Писатель Алексей Варламов в журнале «Горький» — о многомерности Алексея Толстого:
«Приступая к работе над биографией Толстого, который представлялся мне отъявленным негодяем, я был уверен, что у меня получится разоблачительный памфлет. Я видел в нем циника, шедшего по головам и трупам. Но, когда я начал знакомиться с источниками <…>, передо мной предстал совсем другой человек. <…>
Русская эмиграция видела в Алексее Толстом приспособленца. То, что в 1923 году он вернулся в СССР и перешел на сторону советской власти, расценивалось как предательство. <…> Я не стремился стать его адвокатом и был скорее следователем, который собирает показания свидетелей, пытаясь составить честную картину преступления. <…>
Ахматова называла Толстого негодяем и антисемитом, который погубил Осипа Мандельштама. Несмотря на это, Толстой очень ее любил и помогал ей. <…> Он помогал сыну Цветаевой, Георгию Эфрону, поддерживал режиссера и главу Еврейского антифашистского комитета Соломона Михоэлса. Алексей Толстой не был равнодушным человеком, но помогал только тем, кого считал талантливыми. <…> Личность Толстого намного сложнее описанного Солженицыным.
<…> Главной его претензией к большевикам было то, что они отдали немцам огромные территории. Коммунистическая идеология и красный террор его не волновали. Когда в ходе Гражданской войны большевикам удалось отвоевать Украину и Беларусь, Толстой начал понимать, что этим бандитам предстоит стать строителями новой страны. Он по-прежнему не любил большевиков, но теперь считал их кем-то вроде волков, которые, как и подобает «санитарам леса», должны были уничтожить в России все больное, слабое, хлипкое и, сыграв свою роль, уйти. Как убежденный патриот, он считал этот этап необходимым для дальнейшего развития страны.
Не думаю, что Толстой преследовал корыстные цели и ехал в СССР за деньгами и славой. Таких гарантий ему никто не давал. <…> Алексей Николаевич действительно считал, что сталинизм на родине лучше свободы в эмиграции и написал «Открытое письмо», в котором объяснил свою позицию. <…>
Были и другие люди, разделявшие взгляды Толстого. В эмиграции появилось движение «Смена вех», участники которого говорили, что русская интеллигенция должна быть с русским народом, независимо от того, прав этот народ или нет. Все знают про философский пароход, на котором в 1922 году покинули Петроград видные российские философы и общественные деятели, но мало кто слышал об обратном рейсе этого парохода, на котором вернулись в Россию Алексей Толстой и сменовеховцы. Конечно, все вернувшиеся были взяты на заметку, многих впоследствии расстреляли. Сталин таких вещей не прощал.
В России Толстой был никому не нужен. <…> Его семье грозил голод. Толстой не сдавался, ведь он был авантюристом, любил риск, верил в себя и свою удачу. Он обладал абсолютно «рыночным» мышлением: знал, что нравится публике, и умел писать вещи, которые хорошо продавались. Так появилась пьеса о Распутине «Заговор императрицы». <…> Получилась похабная историческая фальшивка, которая, как ни странно, была очень талантливо написана. <…>
Есть такой литературный анекдот. Когда Толстого собирались забрать, он спросил: «Сколько у меня есть времени?». Ему сказали: «Один месяц». И он написал «Хлеб» — одно из самых известных своих произведений, которое является громкой похвалой Сталину. Подобной литературы было много, но «Хлеб» — абсолютный чемпион. Эта книга — покаяние Толстого, жертвенное подношение, плата за свободу. Вот так он всегда и спасался — торговал собой. В этом смысле Алексей Николаевич был абсолютно беспринципным человеком».
