Свободный человек

Два года назад, 19 июля 2002 года умер один из основателей диссидентского движения в СССР Александр Гинзбург. «Полит.ру» публикует посвященную ему подборку документов и материалов. Составление материалов - Филипп Дзядко. За предоставление материалов приносим искреннюю благодарность сотруднице «Мемориала» Т.М. Хромовой.

Председателю Совета Министров СССР

тов. Косыгину А.Н.

Уважаемый Алексей Николаевич!

Я обращаюсь к Вам как к главе Правительства по вопросу, который волнует меня уже несколько месяцев. 5 декабря, в День Конституции, я убедился, что не только я, но и еще сотни людей обеспокоены судьбой арестованных в сентябре органами КГБ писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля.

Арест Синявского и Даниэля поднимает целый ряд вопросов, решение которых относится к сфере деятельности главы Правительства.

1. О сущности понятия «антисоветская пропаганда» и применении этого понятия.

Синявский и Даниэль, которым предъявляется обвинение в том, что они печатались за рубежом под псевдонимами Терц и Аржак, могут быть привлечены к суду по ст. 70 УК РСФСР об антисоветской пропаганде. Что же такое антисоветская пропаганда на 49-ом году существования советской власти.

Я ставлю этот вопрос потому, что сам дважды привлекался по этой статье, и оба раза следствие сводилось к тому, чтобы убедить меня, что мои действия направлены против советской власти. К концу первого следствия (в 1960-61 гг.) я готов был согласиться с этим, так как советская власть в трактовке следователя (старшего следователя по особо важным делам КГБ при СМ СССР майора Ушакова) выглядела лишь машиной насилия над личностью. Последующие годы убедили меня в ограниченности этой трактовки. В частности, почти все стихи, изъятые у меня при обыске и оставшиеся в архивах КГБ как антисоветские, были опубликованы в советской печати – в журналах, газетах, поэтический сборниках.

Второе следствие (1964 г.) уже не могло не принять во внимание определенных сдвигов в сфере идеологии и ограничилось пресечением моих контактов с иностранцами. Результатом его было публичное самобичивание, опубликованное в «Вечерней Москве» 3 июня 1965 года под названием «Ответ господину Хьюгесу». Следователю удалось убедить меня в том, что вредно, если на Западе тебя считают оппозиционером.

Нелепость публичного ответа на письмо, полученное за два с лишним года до этого, не смутила сотрудников КГБ, активно помогавших в написании и опубликовании этой статьи.

Сдвиги произошли и после 1964 года. Раннее «антисоветские» произведения становились вполне советскими и достойными печатания, менялось и отношение к контактам с западным миром.

Вот это и ставит вопрос о временности понятия «антисоветская пропаганда». Критика отдельных недостатков снизу – антисоветская пропаганда. Дошедшая доверху и воплощенная в решениях съездов и пленумов КПСС та же критика тех же недостатков – направляющая линия жизни страны. Снизу – «призыв к подрыву или ослаблению советской власти», сверху – «укрепление мощи советского государственного строя».

Закон же незыблем и неотвратим. Человек, раньше других поднявший голос в защиту чести и достоинства своей страны – государственный преступник, «правильно» осужденный по «духу и букве закона», «заслуженно» несущий кару. До сих пор находятся в заключении люди, протестовавшие против фальсификации истории КПСС, против злоупотреблений Н.С. Хрущева и других давно осужденных действий государства.

Итак, если следствию удастся убедить Синявского и Даниэля, что их произведения направлены против ныне принятых положений партии, то им суждено “пересидеть” все пересмотры этих положений.

2. О применении понятия «антисоветская пропаганда» к художественной литературе.

Я знаком с повестью Терца «Суд идет», сборником «Фантастические повести», статьей «Что такое социалистический реализм», с повестью Аржака «Говорит Москва». Я знаком еще с рядом произведений, в разное время вызвавших негодование КГБ и связанную с этим негодованием конфискацию их. Я не могу найти этому «негодованию» иную причину, нежели небанальность подхода авторов к действительности и ее литературному воплощению. Пример тому – «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака – книга великая, заслуженно удостоенная Нобелевской премии (повсеместное изъятие этой книги, очевидно, одна из частных задач КГБ).

Возможно, в действиях Синявского и Даниэля есть нарушение какой-то добровольно взятой на себя обязанности. Возможно, в Уставе Союза советских писателей, членами которого они, кажется, являются, имеется другое толкование понятия «социалистический реализм», нежели в статье Синявского. Может быть, повесть «Говорит Москва» написана в нарушение каких-то изложенных в этом Уставе правил. Кажется, использование псевдонима должно быть зарегистрировано в писательской организации.

