В пригородах Парижа и других французских городов продолжаются бесчинства молодежи, большей частью являющейся первым или вторым поколением мигрантов из мусульманских стран. Это вновь актуализирует вопрос об оптимальных размерах и формах инокультурной миграции. "Полит.ру" публикует написанную еще до начала этих событий статью оксфордского демографа, ученицы голландского праволиберального политика, профессора истории Пима Фортейна (убит в 2002 году), эксперта ряда европейских правых партий Маргрет Саттеруэйт. Написанный по-русски специально для “Полит.ру” текст освещает различные аспекты проблемы демографического спада в европейских странах в контексте проблемы миграции.
В течение последующих 12-15 лет население Европы начнет сокращаться - впервые за последние несколько веков. На территории ЕС в целом количество смертей начнет превышать количество рождений через менее чем 10 лет, и ранее всего этот процесс начнется в Восточной Европе. В целом население может начать сокращаться после 2020 года, а население номинально трудоспособного возраста - еще до 2010 года.
Миграция уже находится на высоком уровне: более 600 000 человек въезжают на территорию ЕС каждый год, а число соискателей статуса беженцев в Европе уже насчитывает 450 000 ежегодно. Миграция является доминантным либо единственным фактором роста населения в ряде европейских стран. Со всей вероятностью можно утверждать, что она станет основным фактором его роста и в будущем.
Так следует ли и дальше поощрять иммиграцию с целью обеспечить демографическое и экономическое "спасение" Европы?
Но, во-первых, мы должны задать себе вопрос: а так ли необходимо нам себя "спасать"? Давайте сначала сформулируем проблему, разрешением которой могла бы послужить иммиграция. Можно ли считать аксиомой тот факт, что нулевой прирост населения или его сокращение автоматически являются нежелательными?
За долгое время мы привыкли считать рост населения необходимой нормой, указывающей на его здоровье и жизнеспособность. Но такая концепция была вызвана тем фактом, что с начала XVIII столетия население Европы находилось в фазе роста, и мы забыли, что до этого рубежа оно переживало сменяющие друг друга периоды - роста, сокращения и стабильности. Однако сейчас фаза роста населения подходит у нас к концу. С большой вероятностью, к концу настоящего века мы будем иметь общее сокращение населения Земли в целом (на данный момент, лишь 14 стран мира еще не вошли в стадию перехода к современному типу воспроизводства: из них 12 стран находятся в Африке).
Практически во всех странах Запада рождаемость находится ниже уровня простого воспроизводства. Однако, в отличие от большинства стран Третьего Мира (в особенности стран мусульманских, где в данный момент наблюдается резкое падение рождаемости в связи с переходом к другому типу воспроизводственного поведения), лишь в отдельных западных странах рождаемость снижается - по сути, в большинстве стран она стабильна, а в некоторых (например, в США, Новой Зеландии, Франции, Нидерландах, Дании) даже немного выросла за последние десятилетия. В Европе рождаемость впервые опустилась ниже уровня воспроизводства 2,1 (строго говоря, он зависит от смертности и может незначительно меняться) еще в 1930-е годы, хотя этот процесс был немного "нарушен" неожиданным всплеском рождаемости в 50-60-ые годы так называемым "бэби-бумом".
В 1970е большинство западных стран вновь вернулись к наблюдавшимся в 1930-е показателям ниже уровня воспроизводства. На сегодняшний день во многих странах, согласно прогнозам ООН и многих независимых демографов, ожидается небольшой рост рождаемости, однако весьма сомнительно, что она все же достигнет уровня простого воспроизводства. Более высокая рождаемость в любом случае не разрешит проблемы старения населения, она лишь немного облегчит управление ее развитием. Уровень простого воспроизводства в конце концов стабилизирует объем населения при условии отсутствия миграций, помогая поддержать коэффициент демографической нагрузки на уровне 4 (то есть отношение количества лиц номинально трудоспособного возраста к числу лиц пенсионного возраста на данный момент равно 4). Для того же, чтобы сохранить "сегодняшний" европейский коэффициент демографической нагрузки, суммарный коэффициент рождаемости должен был бы находиться на уровне 3,5, это, в свою очередь, обеспечит рост населения примерно на уровне 1,8% в год, что является абсолютно неприемлемым для большинства стран.
Насколько политика в отношении семьи может повлиять на увеличение рождаемости - вопрос весьма спорный. Наиболее распространенным из основанных на научных исследованиях этого процесса мнением является то, что подобные меры имеют весьма скромный, но все же позитивный эффект (см.Gauthier 2002, "Репродуктивные установки: разница между желаемым и реальным числом детей"). Однако давайте признаем реальное на сегодняшний день положение вещей: для большинства женщин Европы, по результатам многочисленных опросов, желаемым продолжает оставаться наличие как минимум двух родных детей в семье, но большинство женщин этого не достигают. По мнению профессора Университета Оксфорда Дэвида Коулмана, а также многих исследователей в области социологии семьи, именно эта не удовлетворяемая потребность в детях и должна стать первоочередной заботой в области здравоохранения и социального развития общества, даже без принятия в расчет ее важных демографических последствий. И решение ее потребует, кроме само собой разумеющихся финансовых мер, радикального пересмотра социальных и культурных установок, существующих во многих странах, относящихся к положению женщин в семье и на работе. (McDonald 2002). А как любые изменения особенностей ментальности и социальных установок, подобные перемены потребуют немало времени и не будут даваться обществу легко.
Строго говоря, причины, обуславливающие более высокий или более низкий показатель рождаемости не только на различных континентах, но и в случае с различными странами Европы, неоднородны. Но мне хотелось бы остановиться на таком аспекте, столь заметном в среде СМИ и просто в мнениях и оценках масс (а зачастую и в трудах некоторых профессиональных демографов), как существующая тенденция связывать демографические изменения и массовую малодетность с рядом стереотипных представлений, касающихся семейных и социальных условий и поведенческих установок, укоренившихся в сознании людей. Основными из них можно назвать гендерную, религиозную и экономическую (в алфавитном порядке) теории. Безусловно, существует ряд "универсальных" процессов и изменений, сопутствующих переходу от одного типа воспроизводства к другому, которые можно наблюдать практически у всех этнических и административных групп в мире, неизменно проходящих этот путь. Однако существуют и "индивидуальные" причины тех или иных изменений и процессов, происходящих в обществе, которые могут быть ярко выражены у одной этнической группы и, в тот же самый отрезок времени, значительно слабее проявляться у ее "соседей". Именно такие причины и лежат в основе вызывающих обычно удивление фактов - вроде того, что в более "традиционной" в отношении устройства семьи Италии (1,2) или относительно патриархальной Греции (1,25) рождаемость находится на рекордно низком уровне уже довольно долгое время. И, напротив, в наиболее "эмансипированных" странах вроде Норвегии (1,80), Исландии (1,97), Финляндии (1,72) и Дании (1,76) мы можем наблюдать одни из самых высоких для Европы показателей фертильности, в значительной мере обусловленные именно благополучным и защищенным социальными мерами положением женщин в этих странах.
Однако будет весьма поспешным принять подобные результаты за агитацию о необходимости и исключительной роли стоящей перед нами цели усиленного "способствования" эмансипации. Это также популярное у некоторой части широких масс мнение неверно хотя бы потому, что нам не раз приходилось наблюдать, к каким печальным результатам приводят попытки искусственно стимулировать или же затормозить тот или иной естественный процесс изменений социальных поведенческих установок. В той же Германии, которую следует отнести скорее к "северному лагерю" с этой точки зрения, суммарный коэффициент составляет всего 1,34, немногим меньше, чем в Швейцарии(1,41). Соседствующая с вышеупомянутыми скандинавскими государствами Швеция, несмотря на схожую гендерную политику и ситуацию, разительно отличается от них низкой рождаемостью, и на то есть свои определенные причины. Также на неоднократно задававшийся мне вопрос - что является причиной довольно долгой стабильности показателей рождаемости на Британских островах, в сравнении со значительно более низкой рождаемостью в России и на Украине в советский период, - первый откровенный ответ, который я могла дать, был такой: большая устойчивость и стабильность традиционной семьи в Соединенном Королевстве и Ирландии, нежели в России. Поэтому, на наш взгляд, делать односторонние выводы о предпочтении и единственной возможной пригодности какого-либо типа семейных поведенческих установок для разрешения проблемы, а также об их преувеличенной роли в ее появлении, не совсем верно. Они являются лишь одними из большого числа причин, обуславливающих демографические процессы.
