Антрополог Александр Панченко опубликовал в эстонском издании Postimees текст, посвященный анализу своеобразного культа, выстроенного в современной России вокруг памяти о Великой Отечественной войне.
«…масштабные официальные ритуалы, связанные с памятью о Второй мировой войне, появились в СССР довольно поздно — только в эпоху Брежнева. Государственный проект по созданию развитой системы "советской обрядности" был задуман еще при его предшественнике Хрущеве и с разной степенью успеха воплощался в жизнь на протяжении всех последних советских десятилетий. Однако ритуалы военной памяти даже на этом фоне занимают особое место.
Вероятно, "память о войне" вообще была не столько дополнением, сколько своеобразной антитезой идеологии ожидаемого коммунистического рая. Чем меньше люди верили в наступление "светлого будущего", чем условнее и декоративнее казались им партийные ритуалы, тем больший ореол подлинности окружал праздник 9 Мая и другие военные даты. <…>
В 1990-е годы и коммунистические, и военные обряды и мифы начали, казалось бы, довольно быстро исчезать из публичной жизни российского общества. Вскоре, однако, всё изменилось. Похоже, что Путин в начале своего правления представлял себя кем-то вроде князя Владимира Святославича, которому нужно выбрать и принять новую государственную религию. <…>
Уже не одно тысячелетие люди стараются выстроить со своими умершими предками и родственниками сложную систему ритуальных отношений, одновременно и сохраняющих связи, и проводящих границу между мирами живых и мертвых. Нарушение этих обрядовых норм и практик обычно создает общественную тревогу и растерянность. Поэтому ритуалы коммеморации — коллективного поминовения безымянных жертв войн, геноцида и массовых убийств — остаются значимыми для многих современных культур. И в позднем СССР, и в постсоветских странах эта значимость была вполне очевидной.
Не берусь судить о подлинных побуждениях Путина, его пропагандистов и политтехнологов, однако ясно, что в какой-то момент они осознали потенциал этих обрядов в качестве "точки сборки" российского общества. <…>
Довольно интенсивно "религия победы" использовала и советские художественные и публицистические клише, где фигурировали жестокие и бесчеловечные враги-нацисты, а также их жертвы, расстающиеся с жизнью или жестоко страдающие во имя счастья своего народа и потомков. В результате сложилась довольно стройная ритуально-мифологическая система, чье моральное значение для современных россиян объяснялось и генеалогически — при помощи образа предков, даровавших им возможность жизни, — и за счет конспирологических страхов, трактующих западное общество как постоянную угрозу социальному и моральному облику русских и россиян».