Нарушение этих обязанностей – безусловно проступок. Но он полностью находится в компетенции Союза писателей, если они его члены, КПСС, если они члены партии, любой добровольной организации, вступив в которую они нарушили ее правила. Но к государству (а ст. 70 УК предусматривает преступление против государства) их действия не имеют отношения. Тот факт, что они родились в Советском Союзе, еще не отнимает у них права на самостоятельность мышления. Верность убеждениям, свое понимание пользы страны не являются монополией тех, кто стоит у власти. Синявский и Даниэль имеют право и на гнев, вызванный преступлениями прошлых лет, и на любовь к прошлому, и на свое понимание будущего страны. Литературная деятельность Синявского в своей стране (статьи в «Новом мире», книги о Пикассо и поэзии первых лет революции, вступительная статья к сборнику стихов Б.Л. Пастернака) доказывает право Терца на свое толкование, скажем, социалистического реализма.

Следовательно, единственно правильным (но, увы, до сих пор не применявшимся) решением было бы рассмотрение этого дела не судебными, а общественными – писательскими, партийными, профсоюзными организациями. К счастью для литературы, эти организации обладают не сетью исправительно-трудовых лагерей, а лишь продуманной и теоретически обоснованной системой общественного воздействия.

3. О роли КГБ в общественной жизни страны.

Время сейчас, конечно, не сталинское, но и сегодня КГБ является серьезным тормозом на пути развития общественных форм жизни. Последний пример тому – «участие» сотрудников госбезопасности в мирной демонстрации 5 декабря на Пушкинской площади. Попытки развернуть лозунг с требованием гласности по делу Синявского и Даниэля или лозунг «Уважайте Конституцию», попытки сказать то же самое (не больше) вслух неизменно кончались скручиванием рук и увозом в ближайшее отделение милиции или штаб народной дружины. За всем этим не без удовольствия следили ответственные работники Московского управления КГБ.

Это лишь последний, самый свежий факт. Если же смотреть глубже, то как, если не вмешательством в общественную жизнь, можно назвать арест Синявского и Даниэля и уже трехмесячное содержание их под стражей?

Если факт их авторства установлен и их собираются судить за содержание их произведений, то нет никакой нужды держать их в заключении до суда. Если даже считать, что их произведения подпадают в данный момент под действие ст. 70 УК, то все остальные их действия (например, использование псевдонимов, или пересылка рукописей заграницу) не преследуются советским законодательством. Многомесячное заключение в одиночной камере (знаю по собственному опыту) крайне вредно сказывается на человеческой психике.

Заключение Синявского и Даниэля и полное отсутствие гласности по этому делу (как и по большинству дел КГБ об «антисоветской пропаганде») не дают возможности общественности самостоятельно судить о действиях обвиняемых и как-то контролировать законность действий КГБ, которую в данном случае грех не поставить под сомнение.

4. О следовании международным соглашениям.

Статья 19 «Всеобщей декларации прав человека», принятой ООН и подписанной в 1948 году и Советским Союзом, гласит:

«Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».

Не имеют ли эти слова непосредственного отношения к случаю с Синявским и Даниэлем?

Я считаю своим правом и долгом обратиться к Вам с этими вопросами. Я далеко не убежден, что и они не будут признаны антисоветскими. Моя неуверенность достаточно обоснована. Меня можно привлечь и осудить и за пользование иностранными источниками информации (я слушаю зарубежное радио, так как от деле Синявского и Даниэля в нашей стране до сих пор ничего не напечатано), и за знакомство с книгами этих авторов и одобрение их, и за участие в демонстрации 5 декабря, если кому-нибудь придет в голову назвать ее антисоветской, и за высказывание вслух того, о чем я пишу в этом письме.

В тридцать седьмом, сорок девятом и даже в шестьдесят первом годах сажали и не за такое.

Но я люблю свою страну и не хочу, чтобы очередные непроконтролированные действия КГБ легли пятном на ее репутацию.

Я люблю русскую литературу и не хочу, чтобы еще два ее представителя отправились под конвоем валить лес.

Я уважаю Андрея Синявского – замечательного критика и прозаика.

(Декабрь 1965 г.)

Белая книга по делу А. Синявского и Ю. Даниэля / Сост. А. Гинзбург. Посев, 1967. С. 85-88.

Уважаемый Павел Михайлович!

Спасибо вам и Ларисе Даниэль за смелое и честное письмо. Мы возмущены процессом до глубины души и понимаем, к чему может привести всеобщее молчание и равнодушие. Мы прозрели два года назад, когда были наказаны Синявский и Даниэль, мы поняли вопиющую несправедливость наших органов власти и жестокость отдельных личностей, посмевших попрать писательские и человеческие права людей.

Наши деды и отцы были расстреляны, умирали в лагерях, знали все ужасы сталинской реакции. Мы представляем себе, как страшно жить, когда вокруг молчание и страх. Поэтому мыслящее поколение 60-х годов призывает всех частных людей поддержать двух смельчаков и подписаться под вашим письмом. Тот, кто смолчит, совершит преступление перед совестью и перед Россией. А она платит за это дорогой ценой: кровью своих умнейших и талантливейших людей – от Осипа Мандельштама до Александра Гинзбурга. Мы за то, чтобы были освобождены Синявский и Даниэль, за то, чтобы международный трибунал рассмотрел дело четырех писателей в соответствии с международным правом, за суровое наказание судей, поправших нормы социалистической законности […]. Нам, только вступающим в жизнь, уже надоели фальшь и обман – мы хотим правды и справедливости.

