Сегодня начинается визит в Россию генерального секретаря ЦК КПК, председателя КНР Ху Цзиньтао. Отношения между нашими странами за последние десятилетия знали очень разные периоды – от деклараций о братстве навек до военных действий. О том, что является актуальной повесткой этих отношений, о ситуации в сегодняшнем Китае мы побеседовали с одним из крупнейших отечественных китаеведов, главным научным сотрудником Института Дальнего Востока РАН, доктором исторических наук, профессором Юрием Галеновичем. Интервью взял Борис Долгин.
Что является актуальной российско-китайской повесткой дня в применении к визиту Ху Цзиньтао в Россию? Реальной повесткой, а не декоративной.
Очень важно, что происходит уже вторая встреча президента России и нынешнего руководителя КНР. Первая встреча была, когда праздновался юбилей Победы, а теперь они встречаются специально.
Есть ряд вещей, которые побуждают этих руководителей встречаться, – наличие больших проблем внутри России и Китая и в отношениях между двумя странами.
Я думаю, что самая большая проблема – это взаимное недоверие двух народов. Если когда-то недоверие объяснялось личными счетами или несправедливыми претензиями со стороны Мао Цзэдуна к Сталину или к Хрущеву, какими-то разногласиями между руководителями, то, к сожалению, за последние 10 – 15 лет возникло недоверие народа к народу, а это гораздо серьезнее. В то же время, национальные интересы Китая и России требуют гармонизации отношений между народами. Я думаю, что этим обстоятельством обеспокоены и руководитель России, и руководитель Китая.
Руководитель Китая в октябре 2003 года сказал, что в отношениях между Китаем и Россией возникли новые проблемы, новые обстоятельства.
О каких обстоятельствах идет речь?
Я думаю, что, во-первых, будет сделан очередной шаг в решении пограничной проблемы. Ее решение состоит из трех этапов. Первый этап – это согласие обеих сторон с линией прохождения границы на всем ее протяжении. Этот этап закончен 14 октября 2004 года. Соглашение ратифицировано в Китае 27 апреля 2005 года, в России – 20 мая 2005. У нас 400 лет не было согласованной линии границы. Нам она была нужна. Мы принципиально договорились с китайской стороной о том, как эту линию границы нарисовать, в 1964 году, а соглашение подписали только в 2004 – 40 лет нам понадобилось, чтобы согласовать линию границы.
Теперь очередь второго этапа – подписания договора о режиме границы. У нас есть соглашение о режиме границы, которое мы подписали с Китаем в 1990-х годах, но в дипломатической практике соглашение – это шаг на пути к договору, поэтому обе стороны в прошлом году подписали план действий, в котором есть такой пункт как подписание в 2005 году договора о режиме границы. Я думаю, что это первое, что может сейчас быть сделано.
Впереди останется третий этап для того, чтобы весь пограничный вопрос был закрыт. Это будет уже подписание договора о границе. Те договоры, которые существуют сейчас, считаются по большей части китайской стороной неравноправными, поэтому на основе уже ратифицированного соглашения, как и всех остальных соглашений и договоров, будет подписан новый договор о границе, который обе стороны будут считать равноправным. И тогда уже в наших отношениях не будет никаких вопросов относительно границы и территории – во всяком случае, с юридической точки зрения. С точки зрения межгосударственных отношений.
Я не исключаю, что и сейчас будет сделан шаг в этом направлении: помимо договора о режиме границы будет заключена договоренность о разработке и подписании договора о границе.
Второй вопрос: вероятно, мы можем уравновесить отношения России с Соединенными Штатами и с Китаем - в плане решения проблемы сырьевых, нефтяных ресурсов. Если мы внесли американцам предложение поставлять десятки миллионов тонн нефти ежегодно, то я не исключаю, что на этой встрече может быть заключено подобное соглашение с Китаем.
Россия находится в очень выгодном положении: и Китай, и Америка заинтересованы в России. Во всяком случае, в этой области. И если отношения будут так урегулированы – это создаст очень прочную базу для отношений между всеми тремя партнерами: и Россией, и Америкой, и Китаем. Так что, второй вопрос – это, я думаю, нефтяной.
Китай уже некоторое время как рассчитывает, что Россия начнет гарантированные поставки нефти, что будет проложен нефтепровод.
Это две разные вещи. Давайте их разделим. Гарантированные поставки нефти необходимы Китаю, необходимы они и России. Но сложность состоит в том, что по железной дороге можно поставлять ограниченные объемы, поэтому хорошо бы иметь и нефтепровод. Но с ним, конечно, много вопросов. И стороны столько лет занимаются этой проблемой не только потому, что есть сопутствующие обстоятельства, но и поскольку это, действительно, затрагивает экономические интересы России во взаимоотношениях с Китаем и с Японией.
