В начале февраля 2009 года самая крупная северокавказская республика Дагестан пережила новую детективно-политическую историю. На этот раз в фокусе внимания СМИ оказался инцидент с кадровыми перемещениями в структурах республиканского Управления Федеральной налоговой службы (УФНС).
Началом нынешней истории можно считать прошлогоднюю отставку Назима Апаева с поста руководителя УФНС Дагестана. До 17 ноября 2008 года он был бессменным начальником этого подразделения (которое, напомним, является частью федеральной структуры). После отставки Апаева его должность в течение нескольких месяцев была вакантной. По сложившейся в Дагестане традиции пост главного «мытаря» занимал лезгин (этническая группа, доминирующая в южной части республики). Однако 2 февраля 2009 года стало известно, что руководителем УФНС по Дагестану будет назначен Владимир Радченко. До сих пор этот человек не был публичной фигурой. Он в течение долгих лет шел по ступеням служебной лестницы, поднявшись от простого налогового инспектора до руководителя подразделения УФНС в Карачаево-Черкесии. После этого управленческого поста в его службе был некоторый перерыв, связанный с занятиями бизнесом. Однако попытка Радченко возглавить республиканское управление в Дагестане не увенчалась успехом. Кадровый налоговик стал едва ли не политической фигурой, хотя эта новая роль в свете развернувшегося в начале февраля политического детектива не принесла ему удачи.
Как только информация о приходе в УФНС Дагестана «варяга» стала достоянием гласности, начались массовые акции протеста против нового назначенца. Уже на административной границе претендента на пост предупредили о минировании его офиса. А далее прошло пикетирование самого здания Управления, а также перекрытие махачкалинских городских коммуникаций. 2 февраля 2009 года Радченко не удалось попасть в собственный кабинет. Однако проявлениями «массового недовольства» история не ограничилась. 6 февраля 2009 года назначенного руководителя федеральной службы похитили, хотя время его пребывания в заложниках было непродолжительным и носило скорее демонстративный характер.
Впоследствии сам Радченко озвучил версию о причастности к его похищению сына президента республики Гаджимурада Алиева (заместителя начальника УФНС). Однако эта версия не получила официального подтверждения со стороны правоохранительных структур. Руководитель следственного управления республики Касумбек Амирбеков заявил о том, что следствие проверяет несколько версий - как о похищении Радченко, так и о его возможной инсценировке (хотя неясно, кто мог организовать инсценировку, если учесть, что у самого Радченко в Дагестане не было серьезных ресурсов для такой «игры»). Как бы то ни было, у появившихся единожды версий начинается самостоятельная жизнь. Случай с Радченко, думается, не будет исключением. Найдутся те, кто захочет поверить в правдивость похищения, равно как и люди, заинтересованные в версии об инсценировке. 12 февраля 2008 года стало известно об отмене приказа о назначении Радченко в Дагестан (сам фигурант станет говорить о своем увольнении «задним числом»).
Финалом этой истории (не исключено, что промежуточным) стало заявление президента Дагестана Муху Алиева (16 февраля 2008 года) о том, что вся ситуация вокруг Управления налоговой службы Дагестана стала результатом ни много ни мало, как «безответственного и беспринципного поведения» руководителя Федеральной налоговой службы РФ Михаила Мокрецова. По словам президента республики, господин Мокрецов оказался заложником «в руках некоторых дагестанских москвичей, лоббирующих свои интересы в республике». По версии Муху Алиева, «дело Радченко» стало фактически одним из инструментов в борьбе за власть в Дагестане. Глава самой крупной северокавказской республики назвал лоббистов Радченко «деструктивными силами, которые в борьбе за власть не прочь руководствоваться любыми средствами. Их программа - это деньги, ставка на криминальные и иные связи в федеральных структурах власти, в средствах массовой информации». При этом в политически корректном стиле Алиев воздержался от прямых обвинений и предъявления конкретных имен лидеров этих «деструктивных сил». Возможно, в скором времени все это будет предъявлено.
