Вопрос, лежащий в основании современных форм экстремизма и терроризма, можно сформулировать так: «Если наша вера точна, если мы более праведны, чем остальной мир, почему мы находимся в упадке и нами постоянно помыкают?!»
И действительно, мир ислама, который на протяжении Средневековья был лидером военным и политическим, экономическим и культурным, в Новое время сдал свои позиции. Ладно бы только Западу. После Второй мировой войны поднялась Япония, затем в лидеры пробились Сингапур, Тайвань, Южная Корея, Гонконг. Успех некогда отсталых регионов стал горьким укором для мусульманского мира. Оказалось, что исламские страны собственными силами не могут освоить даже богатства, которыми владеют, — залежи углеводородов. Приходилось приглашать западных специалистов с их технологиями и организационными навыками, чтобы поставить бизнес, на котором зарабатывают сегодня отдельные страны и семьи мусульманского мира.
Напрашивается вопрос, который не может не волновать исламскую элиту: что и в какой момент пошло не так (именно этот вопрос вынес на обложку своей известной книги исламовед Бернард Льюис, рассуждая о перипетиях исламской политики)?
Распространенный ответ — дело в исламе. Мол, если бы не консерватизм и ригоризм этой религии, все было бы по-другому.
На этот аргумент есть ответ: ведь мусульмане VII–Х веков были гораздо ближе к исламу, чем современные нам, и жили по шариату, а не светскому праву. При этом они были лидерами мира. Отсюда вывод: надо идти назад, вернуться к «живительному первоисточнику». Сегодня этот тезис взят на вооружение и фундаменталистами, и лидерами политического ислама.
И это не примитивный ответ, как думают многие, ведь и пророки Ветхого Завета объясняли страдания, выпавшие на долю еврейского народа, только одним — вероотступничеством. Поэтому когда мусульмане слышат призыв «Вернемся к основам ислама и вновь станем лидерами!», им трудно его игнорировать.
К сожалению, опыт стран, попытавшихся в ХХ веке претворить в жизнь эту формулу, продемонстрировал обратный результат. Ни Судан, ни Афганистан не обрели той конструктивной интеллектуальной мощи, которая позволила бы конкурировать с Западом. Наоборот, в результате прямого перехода на нормы шариата, принятого не рефлексивно, а буквально, произошла архаизация общества и экономики.
Мусульмане чувствуют унижение. То, на чем строится их быт, — машины и оборудование, нормы строительства и современные материалы, образование и здравоохранение, организация военного дела и оружие — спроектировано и создано на Западе (или, как в случае дешевого массового продукта, made in Chine). Том самом Западе, который, по мнению исламского мира, катится к катастрофе, потому что изменил первоначальному Откровению и его нравственным законам. Такой диссонанс не может не задевать и не беспокоить мусульман.
Отсюда мучительные поиски — кто виноват? Монголы, которые смели в XIII веке халифат, после чего исламский мир так и не сумел оправиться? Однако ряд высоких образцов мусульманского искусства и культуры, а также несколько политических проектов (самый яркий из них — Блистательная Порта) относятся к послемонгольскому периоду. Да и то, с какой легкостью был разгромлен Багдадский халифат по сути варварами, есть печальное свидетельство его внутреннего состояния.
Другой ответ — виноваты европейцы с их колониальной политикой. Однако постколониальный период, который, казалось бы, должен был вернуть исламскому миру свободу, а с ней и процветание, принес только разочарование. Что принесла деколонизация — «цепочку обветшалых деспотий» (Б.Льюис), которые не смогли предложить своим подданным ни одного реального проекта модернизации (на этом фоне удивительнейшим исключением представляется только Малайзия)?
К слову сказать, антисемитизм, достигший в ХХ веке высокого накала, заимствованный мусульманами у европейцев, имеет ту же природу — обиду и растерянность.
Очевидно, что разочарованные и униженные мусульмане — та самая среда, из которой вербуются исполнители терактов. Возникает вопрос: кто же проектировщики этих сложных по исполнению акций? Специалисты признают, что все крупные террористические акты отличаются сложным военно-диверсионным обеспечением, и решать подобные задачи по силам спецслужбам всего нескольких стран. Отсюда высказываемые в прессе, на семинарах, в курилках подозрения, что за терактами стоят разведывательные сообщества, и не абы кого, а весьма определенного круга стран.
