Проект «Re: Russia» пишет:
«После массовых протестов 2011–2012 годов, с начала своего третьего президентского срока, Владимир Путин пытается «нормализовать» российское общество на позициях консервативного традиционализма: актуализирует православную повестку и те самые традиционные ценности, прославляет патриархальность и патернализм, противопоставляя их «ценностному распаду» Запада, апофеозом которого выступает ЛГБТ-толерантность.
Однако успехи этой политики на протяжении десяти предвоенных лет оставались весьма ограниченными. <…> Предполагалось, что импульс «мягкой силы» в виде стимулирующей государственной политики актуализирует консервативные предпочтения «глубинного народа» — консервативной массы, составляющей ядро российского населения. Однако исследования показывают, что консерватизм и патриархальность ценностей российских граждан по многим вопросам сильно преувеличены, а навязанные официальные нарративы вступают в прямое противоречие с реальными предпочтениями населения. <…>
Политолог Марлен Ларюэль полагает, что такое противоречие между низовым спросом и политикой пропаганды традиционных ценностей «сверху» — общая черта постсоциалистических стран, переживших недавно фундаментальные изменения. <…> Это следствие консервативного сдвига, который произошел там в 1990-е годы и являлся защитной реакцией населения, отразившей его стремление к стабильности и нормализации, а не отказ от самих изменений. <…>
Однако компенсаторный консерватизм (реакция на стрессы предшествующего периода) вовсе не был единственной и доминирующей тенденцией. Как показали пять волн исследования динамики ценностных типов российских граждан в 2008–2018 годах, за этот период произошел существенный сдвиг в направлении индивидуалистических ценностей, заметно сократилась доля ценностей «сохранения» и людей, для которых «характерна сильно выраженная ценность экзистенциальной безопасности, которая в поисках защиты и руководства побуждает к ориентации на социальное окружение, на авторитеты и на государство». <…>
Мечта Владимира Путина о православном Иране противоречила фундаментальным трендам социальной динамики в российском обществе. Однако нельзя сказать, что усилия властей не дали никаких результатов. <…>
Можно сказать, что к концу 2010-х годов сложилось некоторое единство между низовым консерватизмом определенной части общества и консервативным нарративом, продвигаемым со стороны власти. Последний рассматривался средним российским обывателем отчасти как «нормативный». Однако это единство было сильным скорее в политическом спектре — оно выражалось в государствоцентризме, конформизме, патернализме, — но не в части ценностей, связанных с религиозностью, семейными моделями и другими зонами индивидуального выбора. <…>
Так или иначе, российский консерватизм «снизу» и консерватизм «сверху» не совпадают друг с другом, вопреки чаяниям политических менеджеров режима. <…>
В результате исследователи полагают, что противоречия между реальными установками и навязанным официальным нарративом могут расколоть общество и оттолкнуть от режима те группы, которые готовы поддерживать начальство и лично Владимира Путина, но не готовы придерживаться всего комплекса «традиционных ценностей» и радикального антивестернизма».
