Экономический кризис, начавшийся в США, но ставший уже бесспорно мировым, остается ведущей темой сегодняшнего дня. В конце сентября «Полит.ру» и Институт национальной модели экономики обсудили механизмы и последствия кризиса с крупнейшим экспертом по американской экономике, экономистом и бизнес-аналитиком Леонидом Вальдманом. Его анализ наиболее слабых мест американской экономики уже не раз подтверждался последующими событиями. Так, он спрогнозировал кризис недвижимости в США. В ноябре мы продолжили обсуждать происходящее, анализируя, что произошло за прошедшее время и что стало понятнее в определенной перспективе. Сейчас мы вновь решили узнать мнение эксперта по вопросу о сущности происходящего, подвести промежуточные итоги и обсудить выявившиеся сюрпризы. Участники обсуждения: Леонид Вальдман, «Полит.ру», руководитель института национальной модели экономики Виталий Найшуль, главный редактор «Русского репортера» Виталий Лейбин (несколькими предварительно заданными вопросами).
Достигнут ли эффект от плана Полсона?
Можно сказать, что план Полсона блестяще провалился. Он провалился дважды. Первый раз, когда Полсон его изменил. Если помните, сначала он предложил потратить 700 млрд. долларов на то, чтобы покупать плохие активы. И спустя 2-3 недели он отказался от этого и сказал, что будет покупать акции банков. Он сказал, что его задачей в обоих случаях является укрепление капитала банков и что он решит ее по-другому – положив деньги им в капитал. Первый план был написан на коленке, и все видели, что это этакая импровизация, вызванная острой ситуацией после банкротства Lehman Brothers. Нужно было срочно что-то делать. И пришел Полсон и сказал: «Дайте мне деньги, ни о чем не спрашивайте, и я потрачу их на укрепление банков». В сумме на покупку акций банков было истрачено 235 млрд. долларов. Плюс еще 40 млрд. на покупку акций American International Group, крупнейшей в мире страховой компании. Забегая вперед, скажу, что сейчас, когда Полсона нет, от разных банков идут заявления о том, что они либо уже возвращают деньги, либо сделают это при первой возможности. Им это не надо.
Значит ли это, что им это и было не надо?
Может быть. У Полсона была простая идея. Он дает эти 235 млрд. долларов. И с левериджем, т.е. кредитным «плечом» в 14 раз, который банки могли сделать, как это было раньше, это давало кредитную массу более чем на три триллиона долларов. То есть банки могли раздать кредитов на 3,3 триллиона. Это довольно сильно «расшило» бы кредитный кризис, при котором финансовый сектор не кредитует реальную экономику. Но этот расчет был «с глазами назад». Невозможно сделать леверидж в 14 раз, когда рынок этот самый ранее сформированный леверидж уничтожает, и все, кто его имел, несут потери, состояние всех бизнесов ухудшается и все заемщики, даже самые хорошие, перестают быть хорошими, а риски по кредитам возрастают. Нельзя рассчитывать, что кредитование вырастет в 14 раз, и что оно вообще вырастет в такой ситуации. Оно и не выросло. Самый смешной результат всего этого состоял вот в чем. Когда Полсон получил согласие Конгресса на свой план, у Конгресса не было таких денег. Когда Конгресс дает такую санкцию, это означает только две вещи. Во-первых, он решает поднять потолок государственного долга. Во-вторых, разрешает правительству выпустить на рынок облигаций на эту сумму, а деньги направить на заявленную цель. Полсон выпустил на рынок облигации, получил с рынка деньги, вложил в банки. Банки взяли эти деньги и купили те же самые правительственные облигации, ибо только эти облигации сегодня оказались без рисков невозврата. Получилось, что круг замкнулся. Бюджет получил обратно деньги, которые дал. А где «кусочек масла»? В бюджете. Ведь Полсон выдал эти деньги в обмен на специально эмитированные привилегированные акции, по которым надо платить дивиденд в 5% в год. Кроме того, все, кто его получил, согласились с тем, что не могут получать бонусов без согласия правительства, что на их управление накладываются ограничения, они, фигурально выражаясь, «пригвождены к позорному столбу» как тратящие деньги налогоплательщиков и т. д. И банки, боясь новых потерь при кредитовании летящей в глубокий спад реальной экономики, понесли эти деньги в правительственные облигации. А там процент близок к нулю. Около 0,25%. А дивидендов надо платить 5%! Уже из своих, из оставшихся. Как сейчас выясняется, Полсон тогда буквально заставлял банки взять эти деньги. Сейчас Полсона нет, и поэтому деньги быстро несут обратно. На прошлой неделе два небольших банка заявили о возврате денег: TCF и Signature Bank. На этой неделе еще три банка заявили, что вернут деньги, как только смогут. Так что этот план полностью провалился. Понятно, что Полсон действовал в критических условиях. Когда-то главный оперативщик Главмосстроя сказал мне замечательную фразу: «Нам думать некогда – мы принимаем решения». Похоже, Полсон был в той же ситуации. Думать ему было некогда. Может быть, следует оттенить эту критику следующим. Мы знаем, каких целей администрация не достигла с этой программой. Но какой шок она предотвратила, мы знать не можем, ибо смертным не дано знать несостоявшееся будущее. Может быть, без этого опасность полной остановки финансового сектора была бы куда больше. В этом смысле, может, и полезно было раздавать эти деньги. Но, конечно, особенно приятно будет получать их обратно.
Есть ли план спасения у американских экономических властей? Каков позитивный сценарий решения проблемы внешнего и внутреннего долга, плохих долгов и проч. в среднесрочной перспективе? Что произойдет, когда будут потрачены деньги плана Обамы? Как в идеальном случае выглядит финансово-денежная система США после кризиса?
Вопрос составной и сложный. Что делают американские власти для решения текущих проблем? Не все их действия бессмысленные и бестолковые. После банкротства Lehman Brothers они взяли на себя гарантии по рынку коммерческих бумаг и по фондам денежного рынка. Этим они защитили очень важные сегменты рынка, кстати сказать, тесно связанные друг с другом. Именно из фондов денежного рынка и происходит финансирование коммерческих бумаг. Через них самые разные, в том числе и промышленные, компании получают оборотный капитал. Эта операция властей была полезной. Это остановило панику, остановило разрушение рынка оборотного капитала. Другой пример, свежий. Недавно администрация Обамы выступила с программой борьбы с изъятием и продажей с молотка недвижимости в связи с сильно просроченной задолженностью. Эта программа стоит 75 млрд. долларов и рассчитывают, что она сможет помочь 9 миллионам домовладельцев, что, учитывая средний размер семьи, составляет 30 миллионов человек. Это 10% населения страны. Мне эта программа понравилась. Можно спорить с ее идеологией, с вмешательством правительства в эти экономические отношения. Но что-то нужно делать, и по своей экономической технике программа придумана неплохо. Она не ставит проблему как «спасение всех от всего и навсегда». Не ставит и проблему как спасение только за счет государства. Она решает достаточно ограниченную задачу, разделяя финансовую нагрузку между государством, банкирами и владельцами недвижимости. Она решает проблему только для тех категорий населения, которые хотят избежать потери своей недвижимости и готовы предпринимать для этого достаточные усилия. В ней есть смысл, поскольку она может позволить остановить или сократить пополнение и без того переполненного рынка новым предложением домов на продажу. Для меня это был просто первый пример экономической мысли новой администрации, как она может работать, придумывать экономические «машинки» для решения частных проблем.
