Политолог Алексей Макаркин пишет:
«Первый страх — это страх наказания. Он восходит к советским временам, когда любая индивидуальная политическая активность была чревата серьезными проблемами. <…>
Казалось, что он исчез в конце 1980-х, но в реальности политизация выразилась для большинства населения в возможность проголосовать за разных кандидатов и следить за парламентскими дискуссиями. Второе надоело очень быстро, но и первое превратилось в рутину с ощущением, что простой человек не может ни на что повлиять. <…>
Второй страх — это страх дестабилизации и распада. Его было существенно меньше в конце 1980-х — при пустых полках в магазинах и из-за ощущения, что великая держава так просто развалиться не может. И происходящее — это не развал, а трансформация в некое новое качество, когда союзные республики никуда не денутся, а “кормить” их будет не надо. Когда выяснилось, что распад — это всерьез, то охранительные настроения усилились. <…>
У постсоветских поколений страха дестабилизации и распада существенно меньше по понятным причинам — они в 1991-м либо были детьми, либо вообще еще не родились. <…> Со страхом наказания сложнее — его тоже меньше, но он передается в семьях. Старшие сдерживают младших, ссылаясь на свой жизненный опыт — и опыт предшествующих поколений».
