Участник нашего проекта «После», медиааналитик Василий Гатов в интервью изданию «Colta», отвечая на вопрос можно ли проводить параллели между сегодняшними русскоязычными медиа, работающими из-за рубежа, и медиа времен Холодной войны XX века, говорит:
«Нет, нельзя. Это совсем другое. Во-первых, Советский Союз был полностью закрытым государством, особенно в 1940-е и в первые две трети 1950-х. Информация наружу не поступала. Цензурировалось все, включая телеграммы иностранных корреспондентов, не было никаких независимых линий связи. Было специальное окошко на Центральном телеграфе, где сидели цензоры, владеющие иностранными языками, которые прочитывали перед отправкой все телеграммы и указывали корреспонденту на то, что в следующий раз так не надо, иначе у него могут быть проблемы. Это была скорее цензура предупреждений, чем вычеркиваний, но она была.
«Голоса» рассказывали правду о стране в пределах того, что они могли узнать, и того, как они могли это интерпретировать. Сама информационная составляющая «вражеских голосов» времен холодной войны находилась на более низком уровне, чем у нормальной объективной западной прессы. Дело не только в том, что источники информации «голосов» были субъективны, но и создаваемая ими новостная повестка имела не так уж много общего с реальностью, в которой жило подавляющее большинство советских людей. <…>
Это, конечно, совсем не похоже на информационную ситуацию сегодня. Россию в силу новых коммуникационных реалий нельзя назвать закрытым государством; и Китай — не закрытое государство, несмотря на «великий китайский файрвол», и даже Северная Корея — это тоже не оно.
Если в Холодную войну у вещателей по большому счету не было никакой информации о том, сколько людей их слушает, как они их слушают и что они по этому поводу думают, то сейчас мы можем даже в цифрах описать те аудиторные группы, которые продолжают читать, смотреть, слушать оппозиционно настроенные СМИ, которые делают это по каким-то поводам, очень редко, или не делают никогда. А на самом дальнем краю есть те, кто делает это ежедневно, с ненавистью, чтобы в очередной раз написать донос. При этом они все равно потребляют этот контент, более того, они его даже распространяют.
Но фундаментальная разница в том, что «голоса» слишком сильно были заточены на задачи и цели, которые ставили перед ними либо управляющие организации, как ЦРУ, а потом BBG и USIA (United States Information Agency) для американских станций, либо соответствующие МИДы для европейских. <…>
А сейчас те, кто работает в жанре «медиа в изгнании» и даже вынужден брать деньги у доноров, этими донорами не управляются. Доноры не регулируют их ценностные модели, не модерируют и не цензурируют их контент. Люди добровольно, в рамках своих интересов, своих взглядов, оценок информируют российскую аудиторию. <…>
Кроме того, радикально поменялись слишком многие обстоятельства, широкие, большие части контекста, в котором существует современное российское общество. И поэтому большая часть информационного предложения из-за рубежа не встречает достаточного спроса в России. Это, прежде всего, связано, с негативным отношением к западным ценностям и идеалам в российском обществе, отношением навязанным или естественным — это в данном случае не так важно. Но роста заинтересованной аудитории или проникновения информации через вторичные каналы, через невольную ретрансляцию, почти не происходит, а значит, не рождает нового спроса».
