Невысокая женщина, возраста чуть выше среднего. Одета как одевались обеспеченные люди в 1980-е – узнаваемые меховая шапка, платок, кофта.
Работа моего погибшего мужа Александра Филипповича была связана с производством детского питания. Он был хороший специалист в своей области – часто ездил в заграничные командировки. При его участии построены заводы детского питания в Ульяновске, Петербурге и других городах. У меня не было собственного замка или шикарного загородного дома, но всем необходимым я была обеспечена. У меня было все, что необходимо для жизни: квартира, машина, дача. Муж недавно сделал ремонт в квартире. Привез новый гарнитур. Теперь я не могу к нему даже подойти (плачет). У нас была хорошая семья, есть внучка. Мы учились с мужем в одном университете. На курсе было 25 человек – мальчик был только один, он стал моим мужем. Он не был больным, был здоровым человеком.
23 октября в час дня я последний раз поговорила с мужем. Все время, пока он был в заложниках, я находилась в неведении. Моя дочь пыталась дозвониться ему в "Норд-Ост". Трубку взял чеченец и сказал с акцентом: "Девочка, спи спокойно. Твой папа пьяненький. Сейчас спит." Потом звонил водитель мужа, чеченец по национальности – пытался уговорить террористов, чтобы мужа отпустили. Ничего добиться не удалось.
Вообще, я считаю, что если бы суду были представлены расшифровки телефонных переговорах, это может прояснить картину происходящего.
После штурма оказалось, что в списках освобожденных и погибших не хватает более 100 человек. В субботу и воскресенье мы искали его по моргам. Дочь нашла его в 10 морге в воскресенье вечером.
Как выяснилось позже, мужа сразу же опознали по водительским правам. Однако в списки он не был включен – нас два дня гоняли по московским моргам. В 10 морге сперва сказали, что мужа здесь нет. Вещи сначала почему-то выдали чужие. Его вещи нам выдали только в Лефортовской прокуратуре, когда мы давали показания. В медицинской справке о смерти было написано: "голосовые связки расширены, голосовая щель сужена, легкие наполнены пеной". Гроб, который мне предложило московское правительство, был очень плохой. Я отказалась его брать, хоронила в другом.
Лишившись мужа, я лишилась твердой руки, на которую я могла опираться в своей жизни. У меня обострился порок сердца, о котором ранее я даже и не подозревала. Мне дали направление к кардиологу. Кардиолог сказал, что операция будет стоит 10 тыс. долларов. Я чувствую страх за будущее, за будущее своих детей – дочери и внучки, которую, как и погибшего мужа, зовут Сашенька. Она на него похожа.
Я не подала иск на 1 млн. долларов. Если Платонов, который заявил в телеэфире о том, что теракта не было, считает, что я должна вернуть и те 100.000 рублей, которые мне заплатила Москва, я готова их вернуть. Я просто хочу знать, кто виноват.
