Историк диссидентского движения Александр Даниэль в интервью изданию «Новая газета» говорит:
«Мне кажется, что сегодняшний <…> антирежимный протест уже намного шире, чем то сопротивление, которое было в диссидентские времена. Число политических заключенных — это только один параметр <…> …есть еще огромное количество административно привлеченных, и вместе получается уже намного больше. <…>
Если у нас в последние годы перед перестройкой было 300–500 осужденных (не считая тех, кого в психушку упекли), то, умножив на 20, получим около 8–10 тысяч человек. Получается, что нынешнее сопротивление численно намного больше, чем в диссидентские времена. И это только те, до кого дотянулись. А ведь сегодняшний протест имеет довольно заметную непубличную, анонимную компоненту: граффити, листовки и так далее, — это же тоже протест!
Кроме того, изменился социальный контекст. Что было социальным контекстом для советских диссидентов в классическом понимании этого слова? В основном — столичная интеллигенция. Не только, конечно: можно привести много примеров и провинциального диссидентства, и «низового» диссидентства, и спонтанных диссидентских акций, совершавшихся одиночками, не связанными ни с какими сообществами. Но в основном люди жили и действовали в среде этой столичной интеллигенции. Не только элитарной: в диссидентском движении были и люди массовых интеллигентских профессий — учителя, инженеры, врачи. А вот сейчас, мне кажется, сопротивление режиму вышло за пределы и этого круга».
