Американским компаниям и гражданам запрещено участие в российских проектах, которые касаются нефтедобычи в Арктике, на шельфах и на глубине. Об этом сообщается на сайте министерства финансов США. Запрет начнет действовать 29 января 2018 года.
Запрещаются поставки товаров, услуг и технологий для таких проектов. Все эти ограничения вводятся в рамках закона о расширении санкций против России, принятого летом 2017 года. Напомним, антироссийские санкции были введены США и рядом западных стран в связи с событиями на Украине, в которых США считают виновными Россию.
Побеседовать с «Полит.ру» о том, насколько существенным является новое ограничение, чего ждать в результате его введения России и о выгодности или невыгодности участия в такого сорта нефтяных проектах для США, согласился Алексей Белогорьев, .
«Сотрудничество между российскими и американскими компании в освоении арктического шельфа было свернуто еще после первых санкций в 2014 году. Тогда ограничения, если не ошибаюсь, определялись по глубине залегания запасов. И именно тогда компания ExxonMobil заморозила свое сотрудничество с российскими компаниями по разведке углеводородов – в частности, в Карском море.
Другие американские компании, в общем-то, и не планировали в этом участвовать – в силу того, что технологически очень сложные и крайне капиталоемкие проекты (куда более капиталоемкие в сравнении, например, с разведкой углеводородов на суше, даже если речь идет о суше в арктической зоне); а кроме того, эти проекты рискованны.
То, что на шельфе арктических морей есть существенные ресурсы углеводородов, геологически хорошо известно, но степень разведанности их, точность в определении координат месторождений очень низка. Так что мы сейчас находимся в самом начале пути освоения арктического шельфа. В общем-то, в таком же положении находятся и США, если говорить о шельфе Аляски.
Вообще стоит говорить о том, зачем нужно освоение Арктики. Если вести речь о России, то, если иметь в виду нефтегазовую отрасль (в особенности газовую), в освоении шельфовых месторождений сейчас нет смысла. Пока достаточно запасов на суше, существенно боле дешевых и приближенных к инфраструктуре, к регионам, где более или менее налажена логистика, поставки добытого сырья до потребителей. А применительно к арктическому шельфу, интерес проявляют не столько компании, сколько государство.
В силу обострения геополитической борьбы за Арктику, которое вполне очевидно в последние лет 10-15 и которое, очевидно, и дальше сохранится, все «арктические» страны ищут пути хозяйственного освоения этих территорий – с тем, чтобы укрепить свои позиции в регионе. Россия – не исключение, но в силу особенностей ее экономики никто, кроме нефтегазовых компаний, идти в этот регион не хочет. Собственно, там и раньше почти ничего не было даже в сухопутной части, если не считать «Норникель». Так что основной крупный инвестор там – нефтегазовые компании.
Именно поэтому государство сейчас предоставляет такие большие льготы по налогам, участвует в строительстве инфраструктуры там и тому подобное. И это связано с тем, что освоение арктического шельфа – задача не корпоративная, даже не отраслевая, а, скорее, задача геополитического характера.
В чем здесь интерес компаний? Их два, и первый – технологический. Очевидно, что арктические ресурсы рано или поздно будут задействованы, и технологии, которые позволяют их разрабатывать – из числа новых направлений, даже революционно новых. Если бы удалось разработать эти технологии и соответствующее оборудование в России, это было бы существенным вкладом в развитие науки, технологий производства, экономики знания.
Второй интерес тут – скорее, меркантильный, связанный с капитализацией компании и с тем, что, действительно, в Арктике есть большие ресурсы углеводородов, которые можно будет записать в свой актив в случае открытия (неважно, что разработка их будет через десятки лет). В этом смысле интересы российских и зарубежных компаний совпадают.
Насколько критично, что российские компании на арктическом шельфе оказались отрезаны от зарубежного участия в проектах? Я бы сказал, что при текущих ценах на нефть им все равно. Существующие технологии делают разработку таких месторождений при невысоких ценах совершенно нерентабельной. Вообще при текущей ценовой конъюнктуре арктический шельф по большому счету никому особо не интересен – сейчас там предпринимаются больше символические шаги, нежели идет реальная разработка. В целом освоение арктического шельфа сейчас практически заморожено, если не считать месторождений в Печорском море.
В Северной Америке – аналогичная ситуация. Вообще единственная страна, которая сейчас этим занимается, это Норвегия. Но у Норвегии совершенно другие климатические и биологические условия, связанные с Гофстримом, и работы на ее территориях поэтому совершенно несравнимы в смысле капиталоемкости, стоимости добычи и прочего. Так что Норвегия тут стоит особняком, а вот Канада и США так же заморозили свои исследования, как и Россия.
Но если говорить о перспективе, то надо помнить: цена – вещь достаточно подвижная. Необходимо просто искать технологии, которые позволят удешевить добычу – как, например, произошло со сланцевой добычей в США, где технологическое открытие позволило и до сих пор позволяет ежегодно снижать себестоимость добычи на скважине и, тем самым, приспосабливаться к неблагоприятным рыночным условиям. То же самое относится к добыче на шельфе. То есть если ничего не делать в части технологий, то благоприятных ценовых условий можно и никогда не дождаться.
В этом смысле, конечно, неучастие в арктических проектах Exxon достаточно существенно, поскольку российские компании сегодня еще не обладают всей полнотой технологических компетенций для разработки ресурсов. И введенное ограничение, конечно, на некоторое время – может быть, сколько-то лет – может отложить разработку российской части арктического шельфа.
Это будет отложенный эффект – сейчас он не актуален, и в России долго еще (по крайней мере до 2028 года точно) не будет нужды в добыче на арктическом шельфе, не считая разработки месторождения «Приразломное» и доведения его до проектной мощности. Эффект от санкций, которые были введены в 2014 году и сейчас продолжены, проявится в районе 2030-х годов. То есть сказать, что проблемы нет, было бы неправильно. Но актуальность этой проблемы на текущий момент невысока», – сказал Алексей Белогорьев.
