Слово
Тема «Холокоста», который вспоминал весь мир на днях, в современном общественном пространстве России медленно, но верно меняет свое положение. Еще недавно существовало только две позиции: трагически-патетическая (например, цикл песен Галича «Кадиш») и отрицательско-ревизионистская. На сегодняшний день в России тема массового уничтожения евреев в ходе Второй мировой войны распалась на несколько отдельных тем:
Первая тема, к которой мы обратимся, связана с сами термином, сбивающим с толку своим сложным отношением к исходному этимологическому понятию. Как известно, термин "Холокост" - от англ. Holocaust - появился впервые в бюллетене Еврейского телеграфного агентства в США 24 декабря 1942 г. в значении «сожжение заживо», а в 1960-х в американской публицистике им стали обозначать массовые убийства евреев в 1933 - 1945 гг. в Европе, предпринятые в рамках немецкой политики «Окончательного решения еврейского вопроса» (Endlösung).
Термин был по-дилетантски взят из Библии, где употребляется слово «всесожжение». Но в тексте Пятикнижия (Торы) оно означает жертву, приносимую Богу (ивр. עלא , «олá» и греческое ὁλοκαύτωμα, ὁλοκαύτωσις), сжигаемую целиком, со шкурой и внутренностями. Вообще, глагол «о‘ла» значит восходить вверх, например о восхождении вверх жертвенного дыма, приятного Богу. В Пятикнижии подробно разобраны разные типы жертв Богу, которые должен приносить еврейский народ. Слово олá никоим образом не означает зверское уничтожение кого-то кем-то. Например, в кн. Бытия и жетвоприношение Авраама, и Ноя называется этим словом («И устроил Ной жертвенник Господу; и взял из всякого скота чистого и из всех птиц чистых и принес во всесожжение на жертвеннике»).
Этот библейский образ совершенно несовместим с современным понятием "Холокост" в английском, а теперь и современном русском. Тут он употреблен совершенно метафорически, как например в Псалме метафорически говорится о «скотах, ведомых на забой», когда имеются в виду люди. Именно поэтому современный ивритский перевод этого слова не «олá», а «шоá», катастрофа, беда. Но в Писании нет абсолютного понятия «массовое убийство, катастрофа», т.о. оно не библейское, и перевод его словом олокавтосис-холокост, строго говоря, неточен.
Дуалистическая катастрофа
Впрочем, идея катастрофы вообще, в неабсолютных терминах, с библейской точки зрения возможна. Осознание катастрофы в Писании есть – например, вавилонского пленения («на реце ваилонстей тамо седохом и плакахом») или разрушения Иерусалима Веспасианом и Титом, которое нашло отражение во множестве апокалипсисов, в т. ч. самом знаменитом – Иоанновом. Но библейский смысл этого осознания обращен на себя и имеет объект рассуждения в виде вины народа, который отступил от Бога и за это наказан. В современном дискурсе же Холокост предстает в виде абсолютного, ничем не мотивированного зла, своеобразного Ахримана, любой вопрос о нюансах и противоречиях выглядит как измена Делу Света. Такой вот небиблейский дуализм. Дерзнем предположить, что в осознании этого события (шоа) в мире пока главенствует полугностический дуализм.
Идея абсолютизированной катастрофы в современном полугностическом мифе связана с идеей мира без Бога или богооставленного мира. В мире Библии никакое ужасное дело не ужасно до конца, ибо всегда есть последняя инстанция в лице Бога. Все зло в мире происходит по некоторому «попущению» свыше, согласно библейской концепции. В логике позднейшей традиции это называется «небытийственность зла». Так вот, современная идея Холокоста основана на идее бытийственности, онтологичности зла. И в этом есть проблема.
Тема исторической памяти всплывает именно в связи с онтологией, ибо воспоминание есть часть рефлексии, осознания. Чтобы осознать, надо помнить. Сравнивая Холокост с другими геноцидами: армянским, сирийским, африканскими (в Уганде и Конго), невольно понимаешь, что эти трагические события отличаются от шоа своей локальностью и отсутствием теологических аспектов. История Холокоста тем и уникальна, что это трагедия библейского народа, а также часть истории Европы, ужасная и жестокая, но связанная органически с европейской мыслью, с традицией понимания Библии и ее отражения в постбиблейское время. После Марселя Симона и его книги «Verus Israel» в европейском сознании, мучимом комплексом вины за Холокост, возникла идея о якобы логической связи Холокоста и христианства.
На самом деле Холокост – это не следствие христианства, а наоборот, следствие ухода от христианства, предательства Европой своего христианского прошлого в пользу полугностического мировоззрения, набравшего силу в конце XIX в. Надо также вспомнить, что антихристианская ариософия Гитлера и Розенберга, бывшая обоснованием и смыслом расовой политики, была как раз вывертом, отходом от христианской Европы в сторону гнозиса. Христианская Европа проявилось как раз в подвигах Бонхёффера, поляков, которые прятали еврейских детей по хуторам или погибшей в Освенциме матери Марии Скобцовой, ибо христианство дало Европе язык жертвенности и правды. Переживание этих историй есть форма возвращения событиям Холокоста их подлинного смысла для Европы.
