Михаил Саакашвили начал топонимическую войну. С 27 сентября 2006 года верхняя зона Кодорского ущелья будет называться Верхней Абхазией. Переименование Верхнего Кодори в Верхнюю Абхазию является фактически продолжением эффективной пиар-кампании официального Тбилиси по формированию нового образа грузино-абхазского конфликта. В ходе летней кодорской операции 2006 года грузинский президент обосновал (и утвердил в общественном мнении) тезис о том, что отныне Грузия контролирует часть абхазской территории. Таким образом, началось формирование представления о «двух Абхазиях»: незаконной сепаратистской и законной, подчиняющейся юрисдикции Грузинского государства.
То, что топонимическая война началась именно 27 сентября, не является случайным событием. 13 лет назад, 27 сентября 1993 года, абхазские военные формирования при поддержке бойцов Конфедерации горских народов Кавказа (КГНК) взяли Сухуми, после чего Грузия потеряла военно-политический контроль над Абхазией. С этого же момента началась институционализация непризнанной абхазской государственности.
В Грузии любая абхазская победа отмечается как поражение, а любое поражение – как победа. 27 сентября в Грузии – это День скорби, «годовщина оккупации Абхазии». В этот день представители грузинского истеблишмента, как правило, посещают Сабурталинский пантеон в Тбилиси и возлагают цветы на могилу Жиули Шартавы – национального героя Грузии, председателя Совета министров (и Совета обороны) «Абхазской Автономии» (прогрузинская структура, созданная Тбилиси в 1992 году). Сегодня этот политический деятель, погибший в ходе штурма Сухуми, является одним из наиболее почитаемых в Грузии.
Штурм 27 сентября 1993 года не был первым штурмом абхазской столицы, занятой в августе 1992 года войсками Госсовета Грузии. Предыдущие попытки абхазских формирований установить свой контроль над Сухуми (февраль, март 1993 года) завершились неудачей. Победа грузинских войск над абхазскими формированиями в марте 1993 года отмечается в Тбилиси как День грузинской артиллерии. Так, его торжественно отмечали 15 марта 2006 года. Соответствующая церемония и парад, посвященные 13-й годовщине грузинской артиллерии, прошли на территории артиллерийской бригады. 46 грузинских офицеров-артиллеристов были награждены грамотами и получили благодарность за отличную службу. В торжественных мероприятиях приняли участие заместитель министра обороны Мамука Кудава, заместитель начальника грузинского Генштаба Джимми Заридзе. Но самое главное — это то, что в параде и смотре техники приняли участие представители дипломатического корпуса, аккредитованные в столице Грузии. И это присутствие в Грузии оценили как поддержку со стороны «цивилизованного мира», оказанную курсу Тбилиси по «собиранию земель» и подавлению «агрессивного сепаратизма».
Вопреки укоренившимся (не без помощи официальной грузинской пропаганды) стереотипам о ведущей роли чеченских боевиков в штурме Сухуми в августе 1993 года, решающую роль во взятии столицы Абхазии сыграли кабардинцы. К 30 сентября 1993 года под контроль «гудаутских сепаратистов» перешла большая часть территории Абхазии. Так, в 1992-1993 гг. в Тбилиси называли Председателя Верховного Совета Абхазии Владислава Ардзинбу (впоследствии избранного президентом Абхазии) и его соратников, которые превратили Гудауту во временную столицу непризнанной республики.
С 1993 года Грузия не контролирует абхазскую территорию. Единственным исключением была Абхазская Сванетия, которую Сухуми даже не пытался контролировать, принимая во внимание и географический фактор (высокогорная местность, оторванность от коммуникаций, неразвитая инфраструктура), и этнический (в ущелье проживает сванское население, настроенное негативно по отношению к любым «пришельцам»). Попытки установить свой контроль над «сердцем Абхазии» (так назвал Верхнюю часть Кодори Михаил Саакашвили) предпринимались со стороны Тбилиси и в период президентской легислатуры Эдуарда Шеварднадзе. Однако сванское население Кодори оказалось не готово принять «Абхазское правительство в изгнании». Представители Сухуми также не горели желанием вести переговоры с грузинской стороной в формате «двух Абхазий» (т.е. переговоров не между Сухуми и Тбилиси, а между руководством непризнанной Абхазии и «Абхазским правительством в изгнании»).
Сегодня Михаил Саакашвили возвращается к идеям и форматам, которые администрация Эдуарда Шеварднадзе в силу разных причин реализовать не смогла. По словам премьер-министра Грузии Зураба Ногаидели, 27 сентября 2006 года должно стать не только очередным «днем скорби», но и «днем надежды». По мнению Ногаидели, именно с этого дня начинается отсчет «возвращения Абхазии».