Что еще делает правительство? Вернее, Федеральный Резерв. Он проводит политику количественного смягчения. Он опустил процентную ставку фактически до нуля. И больше он не может ее снижать. Она ведь не может уйти в отрицательную плоскость. Попав в это положение, Резерв применил тактику, которая впервые была опробована в 2001-м году в Японии. Они там долго сидели на нулевом уровне. И начали количественное смягчение. Что это такое? Это значит, что Федеральный Резерв эмитирует деньги для выдачи займов разным экономическим агентам под залог ликвидных активов. Эти активы сейчас неликвидны, поскольку многие рынки не работают. А в нормальной ситуации они ликвидны и могут иметь весьма солидную стоимость. И Федеральный Резерв раздул собственный баланс в 100 раз. У него было таких позиций на 8 млрд. долларов. На пике было больше 800 млрд. долларов. Сейчас примерно 640 млрд. И они собираются продолжать. Поскольку больше нигде нельзя получить кредиты, Федеральный Резерв выступает в качестве окончательного кредитора. Надо сказать, что они стараются проводить эту работу в координации с центральными банками Европы, Великобритании и Японии. Не все получается гладко. Но важно, чтобы эта координация была. Потому что действовать в одностороннем порядке может оказаться сильно невыгодным.
И последнее, что предпринимает правительство и Федеральный Резерв. Я уже говорил, что на следующей неделе должна начать работать программа по секьюритизации потребительских займов на покупку автомобилей, оплату кредитных карточек. Это важно. И важно, чтобы это получилось, потому что с тех пор, как этот рынок встал, прошло уже полтора года, и сейчас подходит срок довольно массового перефинансирования по этим программам. Банки собрали кредитные потоки по индивидуальным кредитным карточкам, например, и выпустили на их основе собственные облигации на рынок. В этом году подходит время рефинансировать многие из этих потоков. Если это не получится, кредитные компании просто не смогут поддерживать сегодняшние все еще весьма значительные лимиты кредитования владельцев этих кредитных карточек. Они должны будут закрывать кредитные карты. Для страны, где наличное обращение весьма ограничено, это опасно. И правительство пытается помочь реализовать эту программу рефинансирования потребительского кредита, чтобы при первой возможности, при наличии признаков устойчивой работы этих рынков, самоустраниться.
Если это получится, предполагается, что будет запущена вторая программа. Там будет расширение на другие виды активов. На жилищную недвижимость и закладные на нежилищную недвижимость. Правительство, кроме того, пытается построить и третью программу в виде пула государственных и частных денег, чтобы покупать у банков их плохие активы. И правительство вместе с Федеральным Резервом собираются расширить программу еще на триллион долларов. Планы большие. Не знаю, что из этого получится. Просто я перечисляю правительственные инициативы, чтобы показать, что правительство не сидит на месте.
От вас звучала критика контр-циклических мер. Но сейчас именно о них и шла речь. Нельзя ли детализировать критику на этих примерах?
Предположим, что никакого правительства нет. Как происходило бы решение этих проблем? Произошло бы оно? Да. Восстановление макроэкономического равновесия обязательно бы произошло. У нас есть хороший пример того, как проходит саморегулирование без участия правительства. Это фондовый рынок. Он не испытывает интервенций со стороны правительства. В России иногда испытывает, а здесь нет. Правительству и в голову не придет совершать интервенции на фондовых рынках для поддержки биржевых индексов или отдельных акций. Ну и что, что рынок падает? Он падает до нуля? Никогда. Он падает до уровня, когда страхи становятся меньше, чем жадность. Когда биржевой народ себе говорит: «Это уже так подешевело! Я не знаю, может, оно еще насколько-то подешевеет, но вряд ли сильно. Похоже, сейчас достигнут довольно безопасный уровень, на который рынок, если что, вернется при первом же признаке улучшения состояния дел». И начинает покупать. Иными словами, начинает меняться баланс спроса и предложения на рынке акций. И в какой-то момент этого становится достаточно для перемены тренда и роста рынка. Он открывает длинный, иногда на много лет, тренд вверх. И никакое правительство в этом процессе не участвовало. Таким образом, обычное и характерное для капитализма саморегулирование рынка произошло. А вот в том, что происходит сейчас в финансовом секторе и в реальной экономике, правительство принимает участие. Правительство говорит: «Цены на недвижимость так сильно упали. Мы хотим помочь населению избежать выселений за просроченные долги. И поэтому мы делаем то-то и то-то». Куда сам по себе может падать рынок недвижимости? Он может падать до уровня устойчивого равновесия между стоимостью недвижимости и доходами населения. Скажем, для возвращения к исторической пропорции между стоимостью недвижимости и доходами населения недвижимость в США должна упасть от верхней точки на 30%. Но это при условии стабильности уровня доходов населения. А поскольку с растущим спадом экономики происходит массовое сокращение занятости с соответствующим падением доходов населения, то недвижимость должна упасть еще сильнее. Может быть, на 45% от верхней точки. Но она не может упасть на 60% без сильного разрушения экономики США. И вот, достигнув нижней точки, рынок недвижимости там постоит сколько-то месяцев, почувствует, что дно устойчивое, и начнет от этого повышательный тренд на много лет. Все. Эта программа автоматического саморегулирования рыночной экономики выполнена – пропорциональность в этом аспекте восстановлена. А вот когда правительство вмешалось в этот процесс из самых лучших побуждений, оно говорит: «Я не могу допустить, чтобы такое происходило, потому что будут происходить такие-то и такие-то негативные явления». Что оно делает реально? Оно стремится не допустить коррекции стоимости недвижимости, воздействуя на спрос, материально поддерживая банки или владельцев недвижимости. Я уж не говорю о том, что оно это делает за счет средств тех налогоплательщиков, которые, отказывая себе в чем-то ином, платили не только свои налоги, но и счета за жилье. В сущности, правительство не дает возможности рынку недвижимости придти в фундаментально равновесное состояние. В результате за счет перераспределения налогов и манипуляций с денежной массой стоимость недвижимости остается переоцененной по сравнению с доходами населения. Это снимает устойчивость всей финансовой системы. Она может, а со временем просто должна возобновить падение просто потому что, как в физике нельзя обмануть закон всемирного тяготения, так в экономике нельзя обмануть стремление всех элементов экономических конструкций к равновесному состоянию. Для текущего кризиса ситуация с недвижимостью является особенно важной прежде всего потому, что именно здесь сердцевина банковского кризиса. Сейчас все эти закладные, под которые были прокредитованы банками покупки недвижимости, находятся на балансах банков. Сколько стоят эти закладные, никто не знает. Все ждут, что, когда все это упадет, когда будет достигнуто дно, можно будет сказать: «Этот банк остался в живых. Да, он сильно похудел и стоит больше не 12 миллиардов, а только 200 миллионов». Но это настоящие 200 миллионов и, поскольку кризис завершен, у банка теперь хорошая перспектива, а сильно уцененные активы на его балансе на самом деле с течением времени должны возрасти в стоимости. И так будет внесена ясность в состояние всей банковской системы. Она будет сильно похудевшая, но достигнет определенной стабильности. Можно будет оценивать ее стоимость, делать с ней сделки, банки могут сливаться, зная, сколько реально каждый из них стоит. Причем оценивать их будут не по текущей стоимости, а по потенциальной, т.к. будет приниматься во внимание перспектива роста стоимости активов. А это в свою очередь означает, что таким банкам можно смело одалживать значительные деньги, т.к. риски невозврата будут постепенно сокращаться. И так далее. Если же правительство вмешалось в этот процесс, затормозив или остановив его, мы не знаем, что нас ждет впереди. Понятно, что процесс возвращения в равновесное состояние был прерван и может возобновиться. Ведь правительство не сможет всегда выбрасывать на рынок такие суммы. Значит, падение возобновится. После некоторого перерыва. И это значит, что надежность банковской системы остается под вопросом. А вслед за сомнительной надежностью будет следовать и перманентность вялотякущего кризиса, либо накачивание еще одного пузыря.
