Прошёл месяц после вынесения приговора Платону Лебедеву и Михаилу Ходорковскому. Все, кто хотел, успели высказаться по этому поводу - или отмолчаться. Отмолчаться не из боязни, а потому, что все уже многократно прокомментировано.
Демонстративная жестокость приговора удивила многих. Журналисты, в том числе близкие к власти, отмечали, что Михаил Ходорковский был осуждён по политическим мотивам. Об избирательности правосудия и о том, что процесс был показательным, говорили даже высокие чиновники.
Детальный правовой анализ многотомного дела и приговора, само зачитывание которого заняло почти две недели, - дело будущей работы адвокатов.
Однако кое-что доступно и понятно всем. Как шёл этот суд? Как было обставлено вынесение приговора? Как это всё освещалось в прессе?
И здесь мы наталкиваемся на очевидную вторичность происходящего. Повторялось наше давнее, недавнее и совсем близкое прошлое.
Стиль пропагандистской кампании вокруг "дела ЮКОСа" вызывал в памяти прошлое давнее - сталинские "большие процессы". В средствах массовой информации, прямо или косвенно контролируемых государством, "дело ЮКОСа" пытались увязать со всеми мыслимыми преступлениями - вплоть до "поддержки чеченских террористов".
Потом повторилось нечто из ельцинских времён. Президент выступил с неожиданно "либеральным" посланием к Федеральному собранию, а оглашение приговора, назначенное было на конец апреля, неожиданно перенесли на вторую половину мая.
Такой же маневр был предпринят властью в 1995-м, в "первую чеченскую". Тогда накануне приезда президентов западных держав в Москву на празднование пятидесятилетия Победы было объявлено прекращение огня.
Сразу после отъезда высоких гостей федеральные войска возобновили наступление в чеченских горах. Власть дала своим западным партнёрам возможность не заметить происходящее и теперь, спустя десять лет, успешно повторила этот опыт.
А вот происходившее у здания суда в течение двенадцати дней оглашения приговора было будто списано с диссидентских процессов брежневского времени. Перекрытое движение по Каланчёвской улице. Милиция "у закрытых дверей открытого суда".
Многослойное оцепление (зачем-то даже с собаками), не пропускавшее к зданию суда тех, кто хотел выразить солидарность с подсудимыми.
Десятки задержанных, которым предъявлялись абсурдные обвинения, - например, нарушение правил дорожного движения пешеходами, стоявшими на тротуаре!
Спешно организованные контрмитинги в поддержку суда, изображавшие "гнев народа" - но так, что не вызывала сомнений ведомственная принадлежность и организаторов, и "народа". Наконец, тяжёлая строительная техника, перекрывшая улицу в связи со спешно начатыми "дорожными работами", которые прекратились, как только суд закончился.
Лишь одного - "всенародного одобрения" - не хватало для полного подобия прошедшему времени, когда любая расправа над оппонентами власти - реальными или мнимыми - находила поддержку среди "доверенных" "деятелей культуры и науки".
И вот, почти месяц спустя, в "Известиях" было на правах рекламы опубликовано "Обращение деятелей культуры", текст которого, впрочем, уже несколько недель не был тайной, равно как и способ, которым получали подписи: "доверенных" просили об этом из президентской администрации. Возможно, кто-то из них и ставил подпись в соответствии со своими убеждениями. Но приветствовать обвинительный приговор - не вполне в российской традиции.
В деле Ходорковского и Лебедева власть сделала то, что хотела, - показала свою верность традиции советской. И потому срок заключения - девять лет - отнюдь не кажется неожиданным.
Мы с горечью воспринимаем этот приговор. Но он лишь еще одно подтверждение возврата к старым советским методам управления страной. Теперь мы лучше понимаем, в каком времени живём.
Текст верен
Исполнительный директор Международного Мемориала Елена Жемкова