Если исполнители являются жертвами мифа о тяжкой вине Запада в отставании исламского мира, то проектировщики, умеющие находить и исполнителей, и финансы, а также просчитывать последствия, скорее всего руководствуются иной мотивацией.
Речь вот о чем. Теракты — это, по сути, весьма удачная попытка создать адекватный инструмент присутствия в глобальном информационном пространстве. Сегодня в мире ведется жесточайшая борьба за попадание в строго ограниченный круг информационных сообщений. Ограниченный потому, что зритель, слушатель, читатель за сутки в состоянии воспринять очень небольшое количество информации. За попадание в этот круг борются и транснациональные корпорации, и политические нации. Первые продвигают бренды — а значит, продажи; вторые получают дивиденды от интереса к их стране, культуре и даже происшествиям.
Возьмем известные примеры. После событий 11 сентября в США резко возросли продажи Корана. Другой случай: в одном из выступлений Бен Ладен порекомендовал книгу о тайных операциях ЦРУ, написанную офицером этого ведомства. Сюжет показала Аль-Джазира, затем CNN. Но самое интересное произошло после этого: книга, которая в рейтинге продаж занимала двухтысячное место, за сутки переместилась на шестое, после чего был мгновенно раскуплен весь ее наличный тираж.
Понятно, что не продавцы Корана и не офицер ЦРУ продвигали таким способом свою продукцию. Но интерес к исламу — не важно, со знаком плюс или минус — резко возрос. Так же, как вес и значение религии, узнаваемость ислама, исламских лидеров, его культуры. Все это составляет оборотную сторону терроризма. В современном мире нельзя игнорировать значение информационной составляющей, потому что его не игнорируют ни разведки ведущих стран, ни транснациональные корпорации, ни пресс-службы президентов и глав правительств.
Исламский мир, уступив лидерство в начале промышленной революции, на сегодня не обладает никакими средствами, позволяющими на чужой площадке, в чужих правилах выйти победителем, то есть «сложить» собственную экономику на собственных основаниях (с опорой на шариат) и переиграть тех, кто ушел далеко вперед. Каковы же тогда его перспективы — быть вечным изгоем в бурно развивающемся мире?
Ответ может быть дан в логике фазового развития мировой экономики.
Ислам долгое время доминировал в традиционной фазе развития мировой системы благодаря нескольким качествам.
Во-первых, терпимости, которая в свое время была недостижимой для европейцев. Ведь еще несколько веков назад все было наоборот: беженцы — евреи и опальные христиане, постоянно преследуемые в Европе, — бежали на земли ислама.
Во-вторых, благодаря форме контроля со стороны богословов (улемов) за исполнительной властью, которая никогда не была такой абсолютистской, как в Риме, средневековой Европе и тем более Европе Нового времени.
В-третьих, благодаря принципу социальной справедливости, формализованному, в частности, в обязательном для правоверного налоге в пользу бедных (закят является одним из пяти столпов ислама).
Но Запад удачно проводит промышленную революцию. В результате чего мир ислама превращается в экономического и, как следствие, политического «карлика», а все его заимствования у того же Запада в военной сфере, области политического устройства, копирования систем образования ни к чему не приводят.
В этой ситуации только терроризм превращает ислам в фактор глобальной политики. Только терроризм заставляет считаться и с официальным исламским истеблишментом, прилагающим столько сил «для борьбы с террором» в своих странах, и с агрессивными выпадами исламского подполья.
Современный мир подошел к барьеру: индустриальная фаза близится к концу, мировые лидеры вступили в эпоху постиндустриальную. Возникает вопрос: куда движется наш мир? Какая экономика приходит на смену индустриальной? Что обеспечит лидерство в будущей экономике?
Нынешние преимущества исламского мира, основанные на углеводородах, работают только в текущей индустриальной фазе. Они хотя и не обеспечивают ему лидерства, но приносят достаток известному списку исламских стран. В следующей фазе развития мировой экономики — в экономике, основанной на знаниях, — такое преимущество мало чего стоит. Следовательно, на следующем шаге развития исламской цивилизации будет еще хуже. Это не может не беспокоить лидеров исламского мира как официальных, так и антисистемных, которые, с одной стороны, пробуют присоединиться к информационному обществу, запуская проекты впечатляющей модернизации в Куала-Лумпуре и некоторых эмиратах Персидского залива, с другой — ведут атаки на этот мир, дестабилизируя его систему.