Я не могу поверить, чтобы вполне грамотные экономисты, сидящие на руководящих постах, не понимали всей этой логики рассуждений. Более того, они ведь только что, в последние годы, видели создание именно такого огромного пузыря в недвижимости, огромного пузыря раздутого потребительского спроса на нездоровом и неустойчивом основании. Могут ли они не понимать, что основанная на монетаристской теории техника кредитной накачки не восстанавливает пропорции в экономике, а, напротив, разрушает их, попутно деформируя институциональную структуру и мотивацию экономического поведения? Что она дает взамен, так это гальванизацию ростовой части экономического цикла, рефляцию экономики, напоминающую допинг для улучшения спортивных результатов. И, как и с допингом, со временем дозы надо увеличивать, т.к. система не только не восстанавливает пропорции, но увеличивает диспропорции. Кого же устраивает такая система экономического вмешательства? Очевидно, что она является желанной для спекулянтов всех сортов. Кроме того, она, конечно, выглядит выигрышно политически, ибо предлагает вполне конкретную программу действий для властей, к которым страдающая от кризиса публика обращается с призывом к действиям. Но все это нисколько не отменяет фундаментально слабые места этой экономической философии и принятых ею на вооружение контр-циклических мер.
Ключевой принцип здоровой экономической системы в том, что экономика не для блага людей.
Благо людей – но не прямо понимаемое. Банкир не должен руководствоваться добрыми побуждениями. Как Адам Смит нам велел: «Каждый из нас преследует наибольшую личную выгоду, и все вместе мы достигаем наибольшего общественного блага».
Какова специфика подхода «коллективного» Обамы?
Их еще рано критиковать. Команда Обамы существует чуть больше месяца. И она немного успела сделать.
Идеологически ее подход абсолютно противоположен команде Буша. Например, редко такое явление, когда такой менеджер, как Полсон, идет в правительство. Он был как бы смотровым от «владельцев мира». Все понимали, что впереди плохо. И он пришел в 2006-м году и реализовывал программы, которые должны были предотвратить то, что произошло. Не предотвратили. Но было видно идеологии. Она вся была ориентирована на крупный бизнес. Есть две Америки. Америка богатых и Америка всех остальных. У Обамы это Америка всех остальных. В том, что он разрабатывает, что видно по проекту бюджета и по первому стимулирующему пакету, который он пробил через Конгресс, виден фокус на незащищенных слоях населения и на стратегических задачах структурной перестройки экономики. А еще виден слабый фокус на финансовом секторе. Не то, чтобы он руководителей финансового сектора игнорировал, но он откликается на их нужды только в пределах неизбежной необходимости. Например, Уолл-стрит жалуется, что ослабли контакты с администрацией, чего раньше никогда не было. Жалуются, что с ними не советуются, их не зовут, их не спрашивают. Да-да. Похоже, это и в самом деле так. Это большая разница. Потому что при Буше большой бизнес, и финансовый, и нефтяной, просто «ногой дверь открывал». Это принципиальное отличие. Как я сказал, это очень хорошо видно на проекте бюджета. Все, что в нем записано, как ближайшие расходы, относится к самым незащищенным слоям населения. Это помощь безработным, помощь многодетным, поддержка пенсионеров и т. д. Вполне выраженный акцент на Америке всех остальных.
Складывается ощущение, что рынок не поверил плану Обамы.
Рынок думает так: «Уже пришла к власти новая администрация, уже назначен министр финансов. Ну, так теперь будет что-то или нет?» Это очень торопливая реакция. Рынок не столько был расстроен тем, что сказал новый министр финансов Тимоти Гайтнер, сколько тем, что в его словах было недостаточно конкретики. Он рассказал как бы в общих чертах о подходах новой власти к выходу из кризиса. И рынок, находясь в нервном состоянии, понял, что ему опять нужно ждать долго. Он не услышал того, что хотел услышать. С другой стороны, дело не только в том, что администрация складывается, а в том, что ей надо разобраться внутри себя. Они все-таки достаточно эрудированные экономисты, чтобы понимать, что стоящая перед ними проблема намного сложнее, чем можно было себе представить. Значит, надо подумать, надо подумать. Меня только радует, если они подумают. Надо понимать, что правительство не может разрешить всех этих проблем. Иначе вся эта система вообще не называлась бы капитализмом. У правительства ограничены возможности воздействия. И те, кто сейчас у власти, должны понять, как ставить задачи. И вообще, какие задачи ставить. Что возможно, а что невозможно. Думаю, что мы еще долго будем барахтаться в идеологических спорах, хотя ситуация подталкивает к решениям. Решения будут. Что-то будет применяться. Потом корректироваться. Нормально. Это рабочий процесс.
Какие приоритеты уже выявляются?
Пока я не вижу, чтобы правительство пообещало денег General Motors или Chrysler. И это очень хорошо. Потому что для левого правительства очень трудно удержаться, чтобы не помочь этим отраслям. И если им удается удержаться, это говорит о том, что там достаточно здравомыслия. Крах автомобильной промышленности – это то несчастье, которое, по-видимому, должно произойти с Америкой в этом году. Это уже давно существует не как бизнес, а как собес какой-то. И, наконец, похоже, что кое-то с этим случится. Происходит постепенное привыкание к мысли о том, что банкротство автомобильной промышленности – это не конец света. Это даже не значит, что обязательно прекратится производство автомобилей на этих предприятиях. Это означает, что прекратится действие тех контрактов, на основе которых устроена экономика автомобильной промышленности.