Однако, как бы то ни было, представитель федеральной структуры, которая (как и МВД, ФСБ, Минобороны) строится на основе дисциплины и принципов «вертикали», так и не вступил в должность. «Подумайте, как это все преподносится: федерального назначенца в Дагестане не допускают к работе, - сказал Муху Алиев. - Но какой он федеральный назначенец, кто его назначил? По сути, он самозванец. Его должен назначить по согласованию с руководством республики министр финансов России, который этого не сделал». Предлагаю на минутку встать на эту позицию. Допустим, что федеральные структуры допустили серьезные процедурные ошибки, переоценили свой статус, не согласовали должным образом кандидатуры с республиканским руководством (понадеявшись на пресловутую «вертикаль» или уверовав в то, что сейчас не «ужасные 1990-е» и с региональным истеблишментом можно не слишком церемониться). Но от этого не становится легче, чем от версии о «лезгинском протесте» (или заговоре «кланов» внутри Дагестана) как решающем факторе в «деле Радченко». Если дело не в кланах и не в имманентной неприязни дагестанцев к чужакам, то мы можем говорить о непрофессионализме, как минимум, федеральных структур, которые пытаются действовать «технократически» даже там, где требуется понимание «местной специфики». Не имеешь ресурсов для продавливания нужного результата, договаривайся, обыгрывай своего визави в переговорном процессе, а не в ходе жесткого прессинга.
Впрочем, следует сказать несколько слов и о «лезгинской версии». В первые дни этой истории именно «лезгинский след» объявлялся первопричиной того движения, которое было направлено против варяга-мытаря. Между тем, мы в очередной раз стали свидетелями воспроизводства укоренившегося стереотипа. Если Дагестан - полиэтничное сообщество, а гармонизация межэтнических отношений является залогом стабильности внутри республики, то следует вывод: ключевые посты здесь поделены между этническими элитами, а нарушение баланса приводит если не к взрыву, то к серьезным проблемам. Все это и так, и в то же время не совсем так. Точнее, все это намного сложнее. Приведу самый наглядный пример. До 2006 года в Дагестане не было поста президента республики, а пост руководителя Госсовета (коллегиального органа, созданного из представителей 14 ведущих этногрупп республики) занимал Магомедали Магомедов, этнический даргинец. Первым же президентом Дагестана в 2006 году стал Муху Алиев, этнический аварец, что, конечно, привело к некоторому перераспределению властных полномочий и этнического баланса. Но это же не привело республику к коллапсу. Что касается нестабильности последних лет, то ее хватало и во время Госсовета. И если сейчас мы говорим о девятом вале терактов и диверсий, контртеррористической операции в знаменитом ауле Гимры, то в 1990-е гг. можно было говорить о мятеже в Махачкале, создании «Особой исламской территории» в «Кадарской зоне», серии этнических конфликтов начала 1990-х гг.
И тогда, и сейчас неформальные механизмы значили гораздо больше, чем правовые и публичные. На наш взгляд, прав автор целого ряда серьезных исследований по Дагестану Константин Казенин, когда приходит к следующему выводу: «Прежде всего, надо сказать, что кавычки вокруг слов «лезгинское восстание» должны быть большими и жирными. Неужели рядовому жителю Дагестана лезгинской национальности, находящемуся в здравом уме и твердой памяти, не все равно, какой "пятый пункт" у главного налоговика - причем даже не в его родном городе или районе, а в целой республике? В такое может поверить только очень уж наивный потребитель кавказской экзотики. Кроме того, лезгины чудесным образом обнаруживаются и среди тех влиятельных персон, которые, как считается в Дагестане, поддерживали привоз в республику господина Радченко». Не зря в СМИ несколько раз была упомянута версия о возможных связях Радченко с Сулейманом Керимовым (влиятельным предпринимателем, «московским дагестанцем», лезгином по происхождению). В то же время не раз озвучивались версии о различных фигурантах аварского происхождения, причастных к «выдавливанию» Радченко из Махачкалы (сам налоговик называл среди них и сына действующего президента). В конце концов, свое негативное отношение к назначению Радченко высказал Муху Алиев, также этнический аварец. Так что тезис о нарушении этнического баланса как основе для «выдавливания варяга» не выглядит слишком убедительным.
