Нам выпалазавидная и нелегкая участь — быть современниками Александра Солженицына.Огромный литературный талант, многообразие форм, в которых этот дар реализовывался, единство биографии итворчества, — все это делает Солженицына одной из самых ярких фигур в русской имировой культуре ХХ века.
Обычно масштабличности и таланта художника и мыслителя осознается не сразу, иногда — спустядесятилетия. Мы лишь сейчас начинаем понимать, что жили в одно время и на однойземле с Варламом Шаламовым и Василием Гроссманом. С Солженицыным былопо-другому: в то ноябрьское утра 1962 года, когда читающая Россия впервыеоткрыла одиннадцатую книжку «Нового мира», всем стало ясно, что начался новыйэтап в русской литературе.
В 1967, вписьме к Съезду советских писателей, читающей публике открылся новыйСолженицын: блестящий политический публицист, бескомпромиссный борец загражданские свободы, прежде всего — за свободу мысли и слова. Правозащитникисчитали Солженицына своим; в течение нескольких лет в стране и в мире егорассматривали как диссидента №1. Но Солженицын не был только диссидентом: онумел совместить в себе политического борца с режимом и человека, мечтающего опрекращении двухвекового противостояния правительства и общества, о ВеликомПримирении российской власти и российской интеллигенции.
С середины1970-х, своим «Письмом вождям Советского Союза», несколькими эссе,опубликованными в собранном им и его единомышленниками сборнике «Из-под глыб»,статьями, написанными в изгнании, Солженицын заявляет о себе как оборигинальном и сильном политическоммыслителе. Его суровая критика механизмов современной демократии, секуляризациизападного общества, других основ современной европейской цивилизации создалиему устойчивую репутацию «антизападника» и даже националиста. Но Солженицын,подобно его предшественнику Достоевскому, не вписывается в рамки этихопределений. Его поиски «особого пути» для России были не чем иным, какискренней попыткой соединить то, что он считал русскими национальнымиценностями, с христианской культурой Европы, продолжением духовных поисковроссийских религиозных философов конца XIX–начала XXвека.
Ни мы, да иникто другой, не можем претендовать на то, чтобы сегодня, сейчас оценитьзначение интеллектуального наследия Солженицына-мыслителя. Об историософскихвзглядах, политической философии и публицистике Солженицына будут спорить ещемного десятилетий. А, может быть, эти дискуссии, подобно спорам вокругДостоевского и Толстого, будут длиться всегда, — по крайней мере, до тех пор,пока существует как социально-культурное явление сама российская интеллигенция.Однако, — независимо от отношения современников и потомков кобщественно-политическим позициям Александра Исаевича, — та невероятнаяэнергия, та яростная убежденность и тотлитературный блеск, с которыми Солженицын формулировал и отстаивал своивзгляды, сами по себе делают его публицистику выдающимся явлением культуры.
Для нас, дляМеждународного общества «Мемориал», огромное значение имеет труд Солженицына«Архипелаг ГУЛаг». В этом, поопределению автора, «опыте художественного исследования» ему удалось совместитьдва ранее разделенных потока памяти о государственном терроре: непосредственныйличный опыт свидетелей и жертв крупнейшей национальной катастрофы столетия, ипопытки критического осмысления известных и вновь открывшихся историческихфактов. Основным итогом этой работы стало даже не столько новое знание о терроре, сколько обретение целостностиисторического понимания. По существу, «Архипелаг ГУЛаг» — это титаническаяпопытка создать новое национальное историческое сознание, альтернативноелживой, полной умолчаний и фальсификаций, официальной версии советской истории.
На многие годывперед, вплоть до последних лет перестройки, «Архипелаг ГУЛаг» стал одним изнаиболее востребованных и наиболее преследуемых текстов Самиздата. Его изымалина обысках, за его чтение или хранение выгоняли с работы и отчисляли из вузов,за его распространение и размножение арестовывали и судили. Однако, несмотря наэто, экземпляры зарубежных изданий тайно ввозились в СССР, а здесь книгу всотнях экземпляров печатали фотоспособом, копировали на множительных аппаратахи перепечатывали на пишущих машинках.
На Западе«Архипелаг ГУЛаг» также произвел ошеломляющее впечатление как неопровержимое подостоверности свидетельство цены и итогов коммунистического эксперимента.Канцелярская аббревиатура названия «Главное Управление лагерей» сталаметафорой, и слово «Гулаг» вошло во все словари мира как одно из обозначенийпонятия «гуманитарная катастрофа политического происхождения и национальногоили глобального масштаба».
С «АрхипелагаГУЛаг» начинается новый этап в осмыслении отечественной истории ХХ века.Необходимость работы с прошлым во имя будущего стала очевидной для многихлюдей. Сначала такие люди насчитывались десятками, потом их стали сотни итысячи. Попытки независимых исторических исследований в 1970-е, широкоеобщественное движение конца 1980-х, мемориальская работа, начавшаяся в 1990-е ипродолжающаяся по сей день, — отправной точкой для всего этого был грандиозный«опыт художественного исследования», осуществленного Александром Солженицыным.
Теперь многиеначнут говорить о «конце эпохи Солженицына». Мы категорически с этим несогласны. «Эпоха Солженицына», эпоха восстановления исторической памяти, некончается с его уходом.
Общество«Мемориал»
