Журналист Джон Бёрн-Мёрдок пишет в The Financial Times о настоящей причине социального недовольства во Франции:
«Представьте две страны. Одна – горделиво христианская, где память о расовой сегрегации живет в памяти людей, а о расизме в СМИ слышишь чаще, чем где-либо ещё в развитом мире. Вторая – строго светская, где на законодательной основе запрещён сбор данных о расовом происхождении людей, что является сознательной политикой лидеров страны, направленной на то, чтобы устранить разделение людей по этническому признаку.
И какая же из этих стран, по вашему мнению, даёт людям с разным с расовым и религиозным наследием больше возможностей для успеха и для равноправного участия в жизни общества? Ответы, которая даёт статистика, поразительны.
В 2021 году безработица в США была равна 5.5 процента для тех, кто родился в стране и 5.6 для тех, кто был рожден за её пределами. Уровни безработицы среди черного и белого населения сейчас практически равны. Что касается Франции, то там безработица среди коренного населения достигает 7 процентов; для иммигрантов – 12; а для тех, кто прибыл в страну за последние 10 лет – 17 процентов.
<…> Неравенство во Франции усугубляется провалом городской политики властей за последние несколько десятков лет, что привело к тому, что сообщества иммигрантов преимущественно сконцентрировались в пригородах французских городов. Компактное проживание мигрантов укрепило их чувство инаковости в отношении остального населения и воспрепятствовало социальной мобильности. Соприкосновение богатства и бедности в Лондоне, конечно, несёт с собой определенные проблемы, но это не идёт ни в какие сравнения с закреплением структурного неравенства, которое мы можем наблюдать во Франции. 28 процентов недавних французских иммигрантов находятся в самой нижней десятке населения с низкими доходами в сравнении с 8 процентами коренного населения. В Британии цифра равна 10 процентам независимо от происхождения.
Несмотря на заявления об отсутствии расизма во Франции, цифры говорят об обратном. Если не провести реформы в области деятельности полиции и социального отчуждения, останется мало надежды на то, что эти насильственные бунты когда-нибудь прекратятся».
