Директор департамента продвижения инноваций и социальных проектов РВК Евгений Кузнецов выступил с лекцией «Будущее как практика». Он рассказал о том, как экономика вероятности сменяется экономикой готовности.
Эксперт начал свою лекцию с пояснения: «Никакого чистого моделирования и прогнозирования будущего в моем понимании не существует». В смысле, что способы моделирования и экспертиза моделей никак не отделены от поступков отдельных людей, представлений общества и политики государств – как в целом, так и в отношении конкретно этого самого будущего.
«Будущее существует только в практиках деятельности – индивидуальной или коллективной», — подчеркнул лектор.
В качестве аргументов в пользу несостоятельности иных подходов Кузнецов привел в пример наследие советского прошлого: мнение о том, что будущее может быть спланировано и инструментально воссоздано – потерпело крах. Так же, как и мнение о скорой исчерпаемости ресурсов – технологии добычи углеводородов из трудноразрабатываемых слоев отложили этот вопрос минимум на столетие.
«Мне рассказали историю, как собрались несколько академиков обсуждать будущее одной отрасти. Когда они зафиксировали свои представления (это было нужно для разработки очередного долгосрочного прогноза и стратегии), один из них сказал: «Коллеги, мы сейчас живем в необычное время. С учетом развития современной медицины, вы все имеете реальный шанс дожить до того момента, когда за эти прогнозы придется ответить». Это очень показательно, поскольку в иное время большая часть долгосрочных прогнозов делалась вне возможности отвечать за них. Сейчас все иначе», - сказал лектор, подчеркнув, что до 90% всего, что мы называем прогнозированием, является не более чем аргументацией в сиюминутной полемике.
«Упования на то, что математические модели дадут нам все ответы, уже нет, - говорит Кузнецов. - Но математические модели могут вскрывать для нас закономерности, позволяющие что-либо точно прогнозировать». Применение математических моделей для прогнозирования отдельных аспектов будущего являются реальностью, а не чем-то фантастическим. В горниле попыток были выплавлены целый ряд моделей, которые являются вполне рабочими. Это, например, так и не получившие должного объяснения «циклы Кондратьева» и «Закон Мура», определяющий на сегодня прогнозы развития технологий («Каждые два года скорость процессоров удваивается»). Последний, похоже, работает даже для скорости расшифровки генома человека.
Еще один, широко распространенный на сегодня набор методов прогнозирование будущего – это, так называемые, консенсусные прогнозы. Иначе говоря – такие, в которых будущее является предметом согласия между экспертами.
«Классиками создания наиболее корректных инструментов достижения результатов консенсусными методами является корпорация RAND с ее Delfi. Это форсайты, которые тоже не более чем технология работы с экспертами», - рассказал лектор.
При этом Кузнецов отмечает, что данная технология не содержит в себе попыток выработки нового знания, но выступает лишь способом согласования представлений о будущем - «будь то прогноз роста ВВП или инфляции».
Но есть два правила, принципиально ограничивающих возможности консенсусных методов. Первое – это уровень объективности и этичности экспертов.
«Инструментальность контроля – особый момент. У нас в России практически отсутствует возможность эксперту, осознанно скрывающему часть правды, в последствие быть пойманным. Тогда как в зарубежных практиках – пойманный на этом эксперт навсегда удаляется от возможности разработки консенсуса.
«Мы в России понимаем этику не более, чем как набор каких-то гуманитарных техник, - сетует Кузнецов. – Тогда как для многих этика является фундаментом права. В США, например, любое этическое нарушение, зафиксированное и выявленное, имеет перспективу уголовного или административного преследования».
Второе принципиальное правило успеха консенсусных инструментов – это успех определения, насколько специалисты, участвующие в выработке консенсуса, обладают необходимой компетенцией.
«В России, увы, компетенция оказывается напрямую связанной со статусом. Здесь классическое – «Я начальник, - ты дурак», только кажется шуткой».
В современном мире, где проиграла плановая экономика и многие другие методы, происходит своего рода экономический сдвиг. Вся современная экономика из плановой или, скажем, вероятностной, все больше превращается в экономику готовности.
Это такая форма экономики, когда вызовом к приложению усилий становится не максимальная вероятность появления какого-либо события, а оценка последствий события, в случае, когда его вероятность просто существует, а совсем не обязательно велика.
«Раньше мы полагали, что если есть вероятность какого-либо события, но она мала – событие не стоит внимания. Если же вероятность события велика, мы должны исчислить его последствия и построить дерево сценариев. Как выяснилось, такая модель, когда маловероятное событие является низкоприоритетным, а высоковероятное событие ранжируется однозначно как высокоприоритетное, - имеет существенную уязвимость. В такой модели, если событие кажется нам невероятным – мы этим событием не занимаемся, - рассказал Кузнецов. - Именно так мы, Россия, проспали IT-революцию, цифровую революцию, именно потому мы спим, пока происходит революция в биологии и медицине. И, кстати, именно так мы проспали сланцевый газ. Просто потому, что все о чем я сейчас говорю – раньше казалось невероятным».
Значительно более эффективным в мировой экономической практике уже довольно давно стало оперировать не понятием «вероятности», а понятием «риска». Иначе говоря оценка производится следующим образом: «Если событие произойдет [без нашего участия], чем мы рискуем?» Если риски высоки – независимо от степени вероятности наступления этого события, оно становится приоритетным. То есть мы должны быть готовы к тому моменту, когда событие случится. Это и есть экономика готовности.
В России пул экспертов по-прежнему ищет наиболее вероятные точки успешного приложения усилий – в остальном мире уже довольно давно действуют совсем иначе. Там перестали рассчитывать, какая именно отрасль принесет наибольшее количество достижений. Там анализирует максимально возможное количество достижений в максимально возможном спектре областей.
«Вот вам наглядный пример, который шокирует всех, кому я это рассказываю. В центре кампуса MIT стоит здоровенный восьмиэтажный куб, где сидит так называемый Media Lab. Там около 20 технологических компаний занимаются самыми фантастическими проблемами, например, разрабатывают эмоциональный интерфейс для роботов. Все это выглядит чрезвычайно странно и совершенно не понятна практическая польза от того, чем они заняты. Возникает вопрос – кто за это платит? За это платят 50 компаний-спонсоров, средний спонсорский взнос которых составляет около 1 млн. долларов. Как думаете, какое право имеет спонсор на интеллектуальный продукт, произведенный в медиалабе? Ответ – никакого. Они имеют лишь одно право – три раза в году побеседовать с этими ребятами. Просто пообщаться, понимаете? Не что-то узнать, не повлиять, не войти в долю. Просто поговорить. И 50 ведущих мировых компаний за это платят. Стоит очередь. Не всех пускают. В этом кубике варится что-то, что никто не знает, даст ли результат. Но все точно знают, что если там что-то сварится – то это будет прорыв. И только за эту возможность и платят».
На прощанье Евгений Кузнецов показал структуру науки в России и в других странах. В сети есть сайт, который строит их автоматически, исходя из данных о научных статьях того или иного государства в различных областях науки. В глаза бросается, по сравнению с другими, «раздутая» российская физика. На самом деле, она такая же, как и в США, просто все остальное – в три раза меньше. Очень наглядное последствие способа смотреть в будущее – наша наука, если судить по цифрам, - просто избушка на фоне японского или китайского небоскребов. Напрашивается, конечно, вопрос, - не является ли такое наше настоящее результатом какого-то ранее консенсусно достигнутого будущего.
