Forbes публикует интервью с философом, политологом, участником Публичных лекций Полит.Ру Глебом Павловским:
«… новая Россия, которой 30 лет и которая возникла случайно при взрыве Советского Союза — страна без стратегии. Не с какой-то там стратегией, которую сочиняют мудрецы, а то, что называют grand strategy — большая стратегия, то, что не имеет одного автора, но выражается в понимании масс и элит, куда идти, что делать, и чего не делать. Собственно говоря, последний человек, который имел большую стратегию, отчасти интересную, отчасти ошибочную был именно Горбачёв. После него этого не было. <…>
Заметьте, как много говорят о Путине. Ведь никогда в России, даже, как ни смешно, при Сталине, столько не говорили о правителях, о главах государства. Он как предмет вытеснил всё остальное. Что ты можешь сказать, собственно говоря, о Путине? Можешь бесконечно пересказывать сплетни. Это неинтересно, и, в конце концов, ты глупеешь. Но сказать-то ты ничего не можешь, у тебя нет предмета.
В первую очередь [вытеснение произошло] у публичных людей, у публичных интеллектуалов. И, я думаю, мы не выйдем из этого состояния даже так, как вышли 30 лет назад — через какую-то реакцию, эксцесс, импровизацию, а Российская Федерация была импровизацией. Второй раз это не пролезет. Нам придется выходить через решение массы связанных между собой в стратегию проблем, но сейчас об этом еще рано говорить, не с кем. <…>
Украина, кстати, является классическим ложным эталоном для России, как и Россия для Украины, между прочим. «Оранжевая революция» была воспринята московской либеральной оппозицией, тогда могущественной, опиравшейся на мощную всероссийскую среду: фракции, медиа, НКО и так далее.
Они просто решили: а какого черта готовиться к следующим выборам? Можно выйти на улицу и создать своего президента. Надо готовиться к выборам, но им стало неинтересно, и возникла эта пошлая мантра: когда на улицу выйдет миллион, власть падет. Какого черта он выйдет? Повторяю, в 2003–2004 годах либеральная оппозиция представляла собой мощнейшую силу, очень мощную силу, которая могла и должна была вернуться в парламент. Это потом с 2004-го года власть уцепилась за этот идиотский уход на улицу, а на улице либералам нечего было делать, они там никто. <…>
24 февраля — импровизация. Это, конечно, совершенно очевидно. Импровизация превратилась в основной вид политики у нас в силу того, что в Российской Федерации отказались еще в ранних 90-х строить государство, заниматься скучной кропотливой работой — nation building. И здесь вы на Путина это не свалите никак. Это еще Борис Николаевич, который не любил ничего, что не является прорывом и не является быстрым результатом. Импровизация здесь получается неизбежно, потому что если вы действительно хотите провести серьезные реформы, которые будут приняты населением — а реформы, которые не приняты населением, они вообще никому не нужны — значит, вы должны создать коалицию с населением страны, а не говорить ему, что вы проведете непопулярные реформы. Почему они должен любить непопулярные реформы? А если этого не делать, тогда мы слышим что "немножко потерпеть придется, а потом будет хорошо сразу". Сперва будет мучительно, а потом хорошо. Это ведь военная, вообще-то говоря, лексика. Помучаемся, отобьемся и отпразднуем победу. Над чем, над кем?»
