Публицист Михаил Пожарский — о неожиданных и неочевидных последствиях поправок в Закон «О воинской обязанности»:
«Как известно, огромный вклад в эмансипацию женщин внесла... Первая мировая война. Женщины, которые ранее занимались "домашними делами", теперь зарабатывали деньги и тащили на себе свои семьи. Немаловажно также, что женщины получили и более весомую политическую роль. В начале войны в виде признания того, что, работая на военном производстве, они способствуют национальным победам немногим меньше, чем мужчины, находящиеся на передовой. В конце войны — в виде женских политических демонстраций. <...> В итоге это привело к тому, что, пережив "эмпавермент" в ходе военных действий, многие женщины уже не хотели возвращаться к "домашнему очагу" при наступлении мира (хотя политики и пытались загнать джинна обратно в бутылку).
К чему это я? Читаю про новые упоительные законы о военном призыве, которые свалились на нас как гром среди ясного неба, хотя очевидны были еще полгода назад. <...> Главное — это, конечно, поражение в имущественных правах. Если раньше "переписать всё на жену, сестру, мать" — это было что-то из области бизнес-махинаций или жизни чиновников, то теперь вполне может стать популярной народной практикой.
Российские женщины получат пресловутый "эмпавермент" в виде внезапно свалившегося на них имущества. Очень интересно, чем дело кончится. Но как красиво получается: российское государство нынче объявило противодействие феминизму чуть ли не основной частью своей идеологии. И празднует победу над тремя с половиной фемактивистками, которые теперь поют на своем птичьем языке уже из-за границы. Но то же государство штампует законы, непреднамеренные последствия которых создают какую-то невиданную социально-экономическую базу эмансипации.
Быть может, когда-нибудь символом российского феминизма станет плакат, где девушка сжимает дарственную в руках — с девизом We Can Have It».
