Британские СМИ заинтересовались темой четырехдневной рабочей недели. Поводом послужили высказывания Френсис О'Грейди, генерального секретаря Британского конгресса тред-юнионов, которая заявила, что по мере развития технологий и автоматизации труда необходимо добиваться сокращения рабочих часов при сохранении уровня оплаты. В XIX в., напомнила она, профсоюзы боролись за восьмичасовой рабочий день. В XX в. работники добились права отдыхать два дня в неделю и уходить в оплачиваемый отпуск. В XXI в. не нужно останавливаться на достигнутом. Эта история, в свою очередь, представляет собой дальнейшее освоение англоязычными СМИ темы автоматизации.
Guardian одобрительно отмечает, что британские профсоюзы, судя по такой постановке вопроса, ожили и возвращаются к присущей им радикальности. Идея в том, объясняет автор, что раз благодаря развитию технологий происходит автоматизация труда, главными выгодополучателями должны стать работники. Им можно будет меньше работать, а зарабатывать при этом они должны столько же, сколько раньше. Следствием должен стать рост производительности Британии. С одной стороны, причиной будет автоматизация, а с другой стороны — более высокая мотивированность работников в новых условиях.
Главные противники такого подхода, отмечает автор, - это работодатели. Убеждать их с помощью аргументов в том, что им сокращение трудовой недели тоже выгодно, конечно, можно, но этого далеко не достаточно. Недостаточно и того, чтобы работники осознавали, что они только выигрывают от сокращения рабочего времени при сохранении оплаты. Для того чтобы ситуация действительно изменилась, считает автор, необходимо массовое волеизъявление работников в виде демонстраций на улицах и мобилизации на рабочих местах. Теоретически такой сценарий в Британии даже возможен в обозримом будущем — если Британия выйдет из ЕС без заключения сделки об условиях дальнейшего сотрудничества.
The Economist занял скептическую позицию. Отчасти, оговаривает автор, эта риторика отражает некоторое воодушевление британских профсоюзов. Но на самом деле такая постановка вопроса далеко не нова. Эксперименты по сокращению рабочей недели уже проводились в Новой Зеландии и Швеции. Более того, в этих странах они показали, что по итогам такого перестраивания графика работники становятся более здоровыми, продуктивными и мотивированными. Однако это еще не повод для таких изменений.
Практика пятидневной рабочей недели в западном мире существует менее ста лет. До того бывали разные вариации с выделением работникам некоторого свободного от работы времени в течение недели. Распространение и укоренение пятидневного (сорокачасового) графика тоже происходило медленно — на это ушло несколько десятков лет. В этом большую роль сыграли профсоюзы и правительства.
Попытки сокращать рабочую неделю еще дальше предпринимались во Франции и Германии, однако успехом не увенчались. Это было связано с тем, что работодатели не хотели платить работникам столько же, сколько за пять рабочих дней, когда они работают только четыре. В качестве аргумента в пользу сохранения той же оплаты их оппоненты ссылались на то, что за счет более продолжительного отдыха работники быстрее и эффективнее работают, но работодателей это не убеждало.
Сторонники четырехчасовой рабочей недели, заключает автор, исходят из того, что повышение качества жизни людей важнее, чем наращивание экономики. Но фактически в нынешней ситуации нет возможности выбирать, что важнее, потому что приоритет экономики несомненен. Даже О'Грейди при всем риторическом оптимизме выразила по этому поводу сильнейший пессимизм, заявив, что четырехдневная рабочая неделя вполне достижима «в этом веке».
