То, что мировая, а вслед за ней и российская экономики вползают в депрессию, является уже очевидным фактом. Роста нигде нет, кроме Китая и стран Юго-Восточной Азии. Да и этот рост носит, если так можно выразиться, «паразитический» характер ― пользуясь дешевизной своей рабочей силы и, соответственно, низкой стоимостью готовой продукции, производители стран ЮВА захватывают рынки развитых стран, усугубляя и без того сложное положение этих экономик.
Если посмотреть на динамику производства после кризиса 2008 года, то она во всех индустриальных странах выглядела приблизительно одинаково: сначала резкое падение выпуска продукции, потом, после того, как Правительства и Центральные банки приняли стимулирующие меры, восстановительный рост, и уже после достижения докризисного уровня, стагнация на этом уровне с небольшими колебаниями вверх/вниз.
Внешне такая динамика была похожа на хорошо известный кризис 1929-1933 годов, поэтому, недолго думая, нынешний кризис окрестили второй «Великой депрессией». Однако, надо признать, что эта аналогия выглядит уже неуместной. Вторая депрессия затягивается сверх всякого приличия, и поэтому возникает желание поискать другие аналогии. Хотя и они, конечно, тоже будут хромать.
Первая аналогия, которая приходит на ум ― это давно забытая промышленная депрессия 1876-1890 годов. Застой в производстве во время этой депрессии длился 14 лет, что дало основание для появления теории о монополистическом капитализме (империализме), который, якобы, переводит периодические промышленные кризисы, характерные для капитализма свободной конкуренции, в одну непрерывную депрессию, которая, разумеется, окончится крахом этого империализма.
Правда, гораздо позже выяснилось, что, хотя монополистическое регулирование рынка действительно оказывает некоторое сглаживающие влияние на динамику промышленного производства, вовсе не оно привело к длительному промышленному застою. Здесь сработало сразу несколько факторов макроэкономического плана.
Первый фактор ― это застой в добыче золота, который как раз пришелся на данный интервал времени. Добыча золота, которая до этого только росла, стабилизировалась, или даже стала падать, вследствие истощения месторождений в Калифорнии и Австралии. Золота в хозяйственный оборот стало поступать гораздо меньше, что оказывало сдерживающее воздействие на экономику ― денежная база не росла, что снижало эмиссионные возможности банковской системы. Она не могла расширять кредитование клиентов тем же темпом, с каким рос спрос на кредиты, поэтому часть кредитных заявок и, соответственно, инвестиционных планов, оставалась неудовлетворенной.
Другой фактор ― обновление производственного аппарата, созданного в более ранние времена. Этот фактор вообще очень интересный, потому что он время от времени проявляется во многих странах, прошедших индустриализацию, когда на фоне полной загрузки производственных мощностей вдруг выясняется, что общий объем производства не растет, а топчется на месте.
Тоже самое, судя по всему, было и в 1876-1890 годы. Большая часть старого оборудования, введенного в строй еще в прошлые десятилетия, физически износилась и морально устарела, и ее требовалось заменить на новое оборудование. Но в процессе замены начинает действовать один интересный эффект. Мощностей машиностроительных предприятий, на которых выпускается оборудование, хватает только для того, чтобы заместить выбывающие машины на действующих предприятиях. А на строительство новых предприятий машиностроительного оборудования уже не хватает. Поэтому, пока идет процесс замены, новых предприятий не строится и,соответственно, дополнительных объемов продукции не выпускается. И поэтому возникает ощущение застоя, хотя вроде бы все кругом работает.
Уже позже, когда процесс замены старого оборудования на новое завершен, выпуск продукции начинает расти ускоренным темпом ― с одной стороны, новое оборудование на старых предприятиях более производительное, а во-вторых, мощности машиностроительных заводов высвободились, и могут выполнять заказы по строительству новых предприятий.
Вот такого рода комбинации обновления старого оборудования и строительства новых предприятий и дают эффект сначала застоя, который длился с 1876 по 1890 год, а потом бурного роста, который шел с 1890 по 1900 год.