В частности, встал вопрос о том, как этот нефтепровод вести: прямо в Китай и только туда или его вывести и на Китай, и на Японию, через берег моря.
Сейчас мы пришли к такому периоду, когда принципиальное соглашение о строительстве такого нефтепровода может быть достигнуто уже между Россией, Китаем и Японией. Раньше были и какие-то мешавшие разным сторонам политические причины, кроме того, стояла проблема денег. Нам трудно было договориться с Китаем, найти такие условия, которые устраивали бы обе стороны.
На каких условиях такое соглашение возможно сейчас?
В то, что будет строиться в сторону Японии, японцы вложат определенные средства и будут получать определенную квоту. То же самое китайцы: они вложат средства, бОльшие, чем они раньше нам предлагали. Раньше там фигурировали $700-800 млн. из $2500 млн. Сейчас суммы увеличились.
Думаю, что и китайцы, и японцы должны на это пойти, потому что с нефтью надо что-то решать. Это обеспечивает им мир и безопасность, это, по-моему, выгодно всем.
Как вы считаете, будет ли в связи с нефтью обсуждаться вопрос об участии Китайской Национальной Нефтяной Компании в капитале “Юганскнефтегаза”?
Давайте сделаем небольшой экскурс в прошлое. История современных российско-китайских отношений началась в 1896 г., ей больше ста лет. Тогда с российской стороны были такие умные люди, как С.Ю. Витте, он продвигал идею экономической глобализации, соединения Дальнего Востока с Европой через КВЖД.
Когда Россия внесла такое предложение – это был вклад России. Но очень интересно, что с китайской стороны действовал не менее мудрый человек, фактически первый министр Ли Хун Чжан. Он сказал: да, пожалуйста, можно построить эту железную дорогу, но только чтобы это была негосударственная компания. Т.е. на территории Китая то, что будет КВЖД и принадлежащее ей не должно принадлежать российскому государству – только частным компаниям. Так и договорились.
Этот принцип волей-неволей даже те, кто не знает о нем, распространяют и на то, что происходит сейчас. Россия согласна на то, чтобы китайские компании были совладельцами каких-то наших предприятий, но это должны быть компании частные, негосударственные. Были истории с попытками китайских компаний участвовать в тендерах, но это не получилось именно потому, что с китайской стороны нарушали свой же принцип, выдвинутый в 1896 г., – пытались участвовать именно государственные компании.
Если сейчас мы договоримся с ними о том, чтобы это были с их стороны частные компании, - это облегчило бы задачу. Или тогда уже два государства должны договариваться между собой: решить в принципе вопрос, чтобы на территории Китая хозяином оставался всегда Китай, а на территории России хозяином всегда оставалась Россия.
Какие еще значимые аспекты повестки дня? Сотрудничество по линии ШОС?
Я бы говорил все-таки не о линии какой-то международной организации – это детали. Здесь надо попробовать посмотреть в целом на сотрудничество между Россией и Китаем. Дело в том, что китайская сторона предлагает нам превратить пространство России и Китая в одну общую экономическую зону, где китайский бизнесмен мог бы чувствовать себя на нашей территории точно так же, как на территории Китая, а российский бизнесмен в Китае - точно так же, как на территории России. Я думаю, что это сегодня нереальное предложение. Но что-то здесь есть, и об этом здравом зерне можно думать.
А в каком виде это предлагается?
Пока в виде идеи. Причем идеи в продолжение того, о чем шла речь в связи с 1896 годом – связать Европу и Китай, Европу и Дальний Восток, через территорию России и СНГ, сделать все это единой экономической зоной, которая бы в какой-то степени противостояла США. Примерно такая идея выдвигается Китаем. Но это дело, по-моему, еще очень далекое, очень сложное.
Ближе к сегодняшнему дню то, о чем вы упомянули, – вопрос о Центральной Азии. Здесь речь может идти о создании каких-то финансовых или экономических механизмов с участием стран, которые входят, в частности, в Шанхайскую Организацию Сотрудничества. Это может выйти, потому что стороны чувствуют: необходимы совместные предприятия, объединяющие все страны, входящие в ШОС, - двусторонних соглашений здесь маловато. И двусторонние отношения нас в какой-то степени разделяют, а вот в экономическом плане стороны, наверное, хотели бы соединять свои усилия. Здесь какой-то прорыв может быть и возможен - хотя бы начало, хотя бы какие-то договоренности о реальных совместных экономических проектах. Совместных – то есть включающих обязательно Россию, Китай и какие-нибудь страны Центральной Азии.
Важен еще один вопрос в российско-китайских отношениях – продолжение владивостокской встречи министров иностранных дел России, Китая и Индии.
Начиная с более общего. Как вы считаете, есть ли что-то кроме риторики, какие-то реальные перспективы у идей так называемой “многополярности”?
