Политолог Алексей Макаркин пишет:
«Сообщения о возможном поглощении ЛДПР Партии дела можно рассматривать в контексте изменения внутрипартийной политики.
При Владимире Жириновском в ЛДПР крайне неохотно принимали выходцев из других партий. И тем более ЛДПР ни с кем не объединялась. Сознательно или нет, но Жириновский следовал логике устава ВКП(б) 1926 года, фактически установившего заградительный барьер для приема в компартию бывших членов других партий. <…>
Жириновский в идеологии был крайне прагматичен, но рассматривал ЛДПР как электоральную машину, которая должна работать бесперебойно, без оглядки на личные мнения, эмоции и комплексы ее участников. Пока партия была слаба, в “теневой кабинет” ЛДПР принимали Лимонова, который, впрочем, так и не получил партбилета. Но как только ЛДПР стала парламентской партией, требования ужесточились, уже к выборам 1995 года Жириновский создал контролируемую “машину”. И в последующие годы немногочисленные идеологизированные депутаты-националисты (Логинов, Курьянович), участвовавшие в “Русских маршах”, в конце концов были вынуждены покинуть партию. Малоуправляемые подчиненные Жириновскому были не нужны — как они не нужны главам корпораций, ориентированных на жесткие механизмы внутрикорпоративного контроля. <…>
В то же время Леонид Слуцкий не харизматик, а парламентский политик, у него нет энергетики Жириновского, способного “вытягивать” ЛДПР на приемлемый электоральный результат. Голосование за партию сейчас в значительной степени носит “мемориальный” характер в память о Жириновском, но возникает вопрос, как долго люди будут голосовать таким необычным образом. В условиях дефицита партийных брендов, возможно, и долго, но не бесконечно.
Поэтому Слуцкий ищет объединительные форматы — тем более, что у Партии дела перспективы почти нулевые <…>, но есть собственное финансирование <…>. Но электоральные плюсы ЛДПР это вряд ли принесет».
