7 сентября в Тегеране откроется саммит в верхах, в ходе которого, как пишут СМИ, ожидается, что президенты России, Турции и Ирана смогут утвердить план военной операции на севере Сирии, включая окрестности Идлиба.
О том, что происходит вокруг Идлиба накануне саммита, и о том, какие планы строят стороны, с «Полит.ру» поговорил Алексей Макаркин, ведущий эксперт Центра политических технологий.
«Что касается Идлиба, то тут у заинтересованных сторон очень разные задачи. Есть задача Асада – это ликвидация всей оппозиции в Идлибе. Ее там очень много.
Понятно, почему это нужно Асаду: ему это нужно потому, что в таком случае он ликвидирует последний большой оплот оппозиции. Он и после этого, правда, не будет контролировать всю территорию страны: есть «полоса безопасности» на севере, которую сделали турки и где существует протурецкая оппозиция. С этим он ничего не может поделать, но это не такая большая территория и стратегического значения для Асада не имеет. Это территории, населенные курдами. Но с курдами можно вступить в переговоры, тем более что они не находятся в таком радикальной оппозиции по отношению к Асаду.
Таким образом для Асада Идлиб важен чрезвычайно. Но Идлиб важен не только как оплот позиции: его расположение между Латакией и Алеппо стратегически важно. В любой момент может начаться движение в ту или другую сторону, так как Алеппо – это важнейший город севера, а Латакия – это территория, в значительной степени населенная алавитами. И то, и другое для Асада чрезвычайно важно.
Что касается России, то она хотела бы провести дифференциацию в Идлибе, разделив бывший «Фронт ан-Нусры» (группировка «Джебхат ан-Нусра» заявила о разрыве с «Аль-Каидой», чьим подразделением в Сирии она поначалу считалась, и о переименовании в «Джебхат Фатах аш-Шам»; все эти террористические группировки запрещены в РФ – прим. ред.) и остальных. Надо сказать, что «ребрендинг» «Нусре» не помог – репутацию организации умеренных она так и не приобрела.
При этом Россия исходит из того, что основной игрок там – бывшая «Нусра». Таким образом, получается, что проблему Идлиба надо решать в короткие сроки и решать военными средствами. То есть те организации, которые не отмежуются от бывшей «Нусры», с точки зрения России сами становятся террористами и делаются законным объектов для удара. Что значит такое «отмежевание»? В России, как я понимаю, под ним подразумевают согласие на договоренности с Асадом, в частности. То есть Россия исходит из того, что какие-то организации могут попробовать договориться с Асадом, и тогда их не тронут.
Есть позиция Турции, которая заключается в том, что бывшая «Нусра» – это плохо, но остальных трогать не надо. И турки дают понять, что могли бы помочь разделить людей сами, без Асада. Турки хотели бы сохранить этот плацдарм. Он ведь непосредственно примыкает к северным территориям, где находятся протурецкие силы. И, кроме того, у Турции сохраняются непростые отношения с Асадом.
Есть американцы, которые предупреждают, что будут очень недовольны, если начнется наступление на Идлиб. Но при этом «красную линию», после пересечения которой последует вмешательство, они проводят в виде применения химического оружия. Обычные удары по Идлибу такой «красной линией» для них не являются – уже была ситуация с ликвидацией группы на территории, контролируемой оппозицией на юге Сирии, и там Трамп не вмешивался.
Трамп – и не только он, это уже консолидированная позиция американской администрации – за «Нусру» воевать не собирается. Но и за более умеренные группировки он – все они – тоже воевать не собираются. Потому что есть, во-первых, опасность большой войны с непредсказуемыми последствиями, а во-вторых, тут встает вопрос, за кого воевать. Есть пример Ирака, где американцы помогли шиитам прийти к власти – и где очень скоро началось шиитское восстание против американцев. И сейчас люди, которые организовывали это шиитское восстание в Ираке, имеют крупнейшую фракцию в парламенте Ирака.
Поэтому желания вступаться за людей, которых ты сегодня спасешь, а завтра они повернутся против тебя, у американцев нет.
Сейчас многое зависит от позиции Эрдогана, от того, как он решит, что именно для него важнее. Эрдоган играет со всеми. Сейчас у него сильно испорчены отношения с Америкой, но и с ней он закрывать возможности для диалога он не собирается. Турция остается членом Североатлантического блока со всеми вытекающими последствиями, хотя, конечно, лояльность там уменьшилась.
Серьезная интрига сейчас заключается в вопросе, каковы настроения умеренных оппозиционеров, чего они хотят. Тут недавно было заявление министра иностранных дел Франции о том, что Асад выигал войну. Так что вопрос в первую очередь в том, хотят ли они воевать в Идлибе, понимая, что за них не вступятся? Скажем так: сопротивление на юге Сирии оказалось менее значительным, чем ожидали, когда Асад туда вводил войска.
Мы не сказали еще про одного игрока – Иран. Россия дает понять, что не заинтересована в том, чтобы в Идлибе были проиранские силы и чтобы Иран еще более усиливал свои позиции. Это устраивает американцев, потому что для них главный враг в регионе – это Иран. Асада они воспринимают как человека, связанного с Ираном, а Россию – как возможную альтернативу.
Понятно, что проигранские шиитские формирования для любой сирийской оппозиции в Идлибе совершенно неприемлемы – потому что это суннитская оппозиция. Но без иранцев можно попробовать о чем-то договориться.
Удастся ли им договориться и каковы могут быть параметры договоренности, пока неясно, тут тоже интрига немалая. Потому что если Асад исходит из того, что должна быть игра с нулевой умой, он должен быть «хозяином Сирии», то Россия не против, чтобы на каких-то территориях Асад был хозяином Сирии сугубо номинально. И вопрос в том, удастся ли договориться на каких-то условиях (допустим, все стороны формально признают Асада) или это для них будет неприемлемо», – объяснил Алексей Макаркин.