Вообще следует заметить, что этнические межи в Дагестане не являются единственными «разделительными линиями». Заметим также, что, «принцип крови» далеко не всегда играл первостепенную роль. Верность республике зачастую значила намного больше. Так, дагестанские чеченцы-аккинцы поставили свою общереспубликанскую идентичность выше идеи «солидарности» с дудаевско-масхадовской Ичкерией.
Помимо этнических проблем республику сотрясает противоборство между сторонниками различных течений ислама (тарикатского и так называемого «обновленческого», который в свою очередь можно весьма условно разделить на неофициальный и радикальный (салафитский), который наши журналисты называют «ваххабизмом»). Заметим, что в этой мозаике лезгин, аварец и даргинец (если они тарикатисты) могут вполне оказаться в одной компании против тех же лезгина, аварца и даргинца, считающих себя салафитами.
Но и это не исчерпывает всей сложности ситуации. В постсоветский период из Дагестана в другие субъекты РФ выехало немало уроженцев этой республики. Поставленные в жесткие условия (от фэйс-контроля столичной милиции до знакомых всем административных барьеров), многие выходцы из республики смогли сделать карьеру, получить престижное образование, открыть свое дело, заработать деньги и состояться как успешные управленцы, интеллектуалы и бизнесмены. Теперь кто-то из них хотел бы «отдать долги» республике - вернуться, используя свой материальный и моральный капитал. За годы проживания за пределами малой родины для многих из них идентичность «дагестанец» стала не менее важной, чем этническое происхождение. И появилась еще одна «межа» - конкуренция российских дагестанцев разных национальностей и полиэтничной республиканской бюрократии. И здесь лезгин из УФНС вполне может стать союзником аварцев из окружения президента для недопущения проникновения в республику интересов неназванных (пока?) «московских дагестанцев». Объективно «дагестанские внутренние эмигранты» работают на «открытие» республики. Но их амбиции вступают в противоречие (где-то субъективно, а где-то и объективно) с властной элитой Дагестана всех уровней.
Эта элита формировалась еще во времена КПСС (и, в отличие от соседних республик, намного меньше изменилась). Она привыкла получать карт-бланш от Москвы на «стабилизацию ситуации» и не конкурировать ни с кем. И если с теми же этнонационалистами или религиозными радикалами официальная Махачкала знает, как бороться, то с новой волной «внутренних эмигрантов» не очень понятно, что делать. Кого-то можно интегрировать во власть, кого-то, напротив, - отдалить от нее. Но какой должна быть стратегия обновления, мало кто задумывается всерьез.
Федеральный центр, к сожалению, предпочитает наблюдать за ситуацией из своего «прекрасного далека», не слишком утруждая себя пониманием местной специфики. За примерами не надо далеко ходить. 10 февраля 2009 года (то есть «дело Радченко» существовало уже неделю!) президент РФ Дмитрий Медведев встретился с дагестанским президентом Муху Алиевым. Что в итоге? Наказаны федеральные руководители, допустившие серьезные процедурные нарушения при подборе кандидатуры начальника Управления федеральной службы по сбору налогов? Или, напротив, президент учинил разнос республиканским элитам за то, что не приняли должным образом варяга из Москвы? В конце концов, кто несет ответственность за инцидент, который негативно отразится на восприятии власти в целом? Вместо поисков ответов на эти вопросы читатели и телезрители узнали о «наказе» Медведева Алиеву: «Вы как руководитель республики должны более внимательно относиться к вопросам, которые связаны с безопасностью, борьбой с преступностью». Снова вместо содержательного обсуждения проблем республики (которых и без Радченко хватает с избытком) мы услышали стилистику кавказских тостов. Впрочем, она уже давно стала едва ли не официальной.
Автор - заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук
