Содиректор Монтерейского триалога Пётр Слёзкин – в интервью главному редактору журнала «Россия в глобальной политике»:
«Американские политики отождествляли «свободный мир» со всем некоммунистическим миром. Они исходили из того, что весь мир должен быть гармонично взаимосвязан, но этому мешают коммунисты, у которых другая цель, а именно – глобальное порабощение. Потому нужно защищать всю территорию, которая осталась свободной от коммунистического угнетения.
<…> Следствием политики «свободного мира» была потребность (и невозможность) создать единую, общую для всех, идеологию. Американские политики считали, что у коммунистов была своя идея – неправильная, деструктивная, но понятная. Значит, «свободный мир» должен был предложить привлекательную альтернативу. Были постоянные попытки что-нибудь такое придумать, но никак не получалось, потому что «свободный мир» определялся негативно. Америка не считала себя лидером западных, христианских, капиталистических, демократических или каких-то других стран. Она считала себя лидером всего некоммунистического мира. <…>
В отсутствие коммунистической угрозы «свободный мир» мало что связывало. <…> Всё яснее начали проявляться внутренние противоречия концепции. После завершения острых кризисов на Кубе и в Берлине холодная война постепенно рутинизировалась. Стало сложнее воспринимать коммунистическую угрозу как экзистенциальную. А тем временем оба мира раскололись: противоборство СССР и Китая разрушило картину коммунистического монолита, а в результате деколонизации от «свободного мира» окончательно отщепился так называемый «третий мир».
<…> После распада Советского Союза казалось, что весь земной шар наконец воссоединится, но не прошло и десяти лет, как Буш-младший снова объявил об американском лидерстве «свободного мира» в борьбе с глобальным террором и «осью зла». И как только война с террором более-менее завершилась, пришла пора противостояния демократии и автократии, защиты либерального порядка от старых добрых врагов – России и Китая.
<…> С одной стороны, есть тенденция вернуться к изначальной логике американского лидерства «свободного мира» против несвободного. Автократии и демократии – это та же суть. С другой стороны, они прекрасно понимают, что мир изменился. И в 1950 г. уже было сложно делить земной шар на две части <…>, а сейчас и подавно. Бывший «третий мир» получил намного больше геополитической автономии и не хочет выбирать между блоками. <…>
Война с террором и с радикальным исламом не очень хорошо вписывается в защиту «свободного мира» или международного порядка. С одной стороны, террор – это не внешняя геополитическая угроза, а внутренняя проблема. В Париже, в Брюсселе, даже в том же Израиле палестинский вопрос считается внутренним <…>. Война против глобального террора считается провальной. Это как раз нескончаемые войны, так что хотят от этого уйти и вернуться к большому геополитическому соперничеству и к защите всего международного порядка от экзистенциальных угроз. Китай и Россия более-менее соответствуют этой роли, а ХАМАС не очень.
<…> Израиль – это особый вопрос в американской политике и скорее исключение, чем часть общей логики американского лидерства. Значение Израиля меняется, потому что новое молодое поколение симпатизирует Палестине. То есть Байден будет стоять за Израиль, но в университетских кампусах всё не так однозначно».
