СМИ пересказывают решение The New York Times, запретившее журналистам отправлять на согласование «кавычки». То есть - согласовывать интервью и цитаты с источниками. В такой форме это выглядит директивно-революционно, а по сути - бытовое решение. У него есть основания, предыстория, риски и даже своя философия.
Интуитивно понятно, какие последствия оно может иметь. Можно даже помедитировать на тему, какие еще - не видимые сразу - последствия возникнут, их может быть много. Вообще, что именно имеется в виду: отказ от согласования при наличии носителя с записью - или в любом варианте? Все сразу разумом не охватить, так что в этой заметке в основном ссылки на три материала той же газеты. Помимо мотиваций решения там можно обнаружить чуть ли не всю тематику вопроса. Заодно будет видна и последовательность мыслей.
Ссылки идут в обратном хронологическом порядке. Сначала пояснение меморандума, в той же статье и сам он, затем - подготовительный текст, а потом - общие основания меморандума.
В российских СМИ сообщают о статье "In New Policy, The Times Forbids After-the-Fact ‘Quote Approval" MARGARET SULLIVAN, September 20, 2012. Этот материал состоит из пересказа интервью с главным редактором газеты Джил Абрамсон, в нем же и Full Memo редакции. Такая подача уже сама по себе интересна: решение сообщается вместе с контекстом.
Итак, согласно официальной политике издания, журналисты The New York Times должны отказывать источникам в согласовании материалов ("Citing Times policy, reporters should say no if a source demands, as a condition of an interview, that quotes be submitted afterward to the source or a press aide to review, approve or edit").
Речь идет о прямых цитированиях - о том, что засовывается в кавычки, "Quote Approval". По факту согласие источника дать интервью или комментарий под запись рассматривается изданием как согласие на публикацию цитаты, но это также оговаривается на запись ("We understand that talking to sources on background — not for attribution — is often valuable to reporting, and unavoidable.Negotiation over the terms of using quotations, whenever feasible, should be done as part of the same interview — with an "on the record" coda, or with an agreement at the end of the conversation to put some parts on the record").
Есть и исключения, но они касаются желания самого журналиста уточнить или дополнить высказывание источника. Так поступать можно, поскольку в таком случае инициатива "наша". Разумеется, полученное уточнение на согласование не отправляется ("In some cases, a reporter or editor may decide later, after a background interview has taken place, that we want to push for additional on-the-record quotes. In that situation, where the initiative is ours, this is acceptable. Again, quotes should not be submitted to press aides for approval or edited after the fact"). Никаких последующих правок, короче.
Главред отдает себе отчет в том, что с некоторыми товарищами проблемы возникнут ("We know our reporters face ever-growing obstacles in Washington, on Wall Street and elsewhere"). Ну да, в Вашингтоне и на Уолл-стрит водятся не самые удобные персонажи для работы в таких рамках. Но, тем не менее, "In the end, Ms. Abramson said, it is a control issue. "The journalist shouldn’t be a supplicant"". В общем, главное - журналист не побирушка и не обслуга.
Абрамсон допускает, что теперь количество комментариев и интервью в The New York Times может сократиться. Но продолжение существующей практики привело бы к окончательному доминированию источников в СМИ. Собственно, с этого заявления меморандум и начинается: "The practice risks giving readers a mistaken impression that we are ceding too much control over a story to our sources".
Но, с другой-то стороны, источники все-таки хотят, чтобы с ними имели дело. То есть тут должен возникнуть какой-то новый консенсус - или же будет подремонтирован старый.
Это решение не было внезапным. За три дня до этого Салливан уже подготовила к нему всех TWIMC. Это "The Times Needs a Policy on Quotation Approval, and Soon", by MARGARET SULLIVAN,September 17, 2012 . В принципе, там уже сказано почти все, что появилось теперь, но она еще и ссылается на чуть ли не главную для них статью Дэвида Карра, опубликованную еще пятью днями раньше - "The Puppetry of Quotation Approval", вy DAVID CARR, September 16, 2012. И вот как тут перевести название? "Puppetry утверждения цитат"... Но тут, похоже, немного и на тему "Блеск и нищета куртизанок", в варианте Poverty - Puppetry: Бедность/Нищета - а что в переводе? Фактически, sorry, "Бл..дскость".
Это и в самом деле прелестный текст:"When quotations can be unilaterally taken back, the Kabuki is all but complete". На русский это можно перевести так, что "Если кавычки могут забрать обратно, то это уже полный Кафка".
Но у него не только стиль, а и много "за" и "против" согласований. С одной стороны, например, "Those rules of engagement drew new scrutiny last week when Michael Lewis, the author of a forthcoming profile of President Obama in Vanity Fair, acknowledged that he had to get approval for the quotations he used from eight months of extensive access". То есть один парень ждал утверждения сущей ерунды от Обамы для Vanity Fair восемь месяцев, причем - постоянно напоминая.
Но и с другой стороны: "Journalism is a blunt technology. Reporters don’t generally record most interviews and can’t always type or write as quickly as a subject is speaking. I have been written about enough to know that what appears in quotation marks is sometimes an approximation of what is actually said. Sources want to protect themselves from routine distortion". То есть журналистика - это blunt ремесло (blunt можно перевести и как "грубое", и как "тупое" – читатель может выбрать, что ему приятней - А.Л.). "Репортеры обычно не записывают все разговоры и не всегда успевают печатать или писать со скоростью речи говорящего. Я написал в жизни достаточно, чтобы понимать - то, что оказывается закавыченным, иногда лишь приблизительно отвечает тому, что было сказано на самом деле. Источники хотят защитить себя от рутинных искажений".
Ну, так The New York Times и ограничила свободу несогласований именно записанными материалами, а незаписанные разрешает уточнять. Консенсус журналиста и источника на этих основаниях вполне возможен.
И о философии. В последнем абзаце статьи Карр возвысился до журналистики как Миссии. Абзац решительно блистателен, просто латынь какая-то: "Journalism in its purest form is a transaction. But inch by inch, story by story, deal by deal, we are giving away our right to ask a simple question and expect a simple answer, one that can’t be taken back. It may seem obvious, but it is still worth stating: The first draft of history should not be rewritten by the people who make it".
Примерно так: "Журналистика в своей самой беспримеснае форме - это просто контакт. Но, дюйм за дюймом, история за историей, случай за случаем мы сдавали наше право задавать простые вопросы и получать ответы в простых словах, которые никто не возьмет обратно. Это покажется банальным, но следует заявить: черновики историй не должны править люди, которые их производят".
Но пафосом заканчивать неохота. Поэтому - о том, что там есть и рамки. Вот, какое-то время назад из The New Yorker'а уволился колумнист Lehrer. Уволился потому, что за два месяца работы сильно накосячил. Вставлял в свои ньюйоркеровские блоги куски своих же старых текстов, всякое такое. А потом влепил в свой очередной бестселлер ("Imagine:How Creativity Works") как бы куски интервью с Бобом Диланом, где закавычил фразы, которые Дилан не говорил. А когда это напрягло издателя (после выяснения), он даже аннулировал книгу, порезав тираж. Ну а потом в Нью-Йоркере слово за слово... пришлось уйти. Причем он даже не навязывал Дилану отсебятины, а просто правил его так, чтобы публике было понятней. Так что кавычки - дело дважды стрёмное.