Участник нашего проекта «После», политолог Владимир Гельман – о дате, которая сделалась праздничной в современной России:
«Ровно тридцать лет и три года назад, 12 июня 1990 года, Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете России, которая, по сути, провозглашала право вето РСФСР на решения, принятые органами власти СССР.
С тех пор утекло много воды, нет уже ни СССР, ни РСФСР, ни Съезда народных депутатов, а суверенитет так и остался. В переводе на русский язык это понимание суверенитета означает «что хочу, то и ворочу, для меня запретов нет, а я могу запрещать что хочу и кому хочу». Такой суверенитет, в понимании российского политического класса, и представляет собой главную цель и основное содержание существования России и современном мире.
Все остальные страны в мире (кроме США и Китая) в России рассматриваются как не-суверенные, то есть по определению занимающие в этом самом мире «место возле параши» (как изящно некогда высказался Путин). В то же время любые внешние ограничения суверенитета России <…> воспринимаются сегодня как самая страшная угроза для страны. Именно поэтому отказ от таковых ограничений – будь то выход из юрисдикции Европейского суда по правам человека или демонстративный отказ от Болонской системы в высшем образовании (только от того, что она – Болонская, а не, условно говоря, Тамбовская), воспринимаются российским политическим классом как безусловные достижения. И то правда: что может быть важнее того, чтобы никого не слушаться и не соблюдать ничьи правила?
Провозглашение суверенитета России в 1990 году носило сугубо инструментальный и по большей части декларативный характер – оно выступало орудием борьбы лагеря Ельцина <…> против переживавшего упадок лагеря Горбачева. Сам по себе суверенитет в этой борьбе особо значимой роли не сыграл <…>.
Но чем дальше, тем больше суверенитет России становится не столько главной целью и основным содержанием существования страны, сколько главным препятствием и основной проблемой и для нее самой, и для современного мира».