Так вот, я надеюсь, что в сфере автомобильной промышленности произойдет нормальная процедура банкротства, ликвидируются договора с профсоюзами и исчезнет то, что делает эту промышленность неконкурентоспособной: их завышенные обязательства перед рабочими. Они абсолютно ненормальные. Поэтому правительство не может поддерживать эту отрасль в ее нынешнем состоянии.
Кому же помогает правительство? Про отрасли здесь нельзя говорить. Никаким отраслям оно не помогает. Оно является заложником тех компаний, банкротство которых является страшным. Поэтому оно почти безропотно отдает деньги бывшим полугосударственным агентствам типа Fanny Mae и Freddy Mac. Последние вчера заявили, что еще попросят 31 млрд. долларов. Несколько дней назад 30 млрд. получила American International Group. После очередных тяжелых потерь. Citybank получает деньги. Это просто несчастье, которое правительство пытается предотвратить. Если American International Group обанкротится – это будет тяжелее, чем Lehman Brothers. Это как ядерный взрыв, причем не только в США. Эта компания действует по всему миру. И непонятно, когда и как это может кончиться. С другой стороны, правительство отказывается национализировать Citybank, Bank of America. Оно не имеет ресурсов для управления такими компаниями, ни материальных, ни кадровых, ни организационных.
Правительство собирается давать деньги на науку, реализовывать программы в области здравоохранения, строительства. Собирается давать деньги правительствам штатов. По американскому законодательству у штатов нет права иметь дефицит бюджета. Если падают доходы, они должны сокращать расходы. А расходы их не так легко сжимаемы. На них сидит много социальных и иных задач. И сейчас происходит кризис экономик штатов. Федеральное правительство, которое имеет право на дефицит федерального бюджета, готово увеличить этот дефицит, чтобы избежать ситуации, в которой правительства штатов должны будут увеличивать налоги в то время, когда федеральное правительство будет снижать налоги. Вот такие планы.
В России обращают внимание на инициативы администрации, которые можно счесть популистскими: увеличение налогов для богатых, ограничение бонусов для топ-менеджеров вплоть до запрета летать частными самолетами. Какова степень рациональности этих и им подобных мер?
Прежде всего, администрация нацелена на то, чтобы отменить целый ряд налоговых снижений, которые были сделаны в первый срок президентства Буша. Там была сложная сделка с Конгрессом. Республиканцам не хватало голосов, чтобы добиться принятия налоговых снижений. И они пошли на компромисс с демократами. И договорились, что целый ряд налогов снижается на период до 2010-го года. А дальше Конгресс должен либо принять решение о перманентном снижении, либо не принять. И демократы успешно блокировали попытки Буша добиться окончательного снижения этих налогов. Действие этих законов заканчивается в этом году. Обычно, чтобы пробить такое решение, нужно квалифицированное большинство в Сенате. А чтобы дать ему умереть, достаточно простого большинства, которое у демократов есть. Обама может легко это сделать. И он говорит, что готов отложить ликвидацию этих льгот в связи с кризисом. Но вообще увеличение налогов, и не только на богатых, просто неизбежно. Иначе страна просто не справится со своим бюджетным дефицитом, который и до кризиса был страшным и структурным, то есть постоянно воспроизводился. А сейчас тем более. Рост налогов обязательно будет происходить. И не только в США, везде. Что же касается популизма в отношении бонусов и т.д., то и Конгресс и публика, видя, что план Полсона не работает, несмотря на то, что на него были выделены беспрецедентно высокие суммы в четверть годового бюджета страны, не только раздосадованы, но и подозрительны. Они склонны объяснять все обывательски понятным образом: разворовали. И тут в фокус попадают сообщения об огромных бонусах Merrill Lynch, о покупках бизнес-джетов для руководства Ситибанка, о корпоративных собраниях American International Group на роскошных курортах и т. д. Ну, банкирам и вправду изменяет чувство меры, но конечно, это не объясняет причин происходящих бед.
Бюджет администрации предусматривает, в частности, большие расходы на здравоохранение. В чем смысл? Есть ли надежды на то, что именно эти траншы вытянут экономику из кризиса?
Конечно, нет. Это скорее долгосрочная программа, очень важная для страны. Потому что у Америки самая дорогая в мире и одна из самых неэффективных систем здравоохранения. И тренд плохой – она становится дороже и хуже. Страна тратит 2,4 триллиона долларов на здравоохранение, что составляет очень большую часть валового национального продукта. При этом 48 млн. человек вообще не имеют никакой медицинской страховки. А с ростом безработицы их становится все больше и больше. С выходом на пенсию послевоенного поколения есть угроза полного краха, если правительство, как и обещало, будет платить за медицинские расходы пенсионеров. Поэтому и в предвыборных обещаниях Обамы была реформа здравоохранения. Это старая идея демократов. Поэтому кризис - не кризис, но Обама, думаю, с оглядкой будет стараться построить систему здравоохранения, похожую на европейскую. При этом чисто по медицинским показателям европейская система лучше американской: и по продолжительности жизни, и по излечимости от целого ряда заболеваний и т. д. Ругаемая республиканцами система бесплатного здравоохранения оказывается на поверку лучше частной. А то, что в бесплатной нехорошо, связано не столько с ее финансовым устройством, сколько с общими для развитых стран демографическими проблемами и (парадоксальным образом) с успехами медицины.
В каких сферах предполагается создание новых рабочих мест? Не является ли это мерой, на деле не оздоровляющей экономику, но лишь увеличивающей дефицит бюджета?
Для Обамы здесь образец – Рузвельт. Перед ним стояли схожие проблемы. И Обама опирается на его опыт. Что такое рецессия? Рецессия означает кризис спроса. И задача правительства, как оно ее понимает, – создать дополнительный спрос, в том числе и за счет правительственных расходов. Тогда нужно формировать новые рабочие места. С ними появится некоторый потребительский доход, который пойдет в магазин... В общем, программа запуска нового цикла конъюнктуры. Если уже производить бюджетные расходы, которые должны создать спрос, надо выбирать проекты, которые имеют общественный смысл, например, улучшение состояния американской инфраструктуры (а она и правда безобразная), и создающая наибольшее количество рабочих мест. Тут проблема в том, что это очень трудно сделать. Была в США такая тяжелая ситуация, как ликвидация последствий урагана «Катрина». Правительство должно было предпринимать конкретные шаги, а не просто деньги раздавать. Нужны люди, структуры, логистика и т. д. Правительство очень плохо справлялось с этим. То, что сейчас надо сделать, еще масштабнее. Непонятно, сколько нужно времени, чтобы создать организационные структуры, набрать людей, разработать процедуры, чтобы создать «машинку», которая могла бы реализовывать такого рода проекты. Вопрос даже не в деньгах. Думаю, в этом году будет только строиться эта «машинка». Может быть, будут заказаны проектные работы. Так что, с точки зрения стимулирования экономики, это может оказаться полезным, только если этот кризис будет очень затяжным. А если рецессия завершится, проект запоздает.
Как будет технически происходить финансирование бюджетного дефицита этого года? Какова вероятная доля частных инвесторов и иностранных правительств? В какой мере правительство США будет зависеть, скажем, от китайских вложений в американские облигации и прямого внешнего долга?
Я ежедневно слежу за рефинансированием американского долга. Пока нет никаких признаков проблем с этим. Какие источники? Во-первых, вы видите, что фондовый рынок сильно провалился. Что это значит? То, что инвесторы продают акции. Освободившиеся деньги во многом идут в безопасные вложения в американские правительственные облигации. Пока они воспринимаются как безопасные. Как я говорил про план Полсона, туда же отнесли их и банки. Другой источник – это дезинвестиции за границей из-за бегства инвесторов со всего мира. Третий источник – это деньги не американских, а иностранных инвесторов, которые тоже бегут. Чтобы облегчить это дело, Федеральный Резерв сильно расширил валютные свопы с большим числом центральных банков. Иногда даже это не обмен валюты, а просто кредиты в американской валюте, который Резерв дает иностранным центральным банкам. Эти деньги тоже могут быть использованы для покупки правительственных облигаций. Ну и валютные резервы самих иностранных центральных банков. В том же Китае полно долларов, которые стерилизуются ЦБ и отправляются в те же американские облигации. Понятно, что всех этих источников может быть достаточно или не достаточно - в зависимости от того, как меняется конъюнктура на рынке, от того, как, скажем, Китай или другие страны расходуют свои резервы для защиты собственного населения, для покупки чего-то, что могло бы помочь решать внутренние проблемы. Тем самым, они могут ликвидировать части портфелей облигаций в долларах США. Видно, что Япония несколько сокращает свою позицию по правительственным облигациям США. Они переживают еще те времена! Кроме того, это зависит от объема предложения. Если занимать триллионы и триллионы долларов, таких денег может просто не найтись на рынке. И что тогда? Во-первых, думаю, что мы будем узнавать это постепенно. В этом году невозможно освоить те огромные объемы стимулирования, которые Обама запросил у Конгресса. Это немного облегчает задачу с финансированием дефицита. С другой стороны, программы, о которых я рассказывал, такие, как секьюритизация потребительских займов, покупка плохих долгов, тоже будут разворачиваться поэтапно, по мере того, как будет проясняться, работают ли они. И я надеюсь, что не все эти объемы заимствований сразу будут предъявлены рынку. А то можно нарваться на нефинансируемость правительственного долга. Это была бы катастрофа. Даже не в том случае, если окажется, что какие-то облигации не куплены. А если просто сильно упадет соотношение между денежной суммой заявок и суммой продаваемых облигаций. Это само по себе может вызвать панику на рынке. Пока этого не происходит. Надеюсь, что власти до этого не дойдут. Они вообще-то довольно умелы в размещении долга и его рефинансировании.
Жак Сапир не исключил бегство из доллара и наиболее надежных долларовых активов в начале лета. Вы говорили о вероятности такого еще в сентябре. Насколько вероятно такое из сегодняшнего дня? И куда в панике могут побежать?
Не очень понятно, куда бежать. Я знакомлюсь с мнениями самых ловких и прозорливых американских спекулянтов, очень хороших портфельных управляющих, менеджеров и т. д. Они не видят никакого варианта. Может быть, они побегут в сырьевые ресурсы, но и в этом они не очень уверены. Говорят, что просто будет плохо, если такое наступит. И это похоже на правду. Примечательно, что они не называют золото в качестве варианта. Но мне кажется, что все же до этого не дойдет.
Почему они не называют золото?
Потому что золото – это очень специфический товар. Цена на него является отражением уровня страхов. Она скорее является зеркалом памяти, чем финансовым инструментом, с которым можно работать. Оно является замещением доллара, если инфляция выбивается из-под контроля. Но если она выбивается, это значит, что рецессия закончилась. Сочетание рецессии и высокой инфляции – это вещь совсем маловероятная. Но если скорее есть угроза дефляции, которая сейчас доминирует, золото не является предпочтительным инструментом. И очень хорошо видно, что золото два раза пыталось штурмовать отметку в 1000 долларов - и отбрасывалось назад, несмотря на довольно паршивое настроение в «окружающей среде». Но мне кажется, что совсем запредельная ситуация с долларом все-таки не произойдет. Я исхожу из того, что для США защита позиции доллара как мировой резервной валюты является императивом. Это должен быть приоритет № 1. Давайте на минуту представим, что он утрачивает это положение, в условиях глобальной экономики, когда почти все, что США повседневно потребляют, производится, скажем, в Китае. Тогда для балансирования внешней торговли надо или существенно наращивать экспорт и сокращать импорт, что по ряду причин очень затруднительно. Если же не балансировать экспорт и импорт, то надо расплачиваться долларами. И надо, чтобы доллары были действительно твердой валютой. А обесценивать доллар и надеяться, что все это будут спокойно наблюдать, достаточно наивно. Будет ломаться система мировой торговли. Я думаю, при том, что Америка очень агрессивно ведет и монетарную, и бюджетную политику, они все же не безумны.
Кроме того, если сейчас США почти все заимствования и на внутреннем, и на внешнем рынке совершают в национальной валюте, то с утратой привелегированного статуса мировой резервной валюты, это удобство исчезнет или станет существенно более ограниченным. Тогда объемы кредитования, а, главное, стоимость заимствования будет сильной зависеть от состояния общественных финансов США, что значительно сократит пространство для маневра.
Должно прийти осознание ограниченности правительственных возможностей. Я полагаю, что если не в этом, то в следующем году мы увидим пределы американского нахальства, увидим, до какой степени может быть раздут дефицит бюджета, до каких пределов рефинансируем долг и, соответственно, до каких пределов может распространяться экспансионистская политика Федерального резерва.
Могут ли инвесторы перебежать из доллара в евро? Могут, конечно, но я не думаю, что это может стать таким фундаментальным сдвигом. Сейчас хорошо видно, что доллар оказался сильнее евро. Европейцы могут отчасти радоваться этому. Если бы евро относился к доллару так же, как в прошлом году, кризис в Европе был бы намного тяжелее. Кроме того, кризис обнажил структурные проблемы евро. У экономистов всегда было подозрение, что это некоторый кентавр, когда монетарная политика сконцентрирована в рамках Европейского ЦБ, а фискальная политика децентрализована и остается национальной. Это довольно странное и опасное состояние. В случае сильной нагрузки оно может давать трещину. И мы сейчас ее видим. Видим, что на периферии Европы образуется ряд зон, двигающихся к дефолту. Он не обязательно состоится. Но общественные финансы находятся в угрожающем положении в целом ряде стран. В Европе даже образовалась аббревиатура PIGS, иногда еще шире – PIIGS – Португалия (Portugal), Италия (Italy), Ирландия (Ireland), Греция (Greece), Испания (Spain). Это зоны с очень большой бюджетной перегрузкой. Возьмите ту же самую Грецию. Представим, что она не была бы частью зоны евро. Пришел кризис. Национальная валюта упала бы в цене по отношению к другим странам. Поэтому греки пережили бы удорожание импорта, и их жизненные стандарты упали бы. А рабочие места бы в гораздо большей степени сохранились. И, более того, они получили бы на ослаблении своей валюты дополнительные заказы, поскольку в Греции можно было бы недорого произвести то, что можно выгодно продать в другой стране. Но когда они находятся внутри евро, они лишены возможности сыграть курсом валюты. Тогда у них резко увеличиваются дефициты бюджета. И стоимость заимствований увеличивается, сами условия займов становятся тяжелее. И правительство, чтобы продемонстрировать кредиторам свою финансовую ответственность, должно резать социальные программы, увеличивая напряжение внутри общества и т. д. Это последствия того, что Греция со слабой экономикой вошла в евро. И это только один из примеров. Оговорюсь, что это все же первый кризис, который евро переносит. И, может быть, эта валюта выйдет из него более сильной. Но пока евро не выглядит как более предпочтительная валютная позиция по сравнению с долларом. Возможно, США попробуют воспользоваться этой продемонстрированной слабостью евро в еще более агрессивной монетарной политике.
