Издание «Сигма» публикует расшифровку дискуссии историка Ильи Будрайсткиса с социологом Григорием Юдиным, в ходе которой Юдин, в частности, говорит:
«…если о российской идеологии можно сегодня говорить как о консервативной, то в одном очень специальном смысле. Я бы сказал, в простейшем из всех вариантов: российская идеология сегодня контрреволюционна.
В принципе, сегодняшняя идеология очень эклектична, в ней действительно есть самые разные элементы. И это становится возможно не потому, что она внутри особенно поливалентная, а скорее, потому, что она индифферентна к чему угодно и может использовать любой язык. Но есть несколько слов, которые организуют этот во многом эклектичный нарратив. И по ним можно видеть реальный характер идеологии.
Главное из них — "революция", за которым стоит стандартная контрреволюционная эмоция, транслируемая в общество, — страх. И если мы говорим о консерватизме, это специальная форма консерватизма — контрреволюционный консерватизм, при котором важно удержаться в этой ситуации перед концом света. Он боится любого коллективного движения и самоорганизации, так как они связаны с потенциальным разрушением установленного порядка. Этот мотив проникает вниз и находит определенную поддержку, так как затрагивает значительную часть общества, которой есть что терять, и она готова разделять эту эмоцию или просто смешивает ее с общим страхом перед хаосом. В подобном смысле консерватизм в России действительно усилился после 2011–2012 годов.
Что касается коллективизма, честно говоря, я не особенно его замечаю. Да, есть моделирование внешнего врага. Да, есть обида и унижение, копившиеся с 1990-х. Понятно, что в России была и остается господствующей примитивная версия теории модернизации, которая предполагает, что нужно постоянно переживать собственную отсталость и испытывать неполноценность перед «развитыми странами». Следствием этой модернизационной риторики стало желание освободиться от внешне навязанного авторитета, которое характерно не только для России, но и для других стран. Эту эмоцию многие разделяют, на такой негативности удалось кое-что построить. На негативном посыле возникают разные формы эмансипации, цель которых состоит в утверждении суверенитета. Суверенитета, понимаемого просто как отсутствие гетерономии, свободы от чужой воли. Отсюда и все формулы традиционных ценностей: у нас особый путь, не надо нас поучать. Смысл всего этого — чистое отрицание. И мне кажется, что разговоры об особом российском коллективизме, который противостоит западному индивидуализму, связаны с довольно безнадежной попыткой развить эту эмоцию обиды и отрицания в позитивном ключе».
