Журналист Мартин Вольф пишет в The Financial Times о типе китайского государства, которое сложилось после реформ Дэн Сяопина:
«Самое удивительное наблюдение из книги экономиста Дэвида Даокуя Ли из Университета Цинхуа, состоит в том, что “с 908 по 1840 год, когда Китай вступил в фазу истории эпохи модерна”, доход на душу населения снижался. Китай оказался в этот период в мальтузианской ловушке. Другой экономист Ангус Мэддисон рисует еще более мрачную картину. Даже после 1840 года, по его мнению, ничего особо не изменилось. Только благодаря “реформам и политике открытости” Дэн Сяопина произошли реальные изменения.
Дэн Сяопин, положившись на рыночные силы и открытость мировой экономике, освободил стихию рынка и тем самым создал условия для невероятной трансформации страны. Однако, когда требования демократизации были отвергнуты в результате событий на площади Тяньаньмэнь, Дэн усилил власть коммунистической партии. Он изобрел новую форму политической экономии: ее продуктом стал современный Китай.
<…> По сути, как говорит Ли Даокуй, современную политическую систему Китая нельзя назвать советской; напротив, она в большей степени напоминает модернизированную версию традиционной китайской империи. Это государство патримониально по своей структуре. Оно несет ответственность за население, но неподотчетно ему — за исключением одного: если оно потеряет поддержку населения, оно рухнет. Главная задача такого государства — обеспечить стабильность и процветание. Однако преследуя эти цели, оно не стремится управлять всем из единого центра. Это было бы безумием в такой большой стране: оно делегирует власть на местный уровень. Коммунистическая партия, как говорит Ли Даокуй, воплощает собой национальную партию Китая.
С этой точки зрения режим Си Цзиньпина не отказался от траектории, заданной Дэном Сяопином; он скорее пытается решить некоторые проблемы, которые возникли в результате капитализма, а именно вездесущую коррупцию, растущее неравенство и причинение вреда окружающей среде».