Реальна ли перспектива государственных банкротств и как это может выглядеть? И как вообще ЕС переживет экономический вызов единству?
Хороший вопрос. Пока видно, что Европа удерживается от демонстрации собственной солидарности. Попытка Восточной Европы пробить крупный пакет поддержки слабых экономик провалилась. Сказали, что будут разбираться с каждым случаем в отдельности. И это понятно. Ведь кто, собственно, должен давать? Германия? Сегодня видел сообщение о том, что в годовом исчислении промышленные заказы у нее упали на 50%. А Германия – это огромная экспортная промышленная экономика. Она не дойная корова и не может себе позволить содержать пол-Европы на своем бюджете. Не для того, собственно, собирались. Кроме того, скажем, в США нет сильных проблем в отношениях между Минфином и Федеральным Резервом. Они обязаны работать вместе. В Европе это не так. ЦБ работает отдельно от национальных правительств. Взаимодействие там весьма ограничено. Поэтому если у национальных правительств возникают проблемы, они могут обращаться в Европейскую Комиссию, но не более чем за тем, что находится в ее компетенции. А в ее компетенции только конкретные фонды совсем не такого масштаба, как, скажем, у американского Министерства финансов. Возможность поддержки ограничена. Означает ли это неизбежность банкротств? Отчасти это зависит от того, насколько тяжело будет. Мы пока этого не знаем. Говорят про то, что будут проводить стресс-тесты. Стресс-тесты проводит жизнь. То, что сейчас переживает мировая экономика, это и есть очень хороший стресс. И посмотрим, как она это переживет. Я не очень большой сторонник взглядов, что сейчас все развалится, разрушится и т. д. Не думаю. Будет очень плохо, но не думаю, что будет банкротство хоть одной из европейских стран. Чтобы банкротств не было, необходимо резко сбросить финансирование из бюджетов на социальные программы. Это очень больно для многих категорий населения, особенно там, где есть развитое социальное государство. Политическое напряжение будет, наверное, предельным. А вероятность банкротства я ставлю небольшую.
Может ли эта ситуация облегчить задачу правительства, скажем, Германии не только по демонтажу социального государства?
Не думаю, что демонтаж социального государства в Германии может получить какую-то политическую поддержку. Ни той, ни другой партии. Германия в конце срока Шредера прошла тяжелое время. Тогда социальное государство находилось под угрозой. Оно вышло и продемонстрировало в 2000-е годы неплохую способность к росту. Это значит, что государство, вообще говоря, за пределами кризиса способно выдерживать социальную нагрузку, которую ему предъявляют институты развитого социального государства. При этом оно может оставаться конкурентоспособным. На фундаментальном уровне нет базы для ликвидации этих социальных завоеваний. В каком случае она может появиться? Это связано с выходом послевоенного поколения на пенсию. Эта проблема сильна для США, но куда страшнее она для Европы. Демография там намного хуже. И нагрузка на государственные финансы возрастет немеренно по сравнению даже с США. В этом случае можно предположить эрозию этих развитых социальных институтов. Но об этом даже страшно думать.
Вернемся тогда к прогнозу из сегодняшнего дня. Какие еще сферы экономики охватит кризис?
Не знаю. Аспект, который меня сильно беспокоит и который пока явно не находится в фокусе, – это пенсионная система. Я говорю сейчас даже не о проблемах послевоенного поколения, а о пенсионной системе как об отрасли, как об институте в целом. Она находится в очень сильном, но не очень публичном кризисе. Пока она еще получает денег больше, чем выплачивает. Но пенсионные накопления достаточно проедены не только на уровне государства, корпораций, но и на уровне штатов и штатных учреждений. Там очень большие обязательства, жирные просто. И там много бухгалтерских фокусов предпринималось в течение долгого времени, особенно в течение правления Буша, чтобы скрыть недостатки денег по сравнению с грядущими обязательствами. Эта система недофондирована, по крайней мере, на четверть. А с этим кризисом, может быть, и наполовину. Эта вещь сильная. Это то, что будет в долгосрочном плане формировать финансовую систему США. На пару десятков лет вперед. Вместе с кризисом государственных финансов кризис пенсионной системы – вещь очень страшная. Дело не только в том, что будет недостаток денег для выплаты пенсионерам. Дело в том, что пенсионные фонды – это длинные деньги, которые в США инвестируют в долгосрочные проекты. Эти источники пересохнут. И кризис только усугубит эту ситуацию.
Бернанке недавно заявил, что финансовый кризис закончится в этом году, а в следующем начнется выход. На чем может быть основано это заявление? Действительно ли предложенных и реализованных мер достаточно для преодоления кризиса в экономике США?
Я к заявлениям Бернанке скоро начну относиться с точностью до наоборот. Он так часто ошибается, так часто выступает с неверными заявлениями! Не то чтобы он был глупым человеком – он очень образованный человек. Мне кажется, беда в том, что Бернанке вооружен экономической теорией, не адекватной тому, что происходит в экономике. Эта теория не позволяет ему ни видеть вперед надвигающиеся проблемы, ни реагировать на них адекватным образом, ни ставить задачи, связанные с сущностью, а не с видимостью проблемы. Удивительным образом, эта теория не помогает, а напротив, мешает видеть. Каждая теория, как еще Гете когда-то говорил, – это очки, через которые мы смотрим на мир. Вот эта теория дает Бернанке неправильное видение мира.
Какая это теория?
Это монетаризм. Но это вообще отдельная тема. Надо бы придумать «этюд о Бернанке». На днях он заявил, что только правительство может спасти эту экономику. Что за дирижизм такой? Как должно быть устроено сознание человека, чтобы он так представлял себе происходящие явления? Понятно же, что всегда и везде экономику спасти могут только сами люди, если им позволить каждый день ходить на работу и за соразмерное вознаграждение заниматься чем-то общественно-полезным. А центральный банкир вполне может сыграть и свою роль личности в истории, если не будет портить систему денежного обращения и банковского надзора. Я понимаю, что Бернанке сейчас находится в стрессовом состоянии, что он глубоко расстроен и состянием дел, и задачами, которые ему приходится решать, и позициями, которые ему приходится занимать. Он даже не понимает, насколько его использовали и почему его поставили на эту работу. Ему кажется, потому что он такой знающий. А на самом деле он просто был очень удобной фигурой. В этом смысле он фигура скорее трагическая. Но с точки зрения адекватности задачи, наверное, самое лучшее, что он бы мог сделать, - это покинуть свой пост. Но, к сожалению, я не знаю, кто мог бы встать на его место и сделать лучше.
А когда все-таки ожидать дна?
Как минимум, необходимо, чтобы наступила стабилизация в области недвижимости. Без этого дна себе и представить нельзя. У нас тренд складывается так, что видно, что до стабилизации пройдено полдороги или немного больше. Впереди еще очень много. Ситуация с недвижимостью даст некоторую прочность банковской системе, без чего нельзя дольше работать. Но после этого останется еще вагон и маленькая тележка самых разных крупных проблем. Честно говоря, предыдущий опыт меня не слишком вдохновляет в надежде, что они будут разрешены в рамках этого кризиса. Если правительство окажется неуспешным в своих мерах по блокированию этого кризиса, наверное, этот кризис разовьется настолько, насколько возможно, чтобы разрешить накопившиеся макроэкономические диспропорции сам по себе. Но это будет очень тяжело для всех. Если правительство будет успешным, ему удастся еще раз абортировать процесс очистки экономики. И эти проблемы перейдут в следующий цикл. Наверное, итогом этого кризиса будет некоторое промежуточное состояние. Экономика уже не вернется к тому положению, в котором она была в середине 2007-го года. Мы прошли этот исторический этап. И очень многие вещи, существовашие тогда, больше существовать не будут. Но и полной очистки экономики тоже не произойдет. Думаю, что все достигнут какого-то полурезультата. И в глобализации, и в балансировании мировой торговли, и в финансовом регулировании, и в восстановлении некоторого бюджетного эквилибриума. И т. д. Может быть, это и есть наилучшее из возможного.
Чуть подробнее о том, что все-таки происходит с ипотечным рынком
Я регулярно отслеживаю, сколько домов болтается на рынке, запасы непроданных домов. Здесь началось сокращение. Просто потому, что почти совсем остановилось строительство. А с другой стороны, во многих штатах введен мораторий на продажу домов с просроченной задолженностью. Кроме того, многие банки самостоятельно ввели мораторий на выселение текущих жильцов. Они хотя и не платят, но дом берегут. Уж слишком много было случаев мародерства. Поступление новых домов в связи с выселениями несколько сократилось. Но, может быть, это временное явление. С падением занятости баланс домашних хозяйств может только ухудшиться. И просроченные платежи должны увеличиться. Но даже при том, что искусственными мерами удалось остановить рост количества домов, болтающихся на рынке, последние запасы, которые я видел, составляют около 10 месяцев, что очень много. Пока еще ситуация находится почти там же, где и вначале. Посередине она находится скорее по стоимости домов. По медианной стоимости. Медианная стоимость отсекает 50% всех домов выше и ниже определенной точки. Медианная стоимость упала на четверть от верхней точки. Это сильное продвижение.
Кто может стать локомотивом по выходу из кризиса, если рецессия в США затянется? Возможен ли вообще такой сценарий?
Не то чтобы я полагал, что США являются единственным и незаменимым навеки локомотивом этого мира, нет. Но я и не вижу, кто мог бы их в этом заменить. В том числе и Китай. Китай – это партнер по симбиозу. И он должен испытывать такой же силы стресс, что и США. Просто это стресс другого характера. У них очень много незанятых мощностей. У них и так было перепроизводство мощностей. А сейчас идет закрытие огромного количества предприятий, нарастает безработица. Могут ли они пойти на резкую девальвацию юаня для исправления ситуации? Мне кажется, это даже ничего не даст. Стоимость юаня влияет прежде всего на прибыльность американских компаний, производящих товары в Китае. Это не влияет на конечные продажи. Если у американцев падает покупательская способность, дефляция может немного понизить стоимость производимых в Китае товаров. И тогда девальвация юаня немного подсластит пилюлю. Но норма прибыли у американских компаний такая большая, что даже без девальвации юаня они могли бы поправить цену. Отвлекаясь на минуту, скажу, что норма прибыли у них падает. Она начала падать еще в 2006 году, и обычно, по опыту предыдущих циклов, в течение года-полутора в американской экономике происходит спад. В нынешней ситуации эта корреляция мне не представляется особенно важной, но, тем не менее, она опять статистически подтвердилась. Возвращаясь к Китаю, думаю, что Китай должен пережить этот кризис как довольно тяжелый. Я уже говорил, что никогда Китай не был таким зависимым от внешних факторов, как сейчас. Он подходит к этому кризису с достаточно ослабленной «иммунной системой». Беды мира легко транслируются в китайские беды. Раньше Китай был достаточно замкнутой бедной экономикой, управлявшейся изнутри и ориентированной вовнутрь. А сейчас он сильно зависит от того, что происходит снаружи. Может ли он переориентировать свой национальный продукт с экспорта вовнутрь? Я большой скептик в этом отношении. Конечно, такая переориентация будет происходить. Она происходила и до этого кризиса. Все время расширяется внутренний рынок Китая, коль скоро у него наступило такое процветание. Но чтобы так, по мановению руководящего пальца, да в короткий срок заместить потерянные внешние рынки внутренним? В это мне не очень верится. Все-таки экспорт из Китая составляет 40% валового национального продукта. Кроме того, не помню на память, но кажется, около четверти ВНП дают инфраструктурные проекты (транспортные, энергетические и пр.), большая часть которых тоже была связана с развитием экспотрного сектора. Значительный рост в последние годы был в жилищном строительстве, спрос на которое был обусловлен быстрым ростом доходов менеджмента экспортных отраслей и среднего класса Китая. Сейчас доходы и той, и другой социальной группы находятся под ударом. Я не очень понимаю, как Китай может заместить сейчас эти потери даже при огромных накопленных резервах. Кстати сказать, в пересчете на душу населения эти резервы выглядят уже не такими огромными.
Чего можно ждать от второго форума «двадцатки»? И стоит ли его вообще зачем-нибудь ждать?