По ходу дела надо отметить, что хорошо известный «брежневский застой», когда темпы экономического роста СССР с 7%-8% в год в период 1960-65 годов упали практически до нуля к началу 80-х годов, тоже во многом был вызван массовой заменой оборудования, произведенного и находящегося в эксплуатации еще с времен первых пятилеток. Чтобы одновременно и обновлять оборудование на старых предприятиях, и строить новые, ресурсов не хватало, поэтому прирост мощностей и, соответственно, прирост выпуска продукции, постоянно снижался.
Вторая аналогия, которая тоже кажется уместной, имела место в гораздо более близкие времена, в семидесятые годы двадцатого века. После нефтяного шока 1973 года выяснилось, что практически все оборудование, находящееся в эксплуатации, является чересчур энергоемким, и не может дальше эксплуатироваться (хотя оно, может быть, было вполне новым). Поэтому пришлось это оборудование списывать и заменять новым, с меньшим удельным расходом электро- и теплоэнергии на производство единицы продукции. И вот этот процесс замены морально устаревшего на передовое оборудование длился десять лет, с 1973 по 1982 год. И во время этой замены производство или стагнировало, или снижалось.
Вполне может быть, что сейчас в мировой экономике тоже идут аналогичные процессы, поэтому ее восстановления и перехода к росту придется ждать еще очень долго. Но, как можно себе представить, основное направление ее развития (а правильнее сказать ― модернизации)будет связано совершенно с другими направлениями, чем в предыдущие длительные депрессии.
Очевидно, что сейчас развитие мировой экономики будет идти в режиме, который называется «перетягивание одеяла на себя». Поскольку паразитировать на чужих рынках могут только несколько локальных экономик, то другим экономикам не остается ничего другого, как постепенно закрывать свои рынки от иностранной продукции. Причем если раньше такое закрытие (в тарифной или административной форме, неважно) касалось в основном товаров-аналогов, которые уже производятся, то теперь оно будет относиться практически ко всем товарам, для организации выпуска которых есть соответствующие производственные возможности.
С учетом данного обстоятельства происходящие сейчас события, вроде санкций, которые были введены против России, и введенные Россией контр-санкции, можно интерпретировать как вполне сознательные действия по закрытию рынков и организации собственного производства товаров-заместителей. И хотя на первый взгляд санкции носят политический характер, однако так уж получилось, что ими воспользовались для решения экономических задач. Но надо все же оговориться, что что только часть товарных позиций может быть замещена достаточно быстро,а для какой-то части импортируемых товаров потребуется много времени и серьезные инвестиции, чтобы организовать их локальное производство.
При этом надо отметить, что не одна только Россия проводит подобного рода политику. Наш лучший друг, Соединенные Штаты Америки, уже несколько лет подряд активно занимаются разработкой сланцевого газа и сланцевой нефти, и все это как раз для того, чтобы снизить зависимость своего рынка углеводородов от иностранных поставщиков, на которых до последнего времени приходилось до 2/3 потребляемой американской экономикой нефти. Разумеется, полного замещения они вряд ли когда-нибудь достигнут, но предохранить себя от действий не очень надежных поставщиков, вроде Венесуэлы, они смогут точно.
При этом, естественно, остается открытым вопрос, а что делать с продукцией совместных предприятий,или предприятий, принадлежащих иностранным компаниям. Закрывать эти предприятия или оставлять их работать дальше? Если закрыть, то тогда это будет ущерб не только для компании-владельца, но и для российской экономики тоже. А если оставить работать, то тогда санкции будут носить неполноценный характер.
А именно это сейчас и происходит. Хотя правительства стран ЕС и запрещают национальным производителям поставки продукции на российские рынки, однако они ничего не имеют против того, что если у этих производителей есть структурные подразделения в России, чтобы эти структурные подразделения продолжали работать, как ни в чем не бывало. И, так же, как и раньше, отгружали свою продукцию в адрес российских покупателей.
Поэтому, как поступать с предприятиями иностранных компаний, непонятно. Правда, быть может, тут будет промежуточный вариант ― пока импортозамещение не охватит всей номенклатуры продукции, выпускаемой на предприятиях, принадлежащих иностранным компаниям, они будут продолжать работать, а потом их закроют. Или, если импортозамещения достигнуть будет трудно, их просто выкупят у фирм-владельцев.
В общем, у экономической депрессии может много вариантов развития ― ничуть не меньше, чем у подъема или, не дай бог, кризиса.
