Протесты в Индии, начавшиеся в двадцатых числах декабря 2012 г., продолжились и в январе 2013 г. Тысячи протестующих выходили на улицы в Дели, где в итоге полиция оцепила центр города, были перекрыты некоторые станции метро и назначен комендантский час. В других городах Индии (в частности, в Бангалоре и Колкате) также проходили массовые протестные акции. Поводом к протестам стало групповое изнасилование 23-летней студентки в Дели 16 декабря. 29 декабря она умерла от нанесенных увечий в больнице в Сингапуре, и протестная волна разрослась, захватив города Ченнаи, Хайдарабад, Тируванантапурам, Мумбаи и Вишакхапатнам.
Специфика в том, что в Индии, и особенно в Дели, такие истории отнюдь не редкость, и эта была вполне типичной; но прежде они не вызывали такой реакции. Точнее, своего рода прецедент был, как пишет газета The Hindu. В конце 1970-х гг. массовое возмущение вызвало изнасилование молодой девушки в полицейском участке. Тогда это привело к тому, что пресса в принципе стала писать об изнасилованиях как о проблеме – до того эта тема не затрагивалась, потому что относилась к числу обыденных и освященных традицией феноменов вроде сожжения невесты из-за недостаточно хорошего приданого. Писать стали, но фактически положение дел мало изменилось. По количеству случаев изнасилований Индия занимает высокие позиции: в 2008 г., по данным министерства внутренних дел Индии, она находилась на третьем месте в мире – после США и ЮАР. При этом среди всех городов внутри Индии лидирует Дели, и год от года ситуация усугубляется. В 2011 г., по данным полиции, в столице было зафиксировано более 500 случаев, в 2012 – более 600. Среди жертв много детей, особенно в возрасте до 5 лет. Такова часть контекста. Вопрос в том, почему именно этот случай спровоцировал массовую реакцию – и каким образом.
По мнению одного из авторов The Hindu, важную роль здесь сыграли СМИ и соцсети, которые, вопреки обыкновению, вынесли тему на поверхность. Исторически сложилось так, поясняется дальше, что серьезные журналисты должны писать о «настоящих проблемах» – о политических событиях, обороне и экономике, - а вещами несерьезными хороший журналист заниматься не будет. В этом случае получилось так, что событие приобрело политический характер и, соответственно, заинтересовало солидные издания. Во-первых, массовая реакция удерживала внимание прессы, которая, в свою очередь, способствовала поддержанию этой массовости; во-вторых, в этом был момент критики правительства (правительство бездействует, но пресса бдит); в-третьих, медийную почву для большой дискуссии подготовили женские активистские организации, которые уже не первый год занимались просвещением, говорили о проблемах и формировали понятийно-терминологическую базу, которая сейчас оказалась достаточно хорошо усвоенной, чтобы СМИ могли свободно ею оперировать. Проще говоря, индийские газеты сейчас без каких-либо экивоков и эвфемизмов пишут о «патриархальной системе», «обвинении жертв насилия», «гендерном неравенстве» и «объективации».
Автор также отмечает еще одну особенность в поведении СМИ. Она заключается в необычайно единодушном подходе к подаче информации. Дело в том, что родственники погибшей просили не раскрывать её имени. И её имя действительно не называют, несмотря на то, что в стандартной ситуации наличие такой информации могло бы рассматриваться как конкурентное преимущество для издания. В материалах её в основном называют «23-летняя студентка».
Следует также отметить, что период протестов частично пересекался с периодом выборов в штате Гуджарат, где традиционно победила националистическая «Бхаратия джаната парти», одна из двух крупнейших партий в Индии, находящаяся сейчас в оппозиции. БДП использовала этот случай в качестве аргумента в пользу своей программы – в том, что касается устрожения законодательства для предотвращения насилия против женщин.
The Hindu, третье по популярности издание в Индии, развернула и поддерживает вокруг этой истории энергичную дискуссию, которая ведется как в печатном формате, так и в виде специально организованных форумов, куда приглашаются активисты и представители различных организаций. Один такой форум прошел 28 декабря (то есть жертва атаки еще была жива, но массовое движение уже началось). Как сказал редактор The Hindu Сиддхартх Варадараджан (Siddharth Varadarajan), раз возникло событие, послужившее катализатором бродящих в обществе настроений, его необходимо с самого начала осмыслить. Эта дискуссия интересна в нескольких аспектах: в ней можно проследить, какие основные темы представляются в этом контексте актуальными; как именно говорят о проблеме; какие конструктивные предложения и спорные моменты возникают в процессе.
Первая и главная тема формулируется как проблема гендерного неравенства в стране. С учетом статистических данных, проблема представляется очевидной и не требующей дополнительных обоснований. Далее, это более широкая социальная проблема, в которой наблюдается сильный дисбаланс власти и отсутствуют горизонтальные механизмы помощи пострадавшим. В связи с этим затрагивается тема «плохого правительства», которое не в состоянии
обеспечить безопасность своим гражданам. А отсюда разговор переходит к недостаткам судебной системы, которая оказывается буфером между гражданами и законодательством, в результате чего законы, какими бы они ни были, не работают. Шаши Кумар (Sashi Kumar) из Media Development Foundation из общественно-культурных курьезов отметил специфику национального кинематографа, который постоянно спекулирует темой насилия над женщинами и преподносит это как норму в русле традиции. В целом он определил ситуацию гендерного неравенства в Индии как «болезнь общества», которая требует немедленного вмешательства в виде кампаний, сравнимых по масштабу с кампаниями, посвященными проблемам ВИЧ/СПИД. Также говорилось о том, что пропаганда насилия в изобилии содержится в школьной программе, и её необходимо радикально пересмотреть.
В том, как говорят о проблемах, можно выделить следующие характерные черты. Во-первых, в высказываниях постоянно всплывает тема общей вины. В этом конкретном преступлении виновата «вся страна», «мы сами» виноваты, государство не право, но оно и не всемогуще, а вот «мы» бездействуем [1]. Еще одна особенность заключается в том, как позиционируется опыт Индии по отношению к опыту других стран. Отсылки к международному опыту преимущественно делаются с двумя целями: расположить Индию в мировом рейтинге среди других стран (например, по уровню преступности или насилия против женщин) и показать, что обсуждаемая проблема выходит за политические пределы Индии и вообще носит глобальный характер. Прабха Сридеван (Prabha Sridevan), в прошлом судья Мадрасского верховного суда, провела параллель между случаями 23-летней студентки и Розы Паркс, арест которой в 1955 г. (далеко не первый в своем роде) вызвал протесты, приведшие к отмене принципа расовой сегрегации в общественном транспорте в США. При этом за всё время дискуссии не было ни одной отсылки к зарубежному опыту как к образцу, на который следует ориентироваться. Все обсуждалось строго на местном материале и исходя из имеющихся у участников представлений о том, как надо. Что характерно, правда, та же Сридеван вскользь связала проблематику равенства с темой обретения Индией независимости.
Теперь что касается конструктивных предложений и дискуссионных моментов. Одним из первых тут обсуждается вопрос наказания за изнасилование. К слову, требованием многих протестующих было введение смертной казни в качестве такового. На это возражают, что если смертную казнь действительно введут, то это поставит под угрозу жизнь жертв насилия. В случае если и за убийство, и за изнасилование преступнику будет грозить смертная казнь, ему будет выгоднее убить жертву, дабы снизить риск опознания. В ответ на это говорят, что в большинстве случаев насильники и так убивают своих жертв, так что это роли не играет.
И тем, и другим возражают, что заниматься надо, в первую очередь, не наказанием, а предотвращением преступлений, а также реабилитацией жертв насилия, потому что первым делом должно измениться общественное отношение к проблеме. Еще одно возражение состоит в том, что прежде чем речь зайдет о наказании, нужно доказать вину. А чтобы доказать вину, надо подать в суд. И в большом количестве случаев дело застревает еще на этом этапе, из-за того что процедуры слишком громоздки, а зачастую и унизительны для жертв, которые пришли искать защиты. В частности, Р. Натрадж (R. Natraj), председательница Тамилнадской комиссии общественных служб (TNPSC) заявила, что необходимо сделать процедуру верификации преступлений и допроса жертвы менее травмирующей для пострадавших.
Возвращаясь к протестам. 9 января в The Hindu появилась редакторская статья, в которой речь идет о смысле протеста как такового. Протест, говорится там, может быть конструктивным, то есть уже содержать в себе программу положительных изменений, а может быть просто общественным волеизъявлением, голосом, который может быть учтен или не учтен, но в любом случае отдан. Как бы то ни было, протест как таковой ни к чему привести не может. Он может только стать первичным толчком к дальнейшим социально-политическим изменениям, в случае, если его импульс будет осмысляться и перерабатываться, приводя к повышению общественно-политической грамотности. В заключение приводится краткая инструкция по организации законной акции протеста.
[1] Здесь можно вспомнить аналогичную риторику в индийском анонимном проекте "The Ugly Indians", участники которого занимаются уборкой и ремонтом улиц в Бангалоре на добровольных началах. Там тоже акцентируется тот момент, что «мы сами» (говорящий в том числе) виноваты в загрязнении города, и «сами» должны с этим бороться.