Оба папы, канонизированные во вторник в Ватикане решением Католической церкви, были по-своему символическими личностями, хотя и во многом противоположными. «Красный папа» Иоанн XXIII был ярко выраженным харизматическим лидером и модернизатором, «папа-поляк» Иоанн Павел II – консерватором.
Первый стремился провести реформы для отказа от старой догматической и консервативной линии и провозгласить мир как главную ценность. Второй – поставить христианский препон распространению коммунизма и содействовать расширению католического мира. Первый действовал из Ватикана, второй – ездил по всему миру. Символ первого – собор, а второго – папамобиль.
«Папа Войтыла» знал, что такое социализм и СССР лучше, чем его предшественник. Папа Иоанн повернул католическую церковь к новым целям и анонсировал новые методы пастырской работы, платой за что была консервативная реакция и потеря доверия религиозных консерваторов и ригористов. Экуменизм и модернизация – вот основные пути развития католицизма под водительством папы Иоанна. В первое учение включают такую заботу о церковном единстве с пребывающими вне ограды церкви (в том числе с православными), которая как бы снимает вопрос о присоединении или каком-то оформлении этого единства.
Экуменизм как бы провозглашал: сначала единство в молитве и действии, а потом уже (если и вообще) всякие вопросы веры, догматики и т. д. Такая точка зрения был практическим переходом от модерна к постмодерну, где форма важнее содержания, точнее предшествует ему. Это был безусловный разрыв со старым, бывшем в ходу с Тридентского собора пониманием христианской веры, в котором именно вопросы веры ставились на первый план.
Папа, преподававший патристику знал, что у отцов церкви, особенно у Августина, был несколько иной взгляд на эти вопросы, нежели в 16-17 вв. Его можно назвать функционалистическим – все решалось в зависимости от конкретной ситуации с применением того, что называется в церкви «икономия», dispensatio, по-славянски «смотрение» или снисхождение. И папа пытался вернуться к этому «смотрению» через постмодернистскую идею формы. Связь ватиканского экуменизма с интеллектуальными течениями 1960-х, в особенности со структурализмам еще не вполне ясна, но она конечно была. Этим экуменизм папы Иоанна отличался от старого протестантского движения за христианское единство. Там, в 1920-х, люди просто увидели призрак войны, а в конце 1940-х пытались понять, как быть с ее итогами по христианскому счету. И это была революция – папа мечтал заставить людей мыслить по-новому, в рамках диктата структуры веры над ее формулировками и ее переживанием. Одним словом, папа Иоанн XXIII был настоящим революционером-шестидесятником, любившим «восточных схихматиков» (т. е. православных и восточно-православных) и не любившим барокко, триденсткий миссал и латинский язык. Именно благодаря ему Римо-католическая церковь стала служить на национальных языках вместо латыни.
Папа Войтыла был человеком совсем иного склада. С мистической складкой и профетическим чутьем, он отказался от коронации и не носил папской тиары. Польский папа подчеркивал свое смирение, подражая великому папе древности Григорию Двоевлову, именовавшему себя «раб рабов Божиих». После покушения 1981 г. папа уверился, что именно Богородица спасла его от пули, предназначив его для великой цели. Эта цель была безусловно в уничтожении коммунизма и освобождении народов от «советского ига». Именно так понимал свою задачу папа. И именно так понимало ее руководство КГБ, организовавшее покушение на Иоанна Павла рукой турецкого террориста Али Агджи. Папа впервые в истории папства встретился с английской королевой, посетил иудейскую синагогу и принял советского руководителя в Ватикане. На территории СССР были образованы официальные структуры католической церкви. Это, казалось бы, вполне естественное в условиях плюрализма и демократии действие вызвало в ту пору резкий протест РПЦ МП. Появилось слово «прозелитизм» и вместе с ним - виток противостояния между католицизмом и православием. Причиной его, как сейчас понятно, была внутренняя слабость самого православия и неспособность РПЦ выстраивать свою работу в условиях свободной конкуренции. На католиков обратились ограничительные устремления российских чиновников. Католицизм в ельцинские годы опять стал «западным проводником», а католическая альтернатива православию, которая всегда играла большую роль в русской истории и культуре, опять стала рассматриваться как «предательство Родины». Диалог почти остановился.
В личном общении папа Иоанн Павел II оставался очень теплым, искренним человеком, но вместе с тем и очень твердым и целеустремленным. Канонизация его означает, видимо, реабилитацию умеренного консерватизма и миссионерства, присущего ему. Обе эти канонизации имеют дидактический смысл. Первая – признание того, что модернизационный поворот в католицизме необратим и правилен, а вторая – что движение вперед совершенно необходимо и папа Войтыла – символ этого движения. Католическая церковь, похоже выбрала себе патронов на будущее столетие.
В социальных сетях уже раздались восторженные приветствия российских блогеров и даже просьбы новым святым папам о молитве. Действительно, на фоне компромиссных и невыразительных фигур православного мира эти папы выглядят просто титанами. Даже Константинопольский патриарх Афинагор бледновато смотрится на их фоне, несмотря на весь свой интеллектуальный шарм. Хотя нам этот пост-модернистский поворот и, вроде бы, не подходит, но для сопротивления ему нужен хотя бы человек, личность, одаренная харизмой, сравнимой с двумя канонизированными папами. В России есть патриарх Кирилл, но его харизмы явно не хватает. Тут и скандалы, и неудачные спикеры, но главное – чего не отнять у католиков – в России церковь по-прежнему придаток государственной машины.
Дуплет-канонизация – символический акт, показывающий, что курс на решимость и определенность, несмотря на пост-религиозные тенденции, в Ватикане есть. Осторожность и твердость – неплохая стратегия в условиях глобального религиозного кризиса, когда сами основания веры и религиозного поведения подвергаются сомнению. Устами Ватикана католики говорят, что продолжат стоять на своем. Это «свое» – вписывание в пост-модерн, вкупе с отказом от радикальности и резкости на этой траектории. Это позиция.