Пока же грузинская сторона активно работает над формированием образа «двух Абхазий». По словам президента Михаила Саакашвили, «отныне в Абхазии два правительства – легитимное и незаконное. Все дипломаты, которые посетят Абхазию, будут обязаны посетить не только Сухуми, но и Верхнюю Абхазию и встретиться с руководством законного правительства». Это «правительство Абхазии» существовало с момента грузино-абхазского вооруженного противоборства в 1992-1993 гг., а после утраты юрисдикции над абхазской территорией функционировало в Тбилиси, равно как и «абхазская фракция» в грузинском парламенте (при этом и «абхазское» правительство, и группа депутатов являются этническими грузинскими, за исключением Ады Маршания, которая позиционирует себя как этническую абхазку, но не имеет никакого политического влияния в самой Абхазии).
Деятельность этих структур в Тбилиси не была сколько-нибудь эффективной. Они долгое время пыталась «приватизировать» проблему грузинских беженцев из Абхазии, однако в среде самих беженцев сформировалось отношение к «эмигрантскому правительству» как к синекуре. В самом деле, реально повлиять на судьбу жертв грузино-абхазской войны оно не могло и вряд ли сможет. Во-первых, потому что этот орган не является самостоятельной структурой. Это всего лишь «абхазское министерство» правительства Грузии, не обладающее собственными политическими и финансовыми ресурсами. В значительной степени это структура, ориентированная на западное общественное мнение, плохо разбирающееся в отличиях между абхазами и грузинами. Во-вторых, никакого реального влияния в Абхазии «абхазское правительство» не имело и не имеет. Внутри абхазского общества нет «групп влияния» этого правительства.
Сегодня в Грузии очень модно говорить о сходстве между ситуацией в Абхазии и в Чечне. Однако из поля зрения грузинских аналитиков, занимающихся сравнительным изучением двух «кейсов», уходит тот факт, что в Чечне на протяжении всех 1990-х и начала 2000-х гг. существовал конфликт не только между Грозным и Москвой. Все это время в Чечне шло противоборство между Грозным и Надтеречным районом, Грозным и Урус-Мартаном, Дудаевым и Гантамировым (хотя в начале пути они были соратниками), Дудаевым и Автурхановым, Масхадовым и «ваххабитами» (так в Чечне называют сторонников «салафийи»), Масхадовым и Кадыровым (которые тоже начинали как союзники), Кадыровыми и Гантамировым. И этот список конфликтов можно продолжать. Грозный в 1996 году вместе с российскими солдатами защищал от боевиков нынешний президент Чечни Алу Алханов, а в 1999 году город штурмовал Беслан Гантамиров (опять же вместе с российскими солдатами и служащими внутренних войск).
И речь шла не просто об участии в боевых действиях лично господ Алханова и Гантамирова, а об их поддержке большими группами чеченского народа. Ничего подобного в Абхазии мы не видим. Случаи поддержки «грузинского дела» этническими абхазами единичны. Никаких вооруженных групп этнических абхазов, готовых присягнуть Тбилиси, никогда не существовало. Начиная с 1992 года ни один из представителей абхазского истеблишмента (даже ушедший в опалу) не высказывался за какую-либо форму грузинской юрисдикции над Абхазией. Эти воззрения отсутствуют и у представителей абхазских НПО. Другой вопрос, что в абхазском официозе времен президентства Владислава Ардзинба политических оппонентов тогдашнего режима и правозащитников называли «прогрузинскими» силами. Однако это было не более, чем черным пиаром со стороны власти. К реальности такого рода обвинения не имели никакого отношения. В рядах абхазских правозащитников есть и те, кто участвовал в вооруженной борьбе с войсками Госсовета Грузии и делал это ничуть не хуже тех, кто пытался обвинить их в «предательстве национальных интересов».
Среди абхазских правозащитников (немало сделавших и для победы Сергея Багапша, и для демократизации Абхазии) существует консенсус относительно будущего непризнанной республики как независимого от Грузии государства. Это вовсе не мешает им жестко оппонировать власти – и прошлой, и нынешней. Сегодня подавляющее большинство абхазского общества (речь идет не только об этнических абхазах, но и об армянах, русских, небольшом количестве греков) рассматривает грузино-абхазский конфликт не как конфликт центральной власти в Тбилиси и сепаратистской окраины, а как конфликт грузин с этническими меньшинствами.
Значит ли это заведомую бессмысленность «исправления имен» и сопутствующей кампании? Не обязательно. Попытки переформатировать переговорный процесс и конфликтное урегулирование в формат переговоров «грузинской Абхазии» с «Абхазией сепаратистской» обязательно вызовут отторжение и неприятие со стороны Сухуми. Этот отказ будет подан Тбилиси как проявление абхазской деструктивности и «недоговороспособности». А продемонстрированное «нежелание» сепаратистов урегулировать конфликт облегчит легитимизацию дальнейшего использования силы.
