Зоя Ху в журнале Dissent пишет о феномене традиционной жизни, которая появилась в качестве ответа на тяготы жизни при современном капитализме:
«Любовь — это высшая ценность, и она сейчас в опасности. Это то, что мы, добропорядочные граждане, слышим во времена, когда капитализм всё больше и больше ставит наши чувства и эмоции под свой контроль. Вместо любви теперь промискуитет, социальное отчуждение, отупляющая работа, под бременем которых живет каждая американская семья. Если бы мы только могли спасти любовь и всех нас! У реакционеров есть предложение: единственный способ обрести подлинное чувство и ценность любви лежит в традиции — если быть точнее, в традиционном образе жизни.
<…> То, что делает феномен традиционализма уникальным в наше время, — это его неподдельная критика капиталистической действительности. Многие сторонницы традиционного образа жизни презирают работу и ценят мужчин за то, что они спасают своих жен от профессиональной деятельности. В одном твите можно прочитать: "Когда мама моего друга начала встречаться со своим будущим мужем, он сказал ей, что если она выйдет за него замуж, то ей никогда не придется работать". Только традиция может спасти любовь от унижений современной жизни и необходимости рано вставать и ехать на работу. Эта идея открывает свое содержание подобно крышке люка, из которой выпрыгивает незрелая фантазия, оказывающаяся слишком хрупкой и ностальгической, чтобы воспринимать ее всерьез в наше время. Для обычных людей, которые заняты оплатой кредитов, счетов по страховке и арендной платы, традиционный образ жизни просто недоступен. Этот парадокс объясняет успех традиционализма в соцсетях: продвижением тренда традиционной жизни занимаются инфлюенсеры, которые отлично умеют одновременно заставить людей жадно хотеть чего-то и чувствовать себя ущербными. Это зловещая рекламная мелодия продукта, который, возможно, даже не существует.
Описывая убогость работы, идея традиционности облагораживает себя; однако как этос олицетворяет неприятную правду исторической зависимости капитализма от института семьи, составного элемента капиталистической структуры, благодаря которому собственность, долг и экономический интерес сливаются в одно целое (Милтон Фридман писал, что "семья сделала гораздо больше, чем отдельный человек, для того, чтобы все наши моральные обязательства перед другими людьми ушли на задний план"). Однако немногие прибегают к понятиям, связанным с обществом, так как они всё больше ассоциируются со страхом и ростом преступности. Нам нужна секьюритизованная близость — счастливая гарантия совместной выплаты общей ипотеки».
