Ксения Соловьева — экс-главред российского Vogue (закрывшегося после 24 февраля) в интервью Катерине Гордеевой пересказывает метафору одной из своих собеседниц из российской элиты: «Мы — пассажиры этого самолета. Самолет куда-то летит, кабина пилота у нас закрыта, мы не можем никак туда пробраться. Наблюдаем».
Про будущее российской моды: «Что такое российская легкая промышленность? Все наше сырье и фурнитура — это все не наше. У нас могут сшить очень хорошее постельное белье, спецодежду, форму — из российского сырья, потому что если у тебя есть большие государственные заказы, ты можешь обеспечить объем, то для тебя произведут большое количество ткани. Когда бизнес маленький, когда нет большого спроса на ткань, никто не будет развивать текстильные производства. Модный рынок — это рынок с очень высокой степенью специализации: чтобы хорошо произвести красивую ткань, чтобы она была классного качества и был смысл проинвестировать в оборудование, нужно производить миллион метров в год. Такая марка, например, как 12storeez, способна потреблять 50 тыс метров в год. Для того, чтобы было выгодно эти ткани производить, нужно, чтобы таких марок было еще 20-30 штук. И так для любой пуговицы.
<...>
Я говорю скорее о том, для чего нужно было все, что было так старательно выстроено, так ли нужно все это разрушить, чтобы потом начать шить из несуществующих тканей что-то свое?»
О своем костюме от Александра Терехова: «Я хочу сказать, что русские дизайнеры умеют шить классные вещи. Что у них большое будущее, но они хотят быть частью мирового контекста. И ничего нет плохого в том, что они будут покупать ткани где-нибудь в Португалии и шить это все на итальянских...Я верю в русскую моду в связке с открытостью границ, и в связке с лучшим зарубежным опытом».
О спецоперации: «Я очень много плакала. И очень много непонятного, вопросы, на которые я ищу ответы и никак не могу их найти. Почему все это было сделано именно сейчас, так неожиданно, кажется со стороны, что не очень подготовлено? Почему наши золотовалютные резервы оказались изъяты? <...> Почему страдают наши ребята, которые в этот момент учиться, работать...и им не нужно было бы использовать армию как единственно возможный социальный лифт. Я не понимаю почему это сделано так шоково, так резко, и почему нужно было до такой степени вдруг нашу жизнь, в которую мы все-таки как-то верили (или хотели верить, многого не замечали), так надо было видоизменить, почему нужно было до такой степени выпилиться из мировой экономики? Я сейчас слышу мысль: «ну теперь-то мы сможем построить все заново — так, как мы хотим». Я сразу спрашиваю: а есть ли у нас вообще кирпичи, из которых строить, такого ли они качества? Для чего нужно строить только из, образно выражаясь, отечественного кирпича, если весь мир строит из лучших кирпичей, которые сегодня доступны на рынке?
Я разговаривала с одним человеком, мнение которого я уважаю, и чья работа заключается в анализе того, как «упаковывается» все то, что происходит. Он сказал: «слушай, ну понятно: ты — креативный класс, и я понимаю твою боль, понимаю боль людей, которые вокруг тебя, но вас просто не подготовили. Вам просто не объяснили, вас должным образом не обработали». В этот момент я задаю себе вопрос: а можно ли было меня как-то обработать и сделать так, чтобы я спокойно смотрела на то, что нам сегодня показывают? Мне кажется, это невозможно».
