Реформы, которые успешно проводятся в других отраслях, встречают упорное сопротивление в сфере образования и науки. О современном состоянии этих двух основополагающих секторов и о перспективах перемен рассказал профессор Высшей школы экономики Иван Родионов.
Вы согласны с мнением, что российская наука и образование сейчас переживают кризис?
Когда советская система была разрушена, науке и образованию, в отличие от других областей, были оставлены определенные преференции. Так, для науки в начале 90-х были созданы федеральные центры, которые за 10 лет планировалось преобразовать в коммерческие структуры. Им дали своеобразный карт-бланш: позволили зарабатывать деньги, продолжили бюджетное финансирование, с тем чтобы сохранить эти элементы отраслевой науки и чтобы они сумели найти новые дополнительные источники финансирования. А сейчас выясняется, что за 10 лет сделано крайне мало. Грубо говоря, люди делают вид, что не поняли того, что финансирование они получили на время, а с 2005-2006 годов им придется работать самим. При этом все дружно кивали на запад, где аналогичные центры получали часть денег по линии национального научного фонда, а часть зарабатывали сами. Им казалось, что и они будут зарабатывать достаточно, чтобы эта схема заработала и у нас. Но достаточно заработать на самом деле не удалось. То, что они производили, имело направленность на внутренний рынок.
Но на чем-то ученые все-таки зарабатывают?
Конечно, на сдаче в аренду недвижимости, находящейся в фонде академических институтов. Смотрите сами, сейчас доходы от использования имущества составляют 8% от 600 млн долларов – общего объема финансирования. А по более справедливым оценкам они должны зарабатывать на этом около 150 млн долларов. Куда идет разница? Мне кажется, не на науку, а делится в институте между собой. Кончилось тем, что в 2002-2003 году президент обратился к академикам, предложив на выбор сделать Академию государственной организацией со всем вытекающим контролем или общественной с полной свободой действий. Но и тот, и другой вариант не устроил. Академики хотят остаться в социализме при капитализме с государственными дотациями, с имуществом в их распоряжении и бесконтрольностью расходования их средств. Скорее всего, так не получится.
Но полностью исключить финансирование науки нельзя?
А никто и не говорит, что надо полностью от этого отказаться. Просто нужно делать это с умом и так, чтобы вложенные средства приносили пользу. Нужно открыть рынок грантов, чтобы их выигрывали самые достойные. Я, например, сам являюсь членом Научно-технического совета в Министерстве науки и образования, который рассматривает мегапроекты на 3-4 млн долларов.
Так много?
Отмечу, что система финансирования науки постсоветского периода не такая уж безнадежная. В конце 80-х годов появилось два фонда, а в начале 90-х к ним присоединился еще один, которые предоставляли гранты небольшим группам ученых. Плоды их деятельности вполне реальны, но они выдают всего от 100 до 200 тысяч долларов на проект. Поэтому еще в конце 90-х мы говорили Фурсенко, что есть проекты, которые нуждаются в большем финансировании. Дать 1-4 млн долларов, и тогда они принесут значимый результат. С тех пор он продвигает мегапроекты, и когда стал министром, запустил идею создания фонда, через который распределяется около 100 млн долларов в год.
А не является ли это очередным, как это говорится, освоением денег?
В основе работы фонда заложена двухступенчатая система. Первый этап – утверждение тематики исследования и его подробного описания. Второй этап – еще один тендер, в ходе которого выбираются лучшие проекты. И только после этого можно получить деньги. И эта система работает.
Если обобщить то, что пытается сделать Фурсенко?
Мне кажется, он пытается навести элементарный порядок, а до него министры проявляли эпизодическую активность. В науке – он пытается отладить отношения с академией наук. Например, в части имущественных отношений, чтобы доходы от бесплатно используемого Академией государственного имущества явным образом направлялись на финансирование науки. И, как было уже упомянуто, через финансирование мегапроектов старается закрепить связь между наукой и экономикой.
А результаты уже видны?
Говорить об этом еще рано. Программа действует лишь два года, и есть потенциально хорошие проекты. Но одна из проблем нашей страны – историй успеха нам пока не хватает. Тот же Фурсенко в Санкт-Петербурге один из первых организовал бизнес-парк: арендовал цех, отремонтировал и пустил туда научные компании, которые получили доступ к оборудованию и льготные условия аренды. Но из этих 30-40 компаний на мировой уровень не вышел никто. Есть компании, способные продавать продукции на 5 млн долларов в год, но это их предел. Сказать, что у нас кто-то повторил историю Билла Гейтса, нельзя.
Может быть, проблема в том, что образование оторвано от науки?
Ситуация в образовании непростая. Число образовательных учреждений за последние годы в этой сфере выросло настолько сильно, что непонятно, нужно ли такое количество специалистов. Причем низкого качества – увы, при росте объемов, качество образования упало очень сильно. Я встречал выпускников некоторых ВУЗов, которые торгуют в ларьке.
Сейчас в Министерстве образования и науки продвигается идея, чтобы высшая школа работала в связке с академическими институтами. Например, направлять студентов 3-4 курса в профильные институты. Но невозможно удержать специалиста без материального обеспечения, которое может быть выражено необязательно в живых деньгах. Это могут быть, например, жилищные программы, другие формы социального обеспечения. Ведь сейчас сложилась глупая ситуация: специалисты, которых учат шить ботинки, у нас пекут пироги. Дошло до того, что когда Фурсенко ездил в Красноярск, студенты попросили сделать им обязательное распределение. Хотят, чтобы хотя бы на три года у них была гарантированная работа.
Неужели речь идет о возрождении иждивенческой системы?
Конечно, нет. Но сейчас мы пожинаем плоды неправильной системы образования, сложившейся после распада СССР. Число образовательных учреждений за последние годы выросло настолько, что выпускает специалистов больше, чем требуется. К тому же качество образования во многих новоиспеченных ВУЗах низкого качества. И тут возникла разумная идея. Разделить институты на три группы и сформировать их по территориальному признаку. В каждом регионе сделать по университету и полностью их поддерживать. Также сформировать группу ведущих институтов и поддерживать их частично. А остальные ВУЗы пусть выживают самостоятельно, и другой альтернативы я не вижу. И как бюрократ скажу: эти концепции не надо было формулировать, писать, а просто проводить в жизнь: сделать эти списки закрытыми и тихонько распределять деньги между институтами. Уверен, через два года система сама собой бы сформировалась.
И еще она тема, с которой донимают Фурсенко, – двухуровневая система высшего образования. Если это оставить как есть, то мы оставим детям бомбу замедленного действия. Через 10 лет окажется, что наши дети не там учились.
У нас сейчас стоит задача создать информационную экономику, информационное общество. Экономика, основанная на знании, информационное постиндустриальное общество – это экономика, в которой хоть немного думают. На всех уровнях. Думают не только в технологическом плане, но и в плане управления, бизнес-модели. И мне кажется, именно этого Фурсенко и пытается добиться.
