка, высказанная в последний свой премьерский день международником новому главе кабинета, была мотивирована именно противостоянием "клану".
Место для.
И дело здесь, кажется, не в парадоксах и перипетиях политической практики, а в том, что климат в России в последнее время несколько менялся. Собственно, как ни странно, направление этих перемен во многом было обозначено историей примаковского кабинета в его последние месяцы, когда от идей широкого бумагопечатания на пользу отечественного товаропроизводителя, "розовое" правительство скатилось к тривиальным монетаристским заботам о казне, соотношении М1 и М2 и прочим бесчеловечным штучкам, а, выглядевший осенью "пасынком" в семье опытных народнохозяйственников, Задорнов превратился в ключевую фигуру кабинета. Невозможность маневра влево, хором провозглашенного в осенней истерике, была естественным образом обнаружена в процессе реального управления.
И, в сущности, Степашину приходилось не столь уж кривить душой, когда он говорил о преемственности своего курса по отношению к примаковскому. Самое забавное, что контуры некоего возможного компромисса элит были даже идеологически намечены в начале весны. Слово "конкурентоспособность", занявшее ключевое место в экономической части ельцинского ежегодного послания, в сущности, и являлось той, едва ли не единственной, формулой, под которой могли бы подписаться и государственники поздне-примаковского толка, и либералы. Где-то в районе этой "конкурентоспособности", между умеренным протекционизмом радетелей "национального капитала" и финансовым здравомыслием, и располагается поле естественного маневра.
И если история примаковского кабинета обозначила неприемлемость "левых" фантазий советских академиков, то разворачивающиеся сейчас события вырисовывают другую общественно неприемлемую альтернативу - "клановый капитализм". Будь он хоть березовского, хоть московского толка. Ибо о том, какую конкурентоспособность обеспечивает "клановый капитализм", наглядно свидетельствует судьба автомобильной империи московского "хозяйственника".
Пространство для относительного компромисса элит, в виду перспективы тотальных выборов и утомления от ежесезонных политических бурь, кажется, действительно есть, и более-менее нейтральный Степашин, оказавшийся волею судьбы на переднем рубеже обороны, может в него попасть. Хотя "может" - не значит, что попадет.
