Нет сейчас книги более неоднозначной и скандальной, чем роман Максима Кантора "Учебник рисования". Десятки узнаваемо изображенных на его страницах людей искусства хором пишут разгромные рецензии, а "нормальные" читатели просто не берут книгу в руки - слишком толстая. Между тем известный художник просто нарисовал правду. Не больше, но и не меньше.
Издательство "О. Г. И." , специализировавшееся до сих пор в основном на тоненьких книжках современных стихотворцев, "не тянущих" на элитную серию "Пушкинский фонд", и прочей достойной, но безопасной продукции, выступило неожиданно и мужественно. "Учебник рисования" Максима Кантора - книга, вываливающаяся из всех стандартов, считающихся в современном литературном быту приличными. Во-первых, это ни много, ни мало, а полторы тысячи страниц; огромные белые тома грозят оборвать дамскую сумочку. Во-вторых, это роман идей (жанр, как знает каждый прогрессивный индивидуум, давно почивший). В-третьих, роман этот - плевок в лицо всей эпохе, но в первую очередь тем, кто будет его читать: знаменитой русской интеллигенции, которой ясно высказано, чем она добровольно стала и что это за бурые пятна у нее на руках.
История последних 20 лет нашей страны показана с необычного ракурса: изнутри московской арт-тусовки. Максим Кантор - художник. Успешный и известный как в России, так и за рубежом. Участвующий в так называемом "современном творческом процессе". Коллеги не ждали от него удара в спину; вольно ж им было быть беспечными - Кантор не пощадил никого. В том числе себя, но это не важно. Неизбежны яростные и высокомерные отзывы оскорбленных представителей художественного сообщества, узнавших себя и свой мир на страницах канторовской книги. Но бессмысленно бить того, кто сам раскрылся и сказал: "Бей!" - он выдержит.
А Кантор именно раскрылся, демонстративно подставился под все предсказуемые удары. Книга фантастически наивна. Автор стремится дать моральную оценку чуть ли не всему развитию человечества за последние десятилетия, а для этого, естественно, необходимо представить это развитие как систематическое, что, понятно, удается ему не лучше, чем удавалось, например, Марксу (кстати, именно с "Капиталом" сравнивает свою книгу сам Кантор). Книга несправедлива по отношению ко многим конкретным людям и обстоятельствам, читателя покоробит определенная, за уши притянутая неправда, сказанная, например, о Горбачеве или Солженицыне. С другой стороны, абсолютно фантастическая история хорька, прошедшего нелегкий путь от изнасилованной жертвы смелого перформанса до депутата и одного из вершителей судеб страны, выглядит вполне честной иллюстрацией времени.
Довольно смешно читать описания бесед российских президентов и олигархов - понятно, что автор рядом не стоял и свечку не держал. Но, в отличие от политического детектива - жанра, в котором упражняется, например, Проханов, - подобные неубедительные фрагменты не составляют существо книги Кантора. Поскольку они были нужны ему для достижения главной цели - постольку он их написал. Конечно, смешно читать, что авангардный художник Гриша Гузкин, делающий карьеру через постель немецкой баронессы, в итоге узнает, что как раз ее дед бомбил Гернику, а дядя отличился по части уничтожения могилевских евреев. Смешно узнавать, что дюссельдорфский дантист, оказывается, правит миром, а смертоносный призрак испанской революционерки Марианны Герилья состоит в домработницах у бывшей жены скульптора с громкой грузинской фамилией. Смешно читать чуть ли не двадцатистраничный диалог между убийцей с топором в руке и его не теряющей самообладания жертвой - однорукой, но бессмертной. Но именно так смешны и неправдоподобны диалоги Порфирия Петровича с Раскольниковым, именно так нелепа и неправдоподобна тетрадь Ипполита в "Идиоте". Не желая сравнивать художественные достоинства, скажу все-таки, что эта повсеместная неправдоподобность деталей и очевидная правдивость книги в целом роднит Кантора именно с Достоевским. По цели высказывания "Учебник рисования" наиболее близок к "Бесам". Советское и антисоветское литературоведение бесами сочло революционеров-социалистов и закрыло тему, но у каждого времени свои бесы, и Кантор показал нам - наших. Большинство типажей его книги очень узнаваемы, и в то же время почти все они - типичные "граждане кантона Ури".
Конечно же, значительное место в романе отведено рассуждениям об искусстве, прежде всего - об авангарде. О его идейных истоках, о его связях с христианством, революцией, фашизмом. Как всякое обобщение, канторовские оценки чрезмерны. Но они умны, основательны и последовательны. В конце концов, должен был не дилетант, а признанный профессиональный художник однажды громко сказать по поводу "Черного квадрата", дюшановского писсуара и всего наследовавшего им искусства, что "король-то голый". Кантор это сказал, причем предельно убедительно. За что лично я испытываю к нему огромную признательность. Не умеющий рисовать лошадку не имеет права зваться художником. А тому, что для этого нужно умеющему, посвящены идущие контрапунктом к основному действию коротенькие главы собственно учебника рисования. Они, кроме технических советов и экскурсов в историю живописи, полны тривиальных истин и этического пафоса. Но тривиальная истина - это истина, а без этического пафоса настоящее искусство невозможно. Подобный взгляд сейчас настолько маргинален, что для его публичного высказывания нужна, пожалуй, даже и смелость. Что ж, похоже, Кантор не трус.
"Учебник рисования" - роман-миссия. Он написан с простой, скромной и нескрываемой целью - спасти Россию. С архаичной убежденностью русского писателя, что если слово правды будет сказано до конца, то и спасение уж как-нибудь да устроится. Не случайно художник Кантор отложил кисть ради клавиатуры: для литературоцентричной еще вчера России слово, несомненно, сакральнее цвета. В связи с этим, приближаясь к финалу книги, я испытывал нарастающее беспокойство: как вывернется автор - Россия-то вон, за окном, и не спасена по-прежнему. Спасут канторовские герои отечество - соврет романист, не спасут - уж больно обидно будет, деморализующий эффект огромный, еще один гвоздь в крышку...
А лучшие из персонажей книги и за сотню страниц до конца все мучаются традиционным интеллигентским гамлетизмом, да и что они могут! (Вообще, гамлетовские аллюзии в романе повсеместны, ходящие парой искусствовед Роза Кранц и правозащитница Голда Стерн - лишь самая поверхностная из них). Вывернулся Кантор виртуозно и неожиданно мудро для столь страстного повествования. Каждый из тех немногих героев, от которых хоть чего-то можно ожидать, совершает свой подвиг. Почти во всех случаях бессмысленный, нелепый и неудачный. Некоторым он стоит жизни, другим - свободы. С Россией все по-прежнему. Кроме одного маленького нюанса: страх преодолен, честь спасена. Хотя бы кем-то. А значит, и в общем случае все не безнадежно. Снова несчастливый художник пишет картины, и снова русские мальчики клянутся у камня на Воробьевых горах - читатель может смеяться. "Это ничего, человек часто смеется над добрым и хорошим; это лишь от легкомыслия; но уверяю вас, господа, что как усмехнется, так тотчас же в сердце скажет: "Нет, это я дурно сделал, что усмехнулся, потому что над этим нельзя смеяться!""
Культпросвет
Дмитрий ВОЕВОДА
Источник