Другое популярное мнение заключается в роли религиозной принадлежности рассматриваемой группы, наиболее распространенный пример этого - убеждение, что население, исповедующее ислам, имеет в среднем большее количество детей в семьях, нежели население, исповедующее христианство. И во многих случаях можно найти немало примеров, подтверждающих эту концепцию. Однако одновременно можно привести и немалое число примеров, напрямую противоречащих этой концепции, в первую очередь - из числа стран Латинской Америки и немусульманских стран Азии и Африки. Следует ли считать это подтверждением абсолютной неверности данной концепции? Очевидно, что нет. Единственное наиболее определенное заключение, которое, на мой взгляд, здесь возможно сделать, - это согласиться с утверждением, высказанным профессором Университета Эразма Роттердамского (Роттердам), Пимом Фортейном, относительно того, что ключевую роль в поведенческих установках (а, соответственно, и в межэтнических конфликтах, на примере которых он и формулировал данное утверждение) играет не вероисповедание как таковое, а субкультура и менталитет, зачастую куда в большей степени обуславливающиеся географическими и этническими аспектами. Прекрасным примером этому может послужить рассмотрение практически любых случаев сосуществования народов, исповедующих различные религии.
Республики бывшей Югославии представляют в этом отношении огромный интерес. Самую низкую рождаемость можно наблюдать в католической и, по общему признанию, наиболее "цивилизованной" Словении (1,22) и по большей части мусульманской Боснии(1,32). Бывшая югославская республика Македония имеет один из самых высоких на данный момент показателей рождаемости в Европе. Ее "соседка", Болгария, уже не одно десятилетие показывает рекордно низкие для всего мира показатели рождаемости - 1,19-1,24, при том что исповедующее ислам население в обеих республиках составляет примерно одинаковый процент (отток этнических турков из Болгарии, наблюдавшийся с конца 80-х годов, особого влияния на показатели рождаемости не оказал).
С точки зрения гендерного аспекта, со времени распада СФРЮ можно говорить о нерадикальном, но все же откате и так всегда считавшегося довольно традиционным общества в сторону еще большей патриархальности - по сравнению с социалистической эпохой, когда линия власти насаждала идеологически стремление к всеобщему отходу от традиционных для данного региона норм. Проработав значительное время на Балканах, позволю себе высказать личное мнение, что в республиках бывшей СФРЮ этот процесс все же более аутентичен и дает больше причин для того, чтобы говорить о наличии устойчивой тенденции в обществе, нежели двоякий процесс, имеющий место, например, на территории бывшего СНГ. Из статистических источников в России или Узбекистане можно было бы заключить, что, к примеру, число работающих женщин резко сократилось, категория домохозяек, женщин, сидящих с детьми долее отведенного в советские времена срока, стала со времени распада СССР действительно существенной, наблюдается возвращение ко многим прежним традициям в сфере семейных установок; однако нельзя не упомянуть и о том, что количество женщин, занятых на поприще построения карьеры, и их возможности в этой области также возросли. В Узбекистане и Кыргызстане можно говорить о своеобразном прорыве в этом отношении. Хотя здесь мы снова сталкиваемся с аспектом географических различий даже внутри одной страны: как говорят сами жители, Ташкент - это одно, а Узбекистан - совсем другое. Тем не менее, возвращаясь к Балканам, Сербия и Черногория представляют собой пример одного из самых резких изменений в динамике рождаемости с момента распада СФРЮ - 1,96-1,65-1,58. И опять же можно назвать ряд самых различных причин для объяснения этого.
Обсуждение приводимых в этой связи доводов можно продолжать долго, равно как и ситуацию в каждой отдельной европейской (и не только) стране. Однако думаю, что основная цель - показать неверность обобщающего применения устойчивых стандартов к вопросу о причинах и условиях исторического развития массовой “малодетности”, кризиса института семьи и депопуляции - достигнута. Роль подобных установок и аспектов не подвергается никакому сомнению, однако в каждом случае следует говорить о целом комплексе причин, состав которого может варьироваться в случаях различных этнических и административных групп. Иначе мы неизбежно будем натыкаться на подобные "странности" и несоответствия, не укладывающиеся в общепринятые теории и не желающие подчиняться их условиям. Причины, обуславливающие динамику рождаемости как одного из показателей процессов и тенденций, имеющих место в обществе, являются неиссякаемой областью изучения и могут иметь совершенно различную природу. Среди приводимых в этой связи можно назвать ссылки как на экономические, политические, исторические аспекты, так и на аспекты, связанные со здравоохранением, экологией, этническими традициями, генетикой (последнее всегда являлось и продолжает являться довольно щекотливой темой, что не мешает ей, однако, развиваться; в особенности часто упоминается она при рассмотрении ситуации на Балканах и в Ирландии), и даже гипотезы о наличии некоего географически-геологического влияния, которые в равной степени должны быть приняты во внимание.
Окончание следует.