Кажется, всё нашеобщество понимает, что реформировать отечественную милицию нельзя, её можно толькораспустить. Что потом? "Мечтатели" предлагают всеобщее вооружениенарода. А что предлагают "реалисты"? Известно что - набрать полностьюновый личный состав, честных, непьющих, взятки не берущих, с высокой зарплатойи профессиональной выучкой. И кивают при этом на Запад - видите, как там? Ну,могут же? И старушку через дорогу переведут, и роды примут, и с демонстрантамивежливы и улыбчивы.
Не скажу за весьЗапад, но с работой берлинской полиции мне довелось познакомиться уже неединожды, в том числе и месяц назад, 1 мая 2011 года. Выводы далеки отрадужных.
Берлинскийполицейский - это, когда он снимает бронежилет, налокотники, наколенники,наступники (или как назвать броневые вставки, которые защищают ту частьботинка, где шнурки завязывают?), шлем, маску и перчатки, отс... чуть не сказал- отстёгивает наручники, дубинку, пистолет, газовый баллон и электрошокер... -нет, этого, конечно, он (а) не отстёгивает, - это загорелый и причёсанный какмодель на обложке журнала мужчина или женщина, хоть сейчас на подиум, обычновысокий (высокая), выше среднего роста, с непроницаемым для эмоций лицом (кромеэмоции превосходства над окружающими, столь характерной почти для всехфотомоделей). У таких людей не хочется спросить дорогу или ещё что-нибудь,точно так же как не придёт же в голову спрашивать дорогу у манекена,выставленного возле магазина шмотья в день распродажи. Тем не менее, общаться сними активным участникам общественного движения, увы, приходится, правда золотазагара и перламутра зубных поверхностей в эти моменты обычно незаметно забронёй и шлемом, которые куда больше напоминают скафандр космонавта, нежели то,что надето на российских ОМОНовцев. Это общение чаще всего происходит надемонстрациях. Расскажу о недавней, Революционной первомайской демонстрации2011 года в берлинских районах Кройцберг и Нойкёльн.
Начало Революционнойдемонстрации в Берлине обычно намечают на шесть вечера, на Ораниен Платц или наКоттбуссер Тор, одном из главных нервных узлов западноберлинскогоКройцберга-36, района, где уже больше тридцати лет живут сторонникианархистских и леворадикальных идей, автономной политики и культуры, а также,выражаясь московским языком, "понаехавшие" - из Турции, арабскихстран, Курдистана и прочего глобального Юга и Востока, хотя многие эти"понаехавшие" являются местными уже в третьем-четвёртом поколении(как некоторые турки, соучастники "немецкого экономического чуда",которых Западная Германия начала массово приглашать к себе ещё в 1950-е годы -после войны некому было работать на заводах, некому было поднимать промышленность).Это в прошлом непрестижный район с низкой арендной платой - рядом была стена,граница с Восточным Берлином и ГДР, "приличные" и состоятельныеотказывались здесь жить. Район с плохой репутацией привлекал бедных - тех, чьярепутация у "хозяев жизни" извечно хуже некуда, так что и относились"хозяева" к этому району и его жителям как к сырью для своихэкспериментов. Например, собирались сломать весь старый, конца XIX - началаXX века, жилой фонд и понастроить домов-стен,столь хорошо знакомых жителям окраин российских больших городов. Вот тут-тоэкспериментаторам и "дали по зубам": жители Кройцберга стализахватывать пустующие дома, сопротивляться выселениям и устраиватьпо-настоящему массовые акции протеста. С тех пор у берлинской полиции развязаныруки для действий, не очень совместимых не только с обыденными представлениямио законе и нравственности, но иногда даже - с представлениями о рациональности.Впрочем, они вполне совместимы с полицейскими представлениями и надобностями.Но - по порядку.
Столь позднее началотрадиционного Революционного Первомая в Кройцберге - 18 часов - вполнеобъяснимо. Во-первых, есть ещё Первомай Профсоюзный, есть Первомаи разныхпартий и всем им тоже надо дать время и место, а, во-вторых, и, наверное, в главных,участники и участницы Революционного Первомая предпочитают хоть как-товыспаться после Вальпургиевой ночи, не менее традиционной, чем пиво и фаляфель,местной особенности - какой же настоящий берлинец или берлинка откажетсявеселиться и гулять до утра, жечь костры, играть в игры и рядиться в ряженые?!А Вальпургиева ночь, и это неизменно, всегда наступает с 30 апреля на 1 мая.
