Политолог Владимир Гельман пишет о влиянии художественной литературы:
«Несколько раз приходилось отвечать на вопрос о том, какое воздействие на меня (и как на индивида, и как на исследователя российской политики повлияла) Великая Русская Литература <…>. Не знаю, спрашивают ли французских профессоров о том, какое воздействие на них оказали Бальзак, Гюго, или Золя, но меня вот спрашивали нечто подобное.
Если совсем кратко, то это воздействие – никакое. Сколько себя помню, всегда проводил грань между художественной литературой и тем, что наблюдал вокруг, и понимал, что эти явления соотносятся между собой примерно как круглое и красное. <…>
<…> Нам не приходится ездить в электричках вместе с Наташей Ростовой, мы не склонны видеть в каждом убийстве те же мотивы, что и у Раскольникова, и уж точно российские следователи мало похожи на Порфирия Петровича. И даже если организацию под названием «Наши» сперва придумал Верховенский, а уж потом Сурков, это не значит, что для анализа поведения российских политиков следует читать именно «Бесы».
Это не значит, что и другие жанры искусства мне абсолютно чужды – те же песни Высоцкого и Макаревича, наверное, оказали на меня в юности большее эмоциональное воздействие, нежели весь школьный курс литературы, вместе взятый. Но в целом, должен признаться, что художественную литературу я воспринимал, прежде всего, как развлечение – не более того, но и не менее. Неудивительно, что за последние три десятилетия почти ничего из художественной литературы – ни русской, ни не-русской – я так и не прочел (в количественном выражении, возможно, 2-3 книги в год), а то, что прочел, не затронуло почти никак».