Я думаю, что содержание происходящих сейчас дискуссий в рамках подготовки этого высокого собрания интереснее результата, который может быть получен. Проблема, с которой столкнулась мировая экономика, настолько сложна, что вряд ли можно найти решение, которое с одной стороны, было бы сколько-нибудь эффективным, а с другой стороны - удовлетворительным для всех. Беда в том, что процесс глобализации не только позволил резко увеличить объемы вовлеченных в мировую торговлю ресурсов, как трудовых, материальных, так и финансовых, но и сделал все вовлеченные в этот процесс страны гораздо более взаимозависимыми. А это означает, что традиционные способы регулирующего воздействия на национальные экономические системы оказались просто устаревшими. Если экономика вошла в эпоху глобализации, то следом должны войти в эту эпоху и способы ее регулирования. В противном случае, это развивающее противоречие способно обратить все вспять и начать разрушать уже созданное, а именно - достигнутый уровень международного разделения труда. Но для того чтобы сделать этот шаг каждая страна должна, в сущности, отказаться от части своего суверенитета. Готовы ли страны к этому? И насколько далеко они способны продвинуться в этом вопросе? Да и какой характер такого наднационального регулирования отвечает интересам всех участников? Ведь различия между странами по их экономической мощи, по их стадии развития, по перспективам огромны. Все это умеряет мои ожидания какого-либо прорыва в создании механизмов регулирования XXI века. Если посмотреть на опыт построения таких наднациональных институтов, то легко вспомнить так и не преодоленные противоречия между блоками стран на переговорах в Дохе, или трудности роста Европейского Союза как единого государства, или другие подобные эпизоды. Здесь не проявление чьей-то злой воли, а реальные трудности достижения компромиссов при сильно различающихся целевых установках.
Но что является альтернативой? Только растущий скрытый или открытый протекционизм, способный разрушить всю ткань мировой экономической системы. Причем протекционизм сейчас, в это кризисное время, проявляется совсем легко и естественно. Когда правительство какой-либо страны, стремясь для смягчения кризиса изыскать дополнительные государственные средства, которые можно было бы направить на создание новых рабочих мест, анализирует различные предложения, то практически обязательным элементом такого анализа становится выявление той доли государственных средств, которую надо будет потратить на закупки по импорту. Чем меньше эта величина, тем более эффективна рассматриваемая программа. Приведу надуманный пример. Скажем, правительство Бразилии решило потратить 100 млн. долларов на создание новых рабочих мест в отрасли национальных авиаперевозок. Понятно, что, может быть, 95 млн. долларов уйдет на покупку самолетов и только 5 – на найм бразильских пилотов и стюардесс, а также на оплату эксплуатации самолетов. Очевидно, что наибольшую пользу от этой программы получит американская компания «Боинг» или европейский «Эйрбас», т.к. Бразилия самолетов сама не производит. А собственно бразильских рабочих мест такая программа создаст минимум. Именно поэтому такую программу никто и никогда (надеюсь) рассматривать в рамках борьбы с кризисом не будет. А вот если правительство Бразилии на все 100 млн. долларов закупит в гос. резервы у бразильских крестьян зерно и мясо, то почти все 100 млн. долларов останутся в Бразилии, будут истрачены на потребление внутри страны или сбережены в бразильских банках, что позволит последним расширить кредитование на национальном рынке. Словом, такая программа имеет куда большую эффективность. Таким образом, учет импортной компоненты является важным фактором анализа так называемого фискального мультипликатора, определяющего эффективность государственного стимулирования экономики. И именно потому, что импортная компонента здесь важна, протекционизм и становится почти неизбежным побочным продуктом антикризисного управления.
Очень хорошо видно, какие трения возникают, например, в Евросоюзе между Францией, Англией и Германией. Первые две страны активно ратуют за расширение государственного вмешательства в рамках борьбы с кризисом. Обе страны готовы тратить значительные бюджетные ресурсы для поддержки национальных экономик. Германия в этом вопросе занимает куда более сдержанную позицию. Но это означает, что в условиях высокой связанности европейских экономик дополнительные вливания бюджетных средств во Франции почти неизбежно создадут дополнительный спрос на продукцию немецких экспортирующих компаний. А, значит, увеличенные долги французского правительства через немецкое налогообложение обернутся дополнительными доходами не только немецких компаний, но и немецкого правительства. А в отсутствие аналогичной немецкой правительственной инициативы по стимулированию собственной экономики французские компании не смогут получить дополнительных заказов из Германии. Вот вам и почва для взаимных упреков и протекционистских настроений. На предстоящем саммите «двадцатки» сторонам не избежать не только обсуждения этих проблем, но и попытки выработки какого-то решения.
Возможно, стороны достигнут большего согласия по вопросу о реформировании Международного валютного фонда. Анализ позиций, занятых сторонами в процессе подготовки саммита, показывает, что взгляды не сильно совпадают, но это представляется преодолимым.
Маловероятно создание наднационального органа регулирования финансовых институтов. А если такой и создадут, то вряд ли наделят его достаточными полномочиями для эффективного воздействия на национальные финансовые институты. Я больше надеюсь, что удастся договориться о постепенной стандартизации различных аспектов деятельности финансовых институтов. Мне нравится, например, предложение очень талантливого банкира, возглавляющего «Джей-Пи-Морган» Джейми Даймона, регулировать не столько сами финансовые институты, сколько создаваемые ими финансовые продукты.
А вот есть вопрос, по которому стороны могут легко достичь согласия. Это общая линия борьбы с офшорами и другими местами ведения бэнкинга, позволяющими уходить от национального налогообложения. Никто из стран «двадцатки» защищать их не заинтересован, а потому и согласие здесь вполне ожидаемо. Надо принять во внимание, что нынешний системный кризис заставил очень многие страны нарушить бюджетную дисциплину. А стало быть, в не очень отдаленной перспективе следует ожидать, что большинство этих стран для восстановления общественных финансов будет вынуждено поднимать налоговое бремя для своих резидентов. Понятно, что это только стимулирует уход от налогов. Этим и объясняется внимание «двадцатки» к такому, казалось бы, несвоевременному вопросу. Попутно стоит отметить, что если следует ожидать в перспективе роста налогообложения, то обычно это стимулирует и рост теневой экономики. Похоже, что и ей суждено светлое будущее.
«Дело приняло очень серьезный оборот»: семинар с Леонидом Вальдманом. Часть 1
Семинар с Леонидом Вальдманом. Новое об экономическом кризисе в Америке. Часть 1, Часть 2
Семинар с Леонидом Вальдманом. Механизмы и последствия экномического кризиса в США Часть 1.; Часть 2
Леонид Вальдман. Американская экономика: 2008 год
Леонид Вальдман. Американская экономика: 2006 год
Леонид Вальдман. Об экономической ситуации в США
Леонид Вальдман. Что же выбирает Америка?
Интервью с Дэниэлом Литтлом. Главное лекарство от кризиса – инвестиции в человеческий капитал
Интервью с Джеймсом Д. Гамильтоном. «Финансовые институты потеряли способность выполнять свою главную функцию»
Мартин Гилман. Мировой экономический кризис: от Великого затишья к новым институтам
Марк Тома. Кризис распределенных рисков
Лекция Константина Сонина. Экономика финансового кризиса
Владислав Иноземцев. Сценарии посткризисного развития России
Александр Долгин. Перепроизводство свободы как первопричина кризиса
Леонид Григорьев. Как нам жить с мировым финансовым кризисом
Евсей Гурвич. Институциональные факторы экономического кризиса