Что касается постиндустриального барьера, в который уперся современный мир, то возможны три сценария развития ситуации.
Сценарий первый. Запад (включая Японию и ряд анклавов Юго-Восточной Азии) форсированно переходит к информационному обществу. Ситуация меняется кардинально: углеводороды занимают строго отведенное им место, точно такое же, какое в современном нам мире занимает рынок зерна и риса (игравший в традиционной фазе роль двигателя экономики). Тогда исламский мир окончательно оказывается «за бортом», если только в достаточно короткий срок его лидеры не предложат конкурентоспособных форматов развития. В этой ситуации атаки на символы успеха и благополучия — например, Всемирный торговый центр — становятся единственным средством самовыражения.
Следующий сценарий представляется более вероятным: постиндустриальный переход окажется мероприятием невероятно сложным, и человечество сразу не преодолеет этот барьер. Так было уже раз, когда античная цивилизация, вплотную подошедшая к необходимости создания новой, более совершенной экономики, не нашла в себе ресурсов для преодоления такого барьера и откатилась в «мрачное Средневековье». Именно тогда ислам выполнил чрезвычайно важную, стабилизирующую функцию, сохранив достижения античности и дав человечеству передышку в тысячу лет (обращу внимание читателя на то, что в данном отрывке не анализируется духовная история человечества, имеющая другие основания и достижения, а лишь научно-техническая, цивилизационная).
Итак, прыжок в новую экономику, основанную на знаниях, может не получиться. Но и сил остановиться, замереть в индустриальной фазе не будет. Запад, уже отдавший индустриальную составляющую Китаю, но не имеющий сил подняться в новую знаниевую экономику, утрачивает лидирующие позиции (это как отдать нижний этаж, а верхний не успеть надстроить). Как следствие, Запад будет не в состоянии обеспечить собственному населению тот высокий уровень жизни, к которому оно привыкло. Однако останутся амбиции, поддерживаемые смертоносным оружием. В такой ситуации Запад развяжет войну. Война, не имеющая перспектив на урегулирование, обрушит мировую экономику и примитивизирует уклад жизни.
В этой ситуации исламский мир, как и во времена Средневековья, снова может выступить в роли глобального стабилизатора. Эта странная, но крайне важная роль достанется исламу, потому что он не нуждается в технологической составляющей, но в то же время имеет внятную, хорошо отработанную социальную политику, основанную на традиционных стандартах и оперирующую категориями подлинной справедливости.
Наибольшие шансы, как мне кажется, имеет третий сценарий, согласно которому все участники мирового спектакля попытаются оттянуть на как можно более долгий срок переход в информационную эпоху — слишком уж велики риски.
Пока индустриальная фаза длится, ислам удерживает позиции, потому что углеводороды по-прежнему играют существенную роль в мировой экономике. Кстати, этот же вывод относится и к России в силу весьма определенной стратегии отечественной элиты. Укажем на тот факт, что ставка на сырьевую специализацию гарантирует России долговременный рост, на время, пока существующими темпами будет расти промышленный сектор Китая и Индии.
В этом случае следует ожидать договоренностей мусульманских стран с Москвой (и всех вместе — с Венесуэлой), результатом которых станет появление нового международного игрока, контролирующего глобальный рынок энергоресурсов. Кстати, начало этому процессу уже положено: в прошлом году Россия получила статус наблюдателя в организации Исламская конференция, объединяющей все мусульманские страны. Кроме того, именно энергетическую безопасность Москва представила в качестве ключевой инициативы на время своего председательства в G8. И именно особые отношения с Ираном должны сыграть в этом сценарии специальную роль.
Если это произойдет, исламский мир и Россия получают время для модернизации, крайне сложной и болезненной, затрагивающей культурные основания обоих миров.
Нужен ли им этот шанс? К такому ли сценарию стремятся элиты мусульманского мира и те, кто претендует на статус элиты российской? От ответов на эти вопросы зависит перспектива уже не народов, но всего человечества.
Материал был опубликован в журнале «Большая политика» №3 за 2006 год и публикуется "Полит.ру" с согласия автора.