Обычно наРеволюционный Первомай выходит пять или шесть тысяч человек, в основном жителейКройцберга и примыкающих районов, это люди всех возрастов, полов, гендерныхсамоидентификаций, языков и рас (если вообще верить в существование рас; усовременной науки с этим сложно). Это отнюдь не только "страшныеавтономы" (если верить "Бильд цайтунг" и прочим подобнымизданиям), это многочисленные "цивилы", люди среднего возраста,пожилые и даже вполне седовласые демонстранты и демонстрантки, есть мамаши сдетьми, есть красотки, выгодно отличающиеся теплотой взгляда от полицейских (и)фотомоделей, есть, наверняка, и красавцы (но тут я не спец), любовь и красотавообще обильно представлены здесь как самые естественные проявления жизни -люди в колоннах держатся за руки, обнимаются, но это не просто обычнаяпрогулка. В этой части Берлина есть прекрасный полудикий парк, расположенный наместе бывшего вокзала, вбомбленного в пыль во Вторую мировую, и там, под сеньюдерев, куда уютнее держаться за руки и обниматься, чем посреди широкихмагистралей типа Коттбуссер Дамм или Карл-Маркс-Штрассе, кроме того, для них тамв этот вечер есть масса развлечений - кабаков разного пошиба с всевозможнойгромкой музыкой, техно-вечеринок и лайв-рок-концертов, но нет - и парочки, иодиночки, и группы близости - приходят сюда, на Революционную демонстрацию.
Приходят, вчастности, потому, что протестуют против доминирующей политики, котораявыдувает их из этих, давно обжитых и милых, полудиких, полу-арт-районов -потому что давно известно в Европе и Америке - где беднота, там контркультура ихудожники. Где художники, там весело. Где весело, там захотят поселиться имолодые и не только бездельники из богатых семей. Где поселятся молодыебездельники из богатых семей, там неизбежно появится обслуживающая богатыхинфраструктура. Где появляется такая инфраструктура, там растут цены на жильё,где растут цены на жильё, там не могут больше жить художники и беднота, неможет цвести контркультура. Бедные и весёлые уезжают. Повзрослевшие ипостаревшие богатые, которым когда-то было так скучно, остаются. Этотпротивоестественный круговорот именуется на социологическом жаргонеджентрификацией. Слово это хорошо знают в Кройцберге, потому что благодаряобозначаемому им процессу многие уже переехали в соседний Нойкёльн, район, кудаменее живописный, с более однообразной застройкой. Это слово стоит выучитьтакже москвичам и петербуржцам, где сходные процессы, пусть и без налёта(отлёта) контркультуры, вполне себе происходят, а также жителям других крупныхгородов России, Украины и Беларуси, где эти процессы неизбежно начнутся уже прижизни нынешнего поколения.
Есть у этой железнойнеизбежности только один, ну, может, два стопора - и это если не социальнаяреволюция, то безусловная социальная борьба, одним из проявлений которой вРоссии является противостояние точечной застройке, а в Германии - сопротивлениевыселению бедняков, художественных и других общественно-полезных проектов израйонов, ставших инвестиционно привлекательными именно благодаря наличию такихпроектов.
Словом, наберлинском Революционном Первомае много людей, страдающих от процессаджентрификации, конкретно выражающегося в росте цен на аренду жилья(особенности выдачи банковских ссуд обеспечивают в Германии массовость именносъёма квартир, а не покупки их в рассрочку, как, скажем, в Великобритании), ато и в прямом выдавливании жильцов и небогатых арендаторов из домов,запланированных под реконструкцию или снос (вплоть до поджогов, перекрытиягазо-, водо- и электроснабжения). И это, конечно, и стар, и млад, и муж., ижен., и транс., и немец, и турок, и поляк, - да и русскую речь мы тоже слышалитут, в рядах демонстрантов и демонстранток.