Многополярность – термин, от которого уже отказываются сами китайцы, которые его в свое время и выдумали. Появился он как бы в противовес теории о том, что существовали два полюса, а потом остался один. Логика была в том, что не нужно одного полюса, не нужно односторонности, как говорят китайцы, а нужна многополярность.
Но они думали, что под этим знаменем с ними пойдет третий мир, с ними пойдут развивающиеся страны, а развивающиеся страны не пошли. Не пошли по очень простой причине: в современных международных отношениях очень важен принцип равенства, равноправия. Эти страны сказали Китаю: “Это что ж такое – вы первая категория вместе с вашими центрами силы, а мы вторая? Так не пойдет”.
Поэтому уже в 1990-х гг. председатель КНР Цзян Цзэминь выдвинул и стал укреплять термин “многообразие”. Отсталый термин, “многополярность”, может, и сейчас где-то в документах попадается, но содержание его иное – многообразие. Вот, при “многообразии” все равноправны.
Каковы, на ваш взгляд, перспективы треугольника Россия – Китай – Индия?
Давайте задумаемся, почему вообще состоялась встреча во Владивостоке? Ведь это была первая в истории специальная встреча министров иностранных дел этих трех стран. Раньше они встречались в коридорах ООН, на каком-нибудь международном форуме. А тут они специально собрались. Это разные вещи. И почему именно во Владивостоке?
Мне представляется, что в такой встрече была большая заинтересованность у Индии и у Китая. Каждая из этих стран по каким-то своим причинам думает, что это ей было необходимо. А встретиться они могли только на территории России, потому что тогда обе оказываются в равном положении. Мы же - в очень благоприятной позиции. Владивосток – это место, где и Америку видно, и Японию, и Тихий океан здесь...
Т.е. действительно можно говорить, что это риторика, это виртуально, а никаких реальных вещей сейчас за этим нет. Но можно говорить и по-другому: это встреча “за”, а не “против”, встреча не против кого бы то ни было – не против американцев, не против политических исламистов – это встреча “за”, за то, чтобы в дополнение ко всему существующему искать еще какие-то механизмы.
Я бы не исключал в будущем такой же встречи, но уже на уровне глав государств – России, Китая и Индии.
Благо, с момента, когда была выдвинута идея этого треугольника, отношения Индии и Китая заметно улучшились.
Давайте посмотрим, когда была выдвинута эта идея. Об этом когда-то говорил еще Владимир Ильич Ленин. У нас эту идею повторили люди, которые думали о том, о чем, наверное, думал и он. Но это все в прошлом – и то, что думал Ленин, и то, что думали повторявшие его слова в 1990-е гг. Тогда, в 1990-х гг., поступили совсем недипломатично. Как можно было представителю России, находясь в Индии, говорить за Индию и Китай?.. Говорить можно только за свою страну. Поэтому то, что тогда было сказано, – может быть, какую-то роль и могло сыграть, но очень небольшую.
Сегодня совсем другая ситуация. Действительно, есть определенные движения вперед во взаимоотношениях Китая и Индии. И те, и другие не только заинтересованы в том, чтобы решить вопрос о границе между двумя государствами, но и ощущают себя ущемленными на мировой арене. Они хотят подкрепить свои позиции какими-то подобными шагами.
Имеют ли эти шаги реальное значение или нет – это еще надо подумать, но иногда такие жесты играют роль: сегодня – один жест, завтра – другой, потом может появиться что-то реальное. Вот, Индия станет наблюдателем в ШОС. А кто знает, может, это будет продвижением Индии по пути к постоянному членству в Совете Безопасности ООН?
Недавно министр иностранных дел Китая объяснял, что Япония до сих пор еще не посмотрелась в германское зеркало – она еще не поняла, как нужно относиться к проблемам войны и мира, поэтому ее место в СБ ООН в качестве постоянного члена еще не обосновано ее же поведением. А ведь к Индии таких претензий предъявить никак нельзя.
Возвращаясь к ШОС, были разговоры о возможности размещения российских или даже китайских баз или каких-то группировок войск под эгидой ШОС, скажем, в Киргизии или вообще в регионе.
Я думаю, что это невозможно. Имеющиеся базы могут оставаться – по разным причинам. Но новые – это очень сложный вопрос.
Если когда-нибудь договорятся о совместных силах и в рамках ШОС будут созданы действительно совместные международные силы, может быть, тогда они и будут где-то размещаться, но не войска России и не войска Китая. Страны Центральной Азии к этому сейчас никак не готовы, и я не думаю, что они в обозримом будущем будут готовы к этому. Ведь никто не двинулся, когда недавно были события в Центральной Азии, ни с той, ни с другой стороны – это не случайно. То, о чем вы сейчас сказали, – это фактически какое-то ущемление суверенитета этих государств, а это сейчас невозможно – они сейчас утверждаются в том, что они самостоятельны.
Но какие-то слова на тему такой возможности звучали и от и.о. президента Киргизии Курманбека Бакиева. Собственно, это не было инициативой ни России, ни Китая.
Какие-то мотивы могут вызывать подобные высказывания, но я думаю, что всерьез это сейчас невозможно.
Еще один вопрос, который может обсуждаться, - проблема Северной Кореи.
Главное в этом вопросе, конечно – наличие опасности ядерного конфликта и какого-то взрыва, в общем, - ядерная опасность, которая грозит и России, и Китаю, и Японии, и США – кому угодно. Поэтому, я думаю, есть общий момент, который здесь нас с китайцами объединяет. Мы хотим, чтобы этого не было. А как уж оно будет развиваться – пока очень трудно сказать.
Насколько, на ваш взгляд, сейчас во взаимоотношениях России и Китая стоит проблема миграции? Многих в России пугает ситуация растущей плотности не самых богатых районов Китая, прилегающих к России, в сочетании с уменьшающейся плотностью населения российских территорий на Дальнем Востоке и в Сибири. Возникает предположение о том, что рано или поздно, не очень понятно каким юридическим образом, но плотину прорвет.
Для начала надо решить ту проблему, о которой я уже говорил: убрать из наших отношений недоверие, в том числе - с помощью решения вопроса о границе. Как только мы пройдем все эти три этапа, в межгосударственных отношениях не будет ни проблемы границы, ни проблемы территорий. Это первое. Второе: и Китай, и мы прекрасно понимаем, что все равно каждый останется хозяином своей земли – ничего изменить невозможно, это слишком дорого. Также нужно иметь в виду, что в Китае одна правящая партия и никаких стихийных движений не бывает. Точнее, они бывают в других областях, но не в этой.
Что касается миграции, то сейчас никакой беспорядочной миграции в общем-то и нет. В основном, пока через границу ездят имея визы – и в ту, и в другую сторону. Недавно было сообщение насчет облегчения туристических поездок, но я надеюсь, что это все равно будет в очень строгой форме, ибо опыт 90-х гг. научил нас, что визы нужны. Это необходимо и для нас, и для Китая.
Речь может идти только о поведении граждан той и другой страны на чужой территории. Нужно очень четко понимать, что ты гость, что тут есть хозяева и наоборот, просто соблюдать законы – и никаких других проблем здесь не будет. Если постепенно все будет вводиться в законные рамки, если право хозяина, суверенное право человека на своей территории будет соблюдаться, тогда не будет никаких других вопросов. Мы еще не дожили до того периода, когда нужно будет как-то менять визовые правила.
Кажется, требования в связи с визовыми правилами или с правилами о трудовой миграции были среди пожеланий Китая к России в связи с вступлением в ВТО? Нет ли реальной возможности, что несогласованность этих моментов может привести к тому, что Китай будет одной из последних стран, которая станет тормозить вступление России в ВТО?
Да, все эти вопросы еще впереди. Но я думаю, что какие бы пожелания ни были, но история нас научила, что все это должно быть в рамках закона, в рамках договоренностей, в рамках временного присутствия совершенно определенных лиц, с определенными целями.
Но я не думаю, что Китай будет тормозить вхождение России в ВТО. Потому что, как я уже сказал, у Китая внутри столько проблем, что сегодня китайское руководство выдвинуло установку о “гармоничном мире”. Речь идет о согласовании внешнеполитических интересов, об обеспечении Китаю спокойной жизни, для того чтобы решать его невероятные и в определенных областях пока еще нерешаемые вопросы. Китай настолько заинтересован сегодня в мире и спокойствии вне страны (и в приграничных с Китаем районах – особенно), что он не будет обострять отношения ни с кем – ни с американцами, ни с Россией, ни с Японией...
А как в связи с этим расценивать наблюдавшуюся недавно активизацию Китая в связи с тайваньским вопросом?
Посмотрите, что сделали за последние два года китайцы в своей внешней политике: целый ряд шагов, которые обеспечивают эту самую гармонизацию международных отношений, конечно, с точки зрения интересов Китая. Конечно, есть различные моменты, есть настроения разных кругов.
Они приняли сначала закон о противодействии сепаратизму, после этого состоялись визиты в Китай руководителей двух тайваньских оппозиционных партий. В результате этих визитов родилась формула: “два берега – один Китай”. Сегодня ситуация в пекино-тайбейских отношениях лучше, чем на протяжении многих последних лет. Они фактически вернулись в первую половину 1980-х гг.
Но это все-таки отношения с тайваньской оппозицией, а не с руководством.
Ну нет, это все посложнее. Понимаете, последний десяток лет существовал тезис “одно государство – два строя”. И его вроде бы хотели применить и к Тайваню. