Лишь в январе 1980 года широкой общественности стало известно, что ограниченный контингент советских войск вошел в Афганистан. Между тем, массовый переход советско-афганской границы сухопутными частями и высадка в Кабуле десантников начались в двадцатых числах декабря 1979 года. Почему советская пропаганда так упорно молчала? Сегодня доподлинно известно, что имелись “высокие указания” не афишировать тот факт, что одновременно с вводом войск была спланирована и 27 декабря успешно осуществлена операция советских спецслужб под кодовым названием “Шторм-333” по физическому устранению главы Афганистана Хафизуллы Амина.
Отстранение от власти, а затем и убийство (8 октября 1979 года) Нур Мухаммада Тараки, основателя Народно-демократической партии Афганистана и первого руководителя Демократической республики Афганистан, были расценены в Кремле как контрреволюционный переворот. Советские руководители пришли к убеждению о невозможности иметь дело с “узурпатором власти” Хафизуллой Амином, который, при всей своей лояльности к Москве, имел один небольшой “грешок” - обладал собственным мнением в вопросах дальнейшего строительства нового афганского общества. Идея созрела довольно быстро: необходимо было сделать все, чтобы к власти в Кабуле пришли иные политические силы, лучше всего – из числа немногочисленной, но активной антиаминовской оппозиции. Функции “куратора” такой оппозиции взял на себя Комитет госбезопасности СССР. В Кремле как бы следовали афоризму: если очень захочешь – что нибудь получится!
Тайна кремлевского дома
Внешне советско-афганские отношения развивались в прежнем “режиме” - Амин всячески демонстрировал дружбу с “великим соседом”. Но, как говорится, черт кроется в деталях. То там, то здесь поднимали головы исламисты, требуя больше Шариата и меньше советского атеизма. Зная особенности внутриафганской действительности, новая администрация начала консультации с религиозными оппонентами в целях предотвращения политического кризиса. Экономика трещала по швам. Во многих регионах не хватало элементарного – хлеба и ниток. Амин за каких-то два месяца, проявив незаурядную восточную мудрость (и хитрость!), сумел добиться кредитов и безвозмездной помощи от США и Великобритании. Иного пути просто не было. В свое время Василий Осипович Ключевский писал, что там, где нет тропы, надо часто оглядываться назад, чтобы прямо идти вперед. Доподлинно неизвестно, читал ли Амин великого российского историка, но начал действовать по принципу: сила у всех разная, слабость одинакова везде.
Понятно, что подобные “инициативы” официального Кабула расценивались в Москве (и, естественно, в кругах антиаминовской оппозиции) как попытки новых властей пойти на сговор с внутренними и внешними врагами, которые, к слову, нередко бахвалились тем, что дни Апрельской революции сочтены.
Решение о вводе войск в Афганистан было принято 12 декабря 1979 года Брежневым, Андроповым, Устиновым и Громыко. Это было сделано с нарушением Конституции страны, втайне от президиума Верховного Совета СССР, ЦК партии и даже членов политбюро. Уникальное явление в новейшей российской истории. Правда, решение принималось довольно трудно. Председатель КГБ Андропов до последнего момента настаивал на том, что “войти можно легко, но сложнее будет уходить”. “Увязнем мы там”, - пытался доказать он генсеку. Андрей Андреевич Громыко до конца своих дней корил себя в том, что единственный раз отошел от “золотого правила”, поддержав военную силу в ущерб дипломатии. Незадолго до смерти (2 июля 1989 года) в так и не обнародованном открытом письме съезду народных депутатов СССР он пытался объяснить, почему “за закрытыми дверями несколькими высшими руководителями страны” было принято “келейное решение” по Афганистану. Бывший министр иностранных дел и глава государства (при Горбачеве), который работал при шести генсеках ЦК КПСС ровно 50 лет, делает упор на объективные и субъективные факторы. К первым он относит политику США, которая, дескать, была тогда направлена на дестабилизацию обстановки “на южном фланге советской границы”, и отсутствие “другого более влиятельного механизма для принятия решения”, чем тогдашние члены политбюро. “Мое предложение вынести это решение для одобрения Верховным Советом принято Л.И.Брежневым не было”, - констатирует “ветеран КПСС” (так назвал свою “должность” автор письма). Субъективизм же, по словам Громыко, заключался в том, что генсек “был просто потрясен убийством Тараки”, который буквально недавно был его гостем, и считал, что “группировка Амина может пойти на сговор с США”.
Военная акция в Афганистане официально мотивировалась тем, что, во-первых, необходимо защитить социалистические идеалы Апрельской революции 1978 года, во-вторых, имеются многочисленные просьбы (более 10) предыдущего афганского руководства об оказании прямой военной помощи в борьбе с контрреволюцией и, в-третьих, необходимо обезопасить южные рубежи Отечества от угроз, которые исходят от США, утративших свои стратегические позиции в Иране после февральской (1979 года) революции под предводительством аятоллы Хомейни.
“Четверка” при этом была абсолютно уверена, что действует правильно, в соответствии со ст.51 Устава ООН, а также предельно четко следует положениям Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве между СССР и ДРА от 5 декабря 1978 года. Правда, если быть точным, то ст.4 советско-афганского мирного договора прямо не предусматривала посылку войск на территорию другого государства, как нередко писали тогда советские газеты, а лишь констатировала, что СССР и Афганистан “будут консультироваться и с согласия обеих Сторон предпринимать соответствующие меры в целях обеспечения безопасности, независимости и территориальной целостности обеих стран”.
Валить все на кремлевских “стариков” сейчас очень модно. Они, дескать, не могли ориентироваться в ситуации, не понимали мир в его сложной и противоречивой оболочке, незыблемо верили в торжество некой бредовой идеи и т.д. и т.п. Принято удобным считать, что тайну афганской войны унесла с собой “четверка” вельможных покойников, что она исчезла в гробах и урнах, замурована плитками в Кремлевской стене. Подобные суждения не совсем верны.
Повинны в авантюре не только “старожилы” кремлевского дома, но и так называемый “второй эшелон”, компетентные ведомства, которые своими неквалифицированными оценками и выводами подталкивали высшее руководство страны к принятию рокового решения. К примеру, представитель КГБ в Кабуле генерал-лейтенант Б.С.Иванов уже в середине августа 1979 года на заседании комиссии политбюро ЦК КПСС по Афганистану отстаивал точку зрения о неспособности афганской армии самостоятельно защищать завоевания революции и целесообразности оказания непосредственной военной помощи этой стране в борьбе против сил империализма и реакции. Резиденты в Вашингтоне сообщали, что США якобы “займут нейтральную позицию, если советские войска войдут в Афганистан”, что Америка будет считать такой шаг “внутренним делом Москвы”. Белый дом больше всего беспокоит ситуация не в бедном и нищем Афганистане, а в богатом нефтью Персидском заливе, где Иран и Ирак находятся на грани войны.
Из Кабула по линии КГБ почти ежедневно поступала информация о том, что Амин “без охраны в нарушение дипломатического этикета” регулярно посещает резидентуру ЦРУ в американском посольстве, что он “давно вошел в контакт с американской разведкой”, еще во время учебы в США с ним “поддерживали тесные отношения сотрудники ФБР, а затем ЦРУ”. Теперь же “тайно обсуждает варианты военной поддержки Америкой своего режима, вплоть до ввода под благовидным предлогом оккупационных войск”. Имеются абсолютно достоверные данные о “согласии Амина разрешить размещение в приграничных с СССР провинциях Афганистана американских средств технической разведки – вместо частично сокращаемых установок в Пакистане и Турции”, говорилось в одном из срочных донесений.
Важно отметить, что в сложившейся ситуации по мере возможности “упирался” лишь Генштаб. “Мозг” армии (маршал Н.В.Огарков, генерал армии С.Ф.Ахромеев и др.), более профессионально оценивал события в Афганистане, зная традиции и характер соседнего народа. При этом военная элита делала упор на малую эффективность предстоящей “контрпартизанской войны”, акцентируя внимание на том, что нельзя менять шило на мыло: при помощи внешней военной силы довольно проблематично решить задачу “стабилизации положения” в обстановке специфической афганской действительности. Советское военное присутствие “немедленно приведёт к усилению мятежного движения”, которое в первую очередь будет направлено против советских войск. В сущности, Советский Союз может сделать шаг выгодный американцам – на многие годы втянуться в болото бесперспективной и разрушительной для экономики войны, – вот основной аргумент маршалов и генералов. Как в воду глядели.
Тогда, в 79-м, военные аналитики Генштаба смогли верно разгадать истинную суть “случайно” добытой резидентами ГРУ в Вашингтоне копии секретной директивы Белого дома о “помощи внутренним врагам промосковского режима в Кабуле”. Автор документа, помощник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский позже признавал, что в июле 1979 года ему “с большим трудом” удалось убедил Дж.Картера подписать эту директиву с грифом “совершенно секретно”. Смысл подобного “трюка”, по словам Бжезинского, заключался в том, чтобы “как можно глубже вовлечь СССР в гибельную трясину афганской политики и тем самым победить Советы в холодной войне”. К сожалению, политическое руководство не смогло отделить овец от козлищ. Леонид Брежнев с готовностью проглотил наживку. Возможные последствия военного присутствия были полностью проигнорированы. “Теперь у нас есть возможность дать СССР его собственную вьетнамскую войну! – ликовал тогда помощник по национальной безопасности. Позже, в 1994 году, Бжезинский признал, что уже в период оккупации Афганистана американская администрация согласилась с рекомендациями спецслужб и “впервые за все время холодной войны приняла политику прямой поддержки действий, направленных на уничтожение советских военнослужащих”.
По сценарию Юрия Андропова
Нигде не афишировалось (да и сегодня мало кто знает), что первые советские подразделения прибыли в Афганистан как раз в июле 1979 года. Тогда на аэродром Баграм под видом технических специалистов были переброшены десантники под командованием подполковника А.Ломакина. Личному составу батальона при этом объяснили, что целью “командировки” является “обеспечение безопасности при возможной эвакуации советских граждан в случае дальнейшего обострения обстановки в стране”. В начале декабря сюда же стали прибывать воинские формирования уже непосредственно “по просьбе афганского руководства”. Вскоре советские подразделения заняли ключевые пункты вдоль дороги на перевал Саланг, готовясь тем самым обеспечить предстоящее продвижение полков и дивизий 40-й армии в глубь Афганистана.
Широкомасштабный переход советско-афганской границы соединениями и частями ограниченного контингента начался в районе Термеза 25 декабря в 15 часов по московскому времени, а в районе Кушки - 29 декабря. В течение предшествующей недели на аэродромах Баграма и Кабула приземлились несколько сотен военно-транспортных самолётов. Только на поле кабульского аэродрома, по наблюдениям зарубежных корреспондентов (разрешение на посещение стратегического объекта они получили лично от Х.Амина), к вечеру 27 декабря высадилось до 10 тысяч советских солдат и офицеров 103-й воздушно-десантной дивизии. Во второй половине того же дня в Кабул вошли первые части советской мотострелковой дивизии, совершившей марш из Термеза через перевал Саланг. Прибывшие войска заняли практически все ключевые пункты афганской столицы.
Здесь нельзя не отметить еще одну особенность тогдашней советской действительности, особенно в плане принятия важнейших государственных решений. Министр обороны маршал Д.Устинов задолго до 12 декабря дал указание Генштабу разработать план ввода войск в Афганистан. 10 декабря 1979 года он самолично отдал распоряжение о создании группировки войск до 75 тыс. человек. За две недели на границе с Афганистаном было развернуто до полных штатов около 100 соединений, частей и учреждений. Из запаса было призвано более 50 тыс. военнослужащих. Подобного развертывания войск Советская Армия не знала за весь послевоенный период.
Приближалась развязка внутриафганской драмы. Сценарий для нее был написан не в Кабуле, а в Москве. Точнее – в ведомстве Юрия Андропова.
Вот цепочка довольно странных обстоятельств и событий, которая, как нетрудно заметить, в спешном порядке плелась за толстыми стенами лубянских кабинетов. 20 декабря (по другим данным, 22 декабря) Амин вместе с семьёй по настоятельной просьбе советских советников в службе безопасности афганского лидера переезжает из президентской резиденции в центре Кабула во дворец “Тадж-бек”, расположенный на западной окраине столицы. “Переезд Амина в эту до смешного не защищённую крепость обеспечил на 50% успех задуманной в Москве операции по его свержению”, - писал чуть позже известный пакистанский исследователь Раджа Анвар.
Утром 26 декабря Амин давал интервью арабскому журналисту, которому, в частности, сказал, что советские войска входят в Афганистан для того, чтобы помочь ему покончить с мятежниками. Затем он принял министра связи СССР Н.В.Талызина вместе с советским послом Ф.А.Табеевым. Вечером Амин пригласил во дворец старшего сына бывшего премьер-министра Пакистана З.А.Бхугто. В ходе беседы он особо подчеркнул, что “реакционные страны сейчас не в состоянии нанести какой-либо вред революции”.
В четверг 27 декабря в “Тадж-бек” на обед были приглашены ряд высокопоставленных лиц афганского руководства (Г.Д.Панджшери и др.), а также жёны партийных руководителей С.М.Зерая и Шах Вали. За столом был и сам Х.Амин. Ел он очень мало из-за расстройства желудка, которое начал испытывать ещё со вчерашнего вечера. После обеда, приготовленного советскими поварами (в советский персонал, обслуживавший семью Амина, входили два повара, личный врач и няня), Амин, его дети и невестка, а также обе гостьи почувствовали себя плохо и вскоре потеряли сознание. Вызванные во дворец начальник Центрального военного госпиталя афганской армии Велаят Хабиби и медсестра обнаружили у больных сильное отравление (к этому времени оба повара исчезли в неизвестном направлении). Через некоторое время к Велаяту Хабиби присоединились главный хирург госпиталя Абдул Каюм Тутахель, старший коллектива советских врачей в госпитале полковник Алексеев Анатолий Владимирович, полковник Кузнеченков Виктор Петрович (терапевт) и врач-инфекционист. В результате принятых мер примерно к двум часам дня Амин пришёл в сознание. Остальные же ещё долгое время находились в тяжелом состоянии.
Вечером того же дня Н.Талызин устроил в отеле “Интерконтиненталь” большой приём с приглашением высокопоставленных афганских деятелей. Раздался взрыв - из строя была выведена центральная телефонная станция. Тут же советские подразделения блокировали практически все правительственные учреждения, включая министерство внутренних дел. Одновременно были приняты меры по нейтрализации частей и подразделений столичного гарнизона афганской армии. Все делалось под благовидным предлогом охраны важных стратегических объектов и предотвращения бессмысленного кровопролития внутри городских кварталов между оппозицией и верными Амину воинскими подразделениями. В ситуации перманентной нестабильности все эти действия советской стороны казались логичными и единственно верными. С этим соглашались и гости советского министра, которые за считанные минуты были взяты “под охрану” советскими десантниками.
Спасти – нельзя – убить?
К 18 часам по кабульскому времени подразделения КГБ (группы “Гром” и “Зенит”) под командованием полковника Г.И.Бояринова окружили “Тадж-бек” и вместе с батальоном из состава 40-й армии и некоторыми другими подразделениями начали его штурм (сигналом к штурму стал тот самый взрыв на телефонной станции). Жестокий бой продолжался до полуночи. Амина отчаянно защищала верная ему гвардия. Ни одна из других частей столичного гарнизона не смогла подойти ей на помощь.
В ходе боя были убиты Х.Амин, два его сына (Абдуррахман и самый младший), жена партфункционера Шаха Вали, полковник-терапевт Виктор Кузнеченков. Из 60 человек советского спецназа в строю остались лишь 14 человек. По отечественным источникам того времени, при штурме дворца погибли 12 советских военнослужащих, десятки получили ранения. По словам профессора Михаила Слинкина (с 1957 по 1989 гг. с небольшими перерывами работал в Афганистане на различных должностях, в том числе политическим советником заведующего Международным отделом ЦК НДПА) погибли до 25 и были ранены до 225 советских солдат и офицеров. Последние цифры близки к реальности хотя бы потому, что, по официальным данным Генштаба, безвозвратные потери советских войск в Афганистане в 1979 году (а это в основном случилось в последнюю неделю декабря) составили 70 человек, в том числе 9 офицеров.
Покров тайны, созданный ведомством Ю.В.Андропова вокруг операции по физическому устранению Х.Амина, сделал разменной монетой жизни многих советских граждан, работавших тогда в Кабуле. По злой иронии судьбы, к примеру, в посольской больнице оказались рядом тела двух погибших советских офицеров: полковника Кузнеченкова, искренне пытавшегося спасти жизнь Х.Амину, и полковника Бояринова, стремившегося во что бы то ни стало убить “узурпатора”.
Сразу же после декабрьских событий в выступлениях афганских и советских деятелей, в средствах массовой информации двух стран стало утверждаться, что антинародный, диктаторский режим Амина был свергнут “патриотическим и здоровым большинством НДПА, Революционного совета и вооружённых сил ДРА”, – Амин был расстрелян “по приговору революционного суда”. Думаю, комментарии здесь излишни.
В ночь с 27 на 28 декабря были сформированы новый состав Революционного совета и правительство ДРА. Посты председателя Революционного совета и премьер-министра страны занял генеральный секретарь ЦК НДПА Бабрак Кармаль.
Ввод советских войск в Афганистан имел многоплановые и довольно противоречивые последствия. С одной стороны, военное присутствие Москвы объективно создавало благоприятные условия для укрепления позиций нового кабульского режима в борьбе против вооружённой исламской оппозиции (как внутренней, так и внешней), усиливало гарантии необратимости процессов становления основ демократического (светского) строя, содействовало восстановлению боеспособности афганских вооружённых сил и превращению их в надёжную опору государственной власти. С другой стороны, ввод советских войск не только не облегчил, но, наоборот, ещё больше осложнил решение главной задачи - стабилизации обстановки внутри и вокруг Афганистана. Советское военное присутствие задело национальные чувства афганцев, чем не преминули воспользоваться внутренняя оппозиция и внешние силы. Началась эскалация вооружённого вмешательства в афганские дела как со стороны Запада, так и со стороны консервативных мусульманских режимов региона.
Главное же (если говорить реалиями сегодняшнего дня) – советские солдаты с первых дней пребывания на афганской земле оказались один на один с зарождающимся радикальным исламским “интернационалом”, прообразом нынешней “Аль-Каиды”. Хотя тогда больше говорили о гражданской войне в соседней стране. Все это стоило советскому народу тысяч убитых и искалеченных, огромных материальных и моральных потерь. СССР не выдержал. В беседах с тогдашними моджахедами нередко можно услышать, что именно они “развалили” Советский Союз, а значит, и стали причиной трансформации биполярного мира в многополярный…
Конечно, в афганском вопросе советская разведка вчистую проиграла американской. Чего греха таить, в конце 70х годов откровенную американскую “дезу” мы принимали за чистую правду. Хитрая афганская агентура снабжала советских резидентов лишь той информацией, которую “хотела” Москва. Иначе – хороших денег не получишь. По сути, Кремль сидел на голодном пайке. Отсюда и “неожиданности” с приходом к власти Амина, и информационная блокада Афганистана в ноябре-декабре 79-го года, и фактическое превращение СССР в роль полового при американском барине в афганском лабиринте. Трудно в это поверить, но Советский Союз стал самоубийцей из-за низкого профессионализма разведки, которая попросту не умела работать в специфическом восточном регионе. “С участием Амина была задумана и осуществлена серия дезинформационных акций, направленных на то, чтобы склонить генсека Брежнева… ухватиться за идею Бжезинского устроить Советскому Союзу “собственный эквивалент Вьетнама”, - скромно признался недавно генерал-майор госбезопасности В,С.Широнин, прослуживший на Лубянке более 33 лет, непосредственный участник описанных выше событий. Винит он в этом “некоторых лидеров СССР” за их “попустительство” и “легкомыслие”, которые стали причиной успеха “западных политиков и спецслужб” в “южном подбрюшье” России. А вот винить надо в первую очередь себя. А то ведь надеемся на авось, – и живем по принципу: пока у нас такой бардак, мы непобедимы!
Если же говорить об официальной американской стратегии по отношению к Афганистану после революции 1978 года, то она была крайне сдержанной, если не сказать безразличной. Тогда Вашингтон был всецело занят иранской проблемой и сандинистами в соседнем Никарагуа. В меморандуме Госдепа от 30 апреля прямо говорилось, что США “не следует делать поспешных выводов, принимая во внимание смесь национализма и коммунизма в новом афганском руководстве”, и поэтому Вашингтон при построении своей политической линии должен избегать его подталкивания в тесные объятия Советского Союза “более, чем афганские лидеры могли бы того желать”. Именно поэтому, считают американские эксперты, Белый дом никак не реагировал на многочисленные депеши американского посла в Кабуле, который считал непростительным “затягивание диалога с Афганистаном”, что в силу бедности страны может привести к тому, что в случае “отсутствия выбора экономических партнеров афганский режим станет ориентироваться на Советский Союз и другие социалистические страны”.