Только сплотившись, мы можем добиться чего-то, иначе будет хуже: террор, реакция, невинные жертвы. А мы ответственны за все, что происходит в мире – ведь этому нас учит наша литература, ее лучшие произведения. И мы не можем смириться с узколобой трактовкой Толстого, Чехова, Куприна, Блока , с исключением из программы Достоевского, Бунина, Цветаевой, Пастернака и др. Наша школа воспитала себе верных охранников – тупых зубрил, выучивших историю партии и основы истмата. Мы не можем молчать, когда вокруг демагогия, газетная ложь, предательство. Нам жаль только своих родителей.

Мы просим передать это письмо, чтобы его услышали наши сверстники и наши единомышленники, чтобы судьбы писателей были решены справедливо.

Мы надеемся, что несмотря ни на что, мы не одиноки, что мы услышим голоса честных людей.

Группа школьников (24 человека).

Подписи.

13.1.68 г.

г. Москва.

Архив общества «Мемориал» (Москва). Ф. 102. Оп. 1. Д. 83. За предоставление материала приносим искреннюю благодарность сотруднице «Мемориала»  Т.М. Хромовой.

В Париже умер Александр Гинзбург – Алик, как называли его друзья и все, кто его знал. Сидел за столом, упал и умер. Ему было 65.

Человек-легенда, сказал кто-то о нем. Так оно и было. Так и есть. Поразительная судьба.

По сути, именно он стоял у истоков того, что сегодня называют диссидентством – русским освободительным движением. Он начинал, был первым, а потом его идеи подхватывали. Он был создателем журнала «Синтаксис». Журнал вышел в 1959 году, и это была первая попытка организовать и как-то структурировать хаос только зарождающегося самиздата. «Синтаксис» успел напечатать начинавших тогда молодых поэтов: Окуджаву, Бродского, Сапгира, Вознесенского, Ахмадулину, Рейна и др. Вышло два номера, готовый макет третьего вместе с редактором были арестованы. Арестован был и архив журнала: недоступные нам тогда стихи великих русских поэтов – Гумилева, Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама, готовящаяся к печати рукопись «Доктор Живаго».

Гинзбург вышел из заключения и издал «Белую книгу» - блистательная журналистская работа: все о первом нашем большом политическом процессе Синявского и Даниэля. Процесс над самим Гинзбургом и его друзьями-составителями «Белой книги» («процесс четырех», 1968 – Гинзбург, Галансков, Лашкова, Добровольский) стал началом уже массового диссидентского движения – сотни людей осознали необходимость противостояния бесчеловечному режиму.

Сегодня спрашивают и спрашивают: чего добивался Гинзбург, что ему было нужно, зачем – фанатизм, тщеславие, корысть? Всего лишь право жить свободно: получать информацию и распространять информацию, читать книги и писать книги, иметь собственное мнение и его свободно высказывать… Жить свободно.

Гинзбург получил пять лет строго режима и, освободившись, стал первым распорядителем Солженицынского фонда помощи заключенным и их семьям. В основу фонда лег гонорар за «Архипелаг ГУЛАГ», сотни людей ежемесячно получали помощь, и это было важно не только материально, затравленные люди понимали: о них знают, помнят, они не одиноки в своем свободном выборе.

В 70-е годы Гинзбург – член первой Московской Хельсинской группы, раскрывшей лицемерие большой политики власти, обнажившей эту ложь перед всем миром. Практически все члены группы были арестованы.

На суде в Калуге на вопросы: место вашего рождения, Гинзбург ответил – Архипелаг ГУЛАГ, ваша национальность – зек. И это не было позой или риторикой: выношенное, выстраданное понимание происходившего в стране, невозможность ему не противостоять. Нравственная невозможность. Да, мы жили в ГУЛАГе, и все мы были зеками.

Власть не выдержала давления – внутреннего и внешнего, Гинзбурга обменяли на советских шпионов, из особой зоны он был вывезен в Америку, а потом переехал в Париж.

Последнее десятилетие: его работы в парижской «Русской мысли» поразительно интересны. Ведущий редактор еженедельной газеты, публицист, печатавшийся в каждом ее номере: статьи, репортажи, обзоры… Он ежемесячно бывал в Москве, его хрупкую фигуру с тяжеленной сумкой, набитой книгами (он покупал практически все, что у нас выходило), можно было встретить в самых неожиданных местах: конференции, митинги, «круглые столы», старые и новые друзья… Он был уже безнадежно болен, но всегда – глубоко осмысленная позиция, собственное мнение, ясность и точность…

Зачем ему все это было нужно?.. Когда-то Амальрик сказал: «Мы жили в несвободной стране, как свободные люди». Алик и был таким свободным человеком. А быть свободным невозможно, когда несвободны другие.

Очаровательный человек: легкий, обаятельный, бесконечно остроумный…

Его похоронят на Пер-Лашез. Прощай, Алик, путь земля будет тебе пухом.

И – до встречи.

Светов Ф. Свободный человек // Новые известия. – М., 2002. - 23 июля.