Кирилл Сафронов рассказывает о фильме, который ближайшие пару недель будут обсуждать все
«Падение империи» выходит в российский прокат 11 апреля. «На день раньше, чем в США!» – на этих словах ведущей зрители в зале «Октября», где проходил спецпоказ, страшно обрадовались и зааплодировали. Но патриотическое очарование придется чуть поубавить – просто в России фильмы выходят по четвергам, а в Америке – по пятницам (так сложилось исторически, подробнее – здесь). «Падение империи» – это первый блокбастер (в смысле дорого снятый боевик) от культовой независимой киностудии А24 («Эйфория», «Все страхи Бо», «Убийство священного оленя» и – если верить «Кинопоиску» – еще ровно сто фильмов и сериалов). Речь в нем про гражданскую войну (оригинальное название – «Civil War») в США наших дней. «Мы хотели назвать (в смысле – перевести, прим. авт.) фильм “Падение Америки”, – зал смеется, – Но студия не разрешила. В прокат он выйдет аж в 1743 кинотеатрах России!». «Вот бы поскорее это случилось и весь мир бы вздохнул спокойно», – говорит мой сосед приятелю, допив бесплатный бокал шампанского, полученный на входе в зал.
Американский президент записывает речь для телевидения – мол, все под контролем, мятежники обречены. Параллельным монтажом – столкновения людей с полицией, кровь на асфальте, горящие автомобили. Журналистка (зритель же прочитал аннотацию к фильму и понимает, кого играет Кирстен Данст) сидит на постели гостиничного номера и смотрит на президента в телеке. Для тех, кто аннотацию не читал, – сидит она с фотоаппаратом и даже фоткает президента. На заднем плане, за окном гостиничного номера, огонь, видимо, от взрыва. До нас доходит ударная волна, кадр потряхивает. В этот момент в отражении стекла потряхивается карта Америки, разделенной на штаты (заставка после телеобращения). Затем команда журналистов под предводительством упомянутой фотографа Ли отправляется из Нью-Йорка в Вашингтон, чтобы успеть взять интервью у президента, который наверняка вскоре падет под давлением наступающих сил Национальной гвардии Калифорнии и Техаса. Дороги разбиты, придется ехать в объезд – не 350 км, а 1350.
«Падение империи» снял Алекс Гарленд – британский писатель, сценарист и режиссер (его отец – известный политический карикатурист, а мать – заметный психоаналитик). В 1996 г. (Гарленду было 26 лет) его книга «Пляж» стала бестселлером, в 2000 г. вышла одноименная экранизация Дэнни Бойла («На игле», «Миллионер из трущоб», «Стив Джобс») с Леонардо Ди Каприо в главной роли. Режиссерские работы Гарленда («Из машины», «Программисты», «Род мужской») – фантастические триллеры и драмы. Не обошлось без влияния родителей – комиксы, которыми Гарленд увлекался в детстве, стали яркими киношными картинками, а наполнили их размышления о человеческом подсознании, границе между человеческим и искусственным интеллектом, и вообще – о границе человеческого. В «Падении империи» нет ни инопланетян, ни холодильников-убийц, но от этого не легче – расчеловечивание вчерашних добропорядочных граждан, узнавших, какова она - власть винтовки, показано с такой детальной правдоподобностью, что страшно как от смачных «документалок», некогда распространявшихся в сетке телеграм-каналов, которые связывали с Е.В. Пригожиным.
К вопросу о расчеловечивании. Это же как с разочарованием – чтобы разочароваться, нужно очароваться для начала. А чтобы расчеловечиться – очеловечиться. Но тут все не так-то и – не побоюсь этого слова – однозначно. Древние считали, что все в порядке, у нас есть внутренний закон «Не убий»: греки его называли «неписаным законом», римляне – «естественным правом» (в смысле, что закон – это то, о чем люди договорились, а право – это высшее, что над этим). А вот в 1651 г. Томас Гоббс написал свою знаменитую книгу «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», в которой к удивлению читателей XVII в. заявил, что естественный закон для человека на самом деле — «Убей!». Естественны: стремление к самосохранению и приумножению ресурсов, «здравый смысл» (способность предвидеть свои действия) и интерес к высшим сферам. Поэтому люди по определению находятся в ситуации войны всех против всех, это наше нормальное состояние. Но в какой-то момент здравый смысл подсказывает, что или мы все друг друга поубиваем, или договоримся – у нас появится общественный договор, по которому мы обменяем наше естественное право убивать на гражданскую свободу не быть убитым. В этот момент и приходят общество и государство (с правителем – тем, кто следит, чтобы люди не поубивали друг друга). За 400 лет много воды утекло, что-то доуточнилось, но «война всех против всех» – базовая модель, которую и сегодня часто вспоминают.
В «Падении империи» схема «общественного договора» нарушается – журналисты шутят, что во время интервью надо бы спросить у президента, точно ли было хорошей идеей распустить ФБР и бомбить граждан Америки. «Ты снимешь мою казнь?», – спрашивает у Ли прибившаяся к журналистам девочка-подросток, мечтающая стать фотографом. А чуть позже Ли отвечает – не девочке, небесам, помеченным пунктирами перестрелок – «все мои фотографии (а из ее флэшбеков мы узнаем, что Ли побывала во многих “горячих точках” – прим. авт.) я рассматривала как предостережение…». Когда привычные схемы рушатся – ни одна идея уже не работает. Ни идея Журналистики (на кой она нужна?), ни «мы же все американцы» («а какие именно вы американцы?»), ни «этого всего не существует» (да ладно!). Остается только спасать свою жизнь и гнаться за сенсацией (желание приумножить собственные ресурсы никто не отменял даже во время бойни). Или все-таки не только? Страшная, конечно, штука гражданская война, врагу не пожелаешь – будь он хоть там где-то, через океан, хоть прямо у тебя под боком (переговаривается весь фильм с приятелем).
