Исследователь мемориальной культуры Николай Эппле, автор книги «Неудобное прошлое», в интервью Катерине Гордеевой связывает причины восприятия спецоперации в России с тем, что мы не проработали травмы Гражданской войны и ГУЛАГа:
«Опыт почти всех стран, которые как-то имели с этим дело, говорит о том, что просто забыть массовое насилие против своих граждан, просто оставить это в прошлом и двигаться дальше – не проговорив, не назвав своими именами – невозможно. Это будет вытесненная в подсознание травма, которая так или иначе даст о себе знать. Мы в этом не одни, это – не уникальная ситуация. <...>
Но главное, что российское государство преследует в этом смысле (в общем, довольно эффективно) – отключение навыка критического отношения к себе. Государство не может быть не правым. Если оно допускает какие-то ошибки – это перегибы на местах. Но в целом – все в порядке. И это транслируется дальше: я сам не могу быть не прав. Я не допускаю разговора о своем семейном прошлом (как о чем-то проблематичном). И лучше вообще туда не лезть, потому что вдруг там может оказаться что-то сложное и требующее включения какого-то критического аппарата. Эта манипуляция прошлым призвана блокировать разговор критический и выкрутить на максимум нарратив гордости. В итоге это ведет прямо к страшным вещам. <...>
Как может быть устроена память о преступлениях нацистов, о Холокосте, и т.д.? Как это работает в Германии? Это некоторое знание о преступлениях, которое призвано оформить публичное общественно-политическое пространство так, чтобы выстроить систему моральных ориентиров. "Мы помнил об ужасе Холокоста. Мы помним, какие популистские, политические, пропагандистские ходы к этому привели. Настраиваем наш взгляд соответствующим образом на то, что происходит вокруг нас. Чтобы не допускать дискриминации каких-то меньшинств, каких-то групп… не допускать выстраивания представления о каком-то "другом" как о враге. Недопустимость расчеловечивания и т.д.". То есть память о нацистском прошлом для Германии (для человечества вообще) – это способ настроить систему моральных запретов. "Чего мне делать нельзя, чтобы это не повторилось?"
Как это начинает работать, если у нас выключен критический аппарат и предельно выкручен тумблер гордость? Фашистами, нацистами и преступниками начинают считаться какие-то "другие". Которые вот эти все ужасы творят. "Я ни в чем не виноват, я – борец с фашизмом и нацизмом. Я – победитель, освободитель, и т.д." Вся эта память настроена на то, чтобы помнить о том, какой плохой другой. Так, кстати, была устроена память о Третьем Рейхе в ГДР. Там все нацистское прошлое было переадресовано в сторону ФРГ. И Берлинская стена называлась официально (на пропагандистском языке) "антифашистский вал". То есть Берлинская стена "защищала" "демократическую Германию" от недобитых фашистов, которые были с той стороны. Получается, что эта память, которая должна работать как система моральных запретов ("мне"), работает как система, отменяющая мораль».