"Класс противкласса" - основной лозунг нынешней демонстрации, именно его помещают налистовках, транспарантах, его вывешивают с крыши дома возле места старта,добавив несколько грозных арабских букв, смысл которых почти никто не понимает,но все по аналогии с событиями нынешней весны догадываются. Словосочетание"Северная Африка" тоже достаточно популярно. А вот палестинскихплатков, столь любимых здесь в 1970-80-е, почти нет, эта мода отошла,"Хамас" и прочие подпортили репутацию этого революционного некогдасимвола. Привычных нам по фотографиям из прессы балаклав (чёрных масок спрорезями для рото-носа и глаз) тут тоже не увидишь, в Германии маскировка надемонстрациях обычным людям запрещена и разрешена только полиции. За нарушениеэтого запрета, даже за обычное натягивание шейного платка на озябший нос, также как и за ношение перчаток, цепные псы демократии арестовывают нещадно.
Шествие традиционноразрешено, маршрут согласован, движение транспорта в двух смежных районахостановлено или ограничено, формально всё по закону и выглядит вроде бы кудадемократичнее, чем в России, но полиция практически каждый год старается недопустить прохождения полного маршрута, так что диапазон чувств участников иучастниц - от фрустрации до сопротивленческого драйва, - вполне сравнимы. Еслив Москве фактором устрашения для митингующих и тех, кто мог бы к нимприсоединиться, являются не только автозаки и космодемонизированные ОМОНовцы,но и загородки с пищалками на проходах, которыми огораживают даже самыйминимальный протест, то здесь, в Берлине, всё более физиологично - упор сделанименно на демонстрацию грубого физического превосходства робокопов из пластикаи брони над людьми из мягких тканей, хрупких костей и тонких слоёв слизистойоболочки. При этом чудовища с отблёскивающими закруглёнными пластинами вместолиц постоянно провоцируют демонстрантов, перемещаясь со страшным топотом вдольколонн, выстраиваясь шеренгами на перекрёстках, итак уже перекрытыхчетырёхколёсными полицейскими "ваннами" (местное название дляавтозака) - это чтобы демонстрация вдруг не пошла вслед за направлением ветра,наконец, произвольно задерживая, останавливая шествие.
Тут надо пониматьпсихологию местных демонстрантов - они не из Бибирева приехали на Триумфальнуюпокричать, это их собственный район, они тут собаку выгуливали, пуд соли съели,в местных экк-кнайпах (угловых забегаловках) делали первые глотки пива, они тути живут, и работают, и отдыхают, и политическую активность свою проявляют, это ихрайон. И потому поведение полиции, явившейся сюда откуда ни возьмись запрещатьим ходить по их собственному району, вызывает у людей неодобрение и злобу. Этонеодобрение и злобу менты (здесь их называют "быки", но в русскомконтексте это не очень понятно) потом запишут в своих протоколах и отчётах как"агрессивные проявления", а всю демонстрацию в пять тысяч мужчин,женщин, юношей, девушек, а также стариков и старушек, - запишут как агрессивнуюдемонстрацию.
1 мая 2011 года мышли по Кройцбергу и нам махали из окон красными и чёрными флагами, мы шли поНойкёльну - и там эта картина повторялась. И вот мы, наконец, завернули, чтобывернуться в Кройцберг, и тут, на широкой Карл-Маркс-Штрассе, вскоре послератуши (управы) района Нойкёльн, полиция произвела первые массовые задержания,придравшись к какой-то ерунде. Демонстрация была остановлена, фактически прекращена.И вот тут ответная злоба стала переходить из потенциальной фазы в кинетическую.Как наутро мы увидели на фото в жёлтой прессе, кто-то из ребят поздоровеевсё-таки нацепил балаклавы, выворотил временный дорожный знак и понёсся с нимна ряды «ментов». Кто-то подбросил под ноги очередному отряду броненосныхпетарду. Дубинки, газ и полицейская видеосъёмка были пущены в ходнезамедлительно. Нам, из дальнего тела демонстрации, то, что происходиловпереди и в чём участвовали, может быть, десятки людей максимум, былосовершенно не видно. Но мы хорошо заметили, как «менты» взяли всю демонстрациюв плотное кольцо, хорошо почувствовали полицейский газ своими тонкимислизистыми. Стало ясно, что это конец, это обычный традиционный конец такихшествий. Полиция допровоцировалась, не дав завершить демонстрацию мирно: теперьу них есть задержанные для отчёта и для оправдания безумных расходов на всю этуброню и спецтехнику, на все их сверхурочные и постоянную мобилизационнуюготовность. Можно было постоять тут ещё 30 или 40 минут, вдыхая воздух спривкусом газа и рискуя получить по голове случайно не доброшенной в «ментов»пивной бутылкой. Ясно было, что настоящего боя не будет - демонстранты неготовились к нему, они вышли всё-таки на политическую акцию, а не на боевую.Люди начали расходиться. Минут через двадцать пошли и мы.
Сквозь оцеплениепропускали по одному, внимательно осматривая и снимая на камеру. Пареньвпереди, оглянувшись на скафандрообразных, громко воскликнул: "А я думал,маскировка на демонстрациях запрещена в Германии!" Уходим боковой улицей,поворачиваем на свободную пока от транспорта Коттбуссер Дамм и идём внаправлении О-штрассе. "Мост через канал наверняка будет перекрыт", -говорит более опытная девушка. "Но зачем? Ведь демонстрация рассеяна, всепросто расходятся по домам". - "Затем. Продолжают провоцировать. Покаслишком мало задержанных".
Стемнело, в водеканала особо уже ничего не различить, кроме жёлтых пятен фонарей, но подругасловно в воду смотрела - мост перекрыт. "Как мне пройти туда? Я тамживу", - говорит парень «менту» из оцепления, - и даже пытается показыватьему документ с пропиской. - "Я не знаю", - отвечает существо из-подброни. Зато это знают все собравшиеся на мосту штатские - идущие домой, вгости, поесть или поесть и на метро, как мы (немногие здесь не местные): «ментам»надо просто расступиться и пропустить людей, уже никакую не демонстрацию, алюдей самих по себе. Но «менты» "не знают". У них приказ. Другойпарень начинает что-то кричать «ментам», друг его сдерживает, но тщетно -членистоногая шеренга выстреливает газом, бросается вдогонку, бьёт, сбивает сног. Толпой я оказываюсь прижат к ограде моста, инстинктивно зажмуриваюсь иперестаю дышать - фотоаппарат всё равно в темноте не фокусирует. Только наутромне предстоит узнать, что он не фокусирует вовсе - в давке объектив былповреждён. Но даже ещё не зная этого, всего лишь через две минуты уже я кричу «ментам»на единственном хорошо известном мне языке: "Вы долбаные твари! Выдолбаные твари!" Подруга хватает меня за локоть и выволакивает из свалки,возможно, за мгновение до того, как членистоногое успевает среагировать снова.
Потом у нас былдолгий путь вдоль канала и снова перекрытый дальний мост. Через которыйвсё-таки медленно, по одному, обыскивая каждого, пропускали на ту сторону.Чтобы развеять сомнения: местная линия метро не работала, подсвечиваядемонстрантов ярко горящими табличками "Нет входа". В общем, мы моглиили заказать вертолёт, или пуститься вплавь по каналу, или воспользоватьсяальпинистским снаряжением для переправы, или остаться на этой стороне до ночи,или всё-таки пройти процедуру обыска. Мы прошли.
На следующее утроберлинская жёлтая пресса пугала обывателей страшными революционерами, на первойполосе "Бильд" мы увидели фото тех самых двух крепких парней вбалаклавах, бегущих с дорожным знаком наперевес. Впервые почувствовав себякем-то вроде "страшного революционера" и разглядывая газету в очередив кассу супермаркета (мы покупали молоко) я с чувством глубокого удовлетворенияпроизнёс, глядя на этих двоих в масках: "Ну вот, хоть кто-то занялсянастоящим делом".
Так что, не стоит мечтатьо "нормальной полиции". Нормальной полиции не бывает. Это изначальноантичеловеческая общественная функция. И потому, как говорят в англосаксонскоммире: Эй-Си-Эй-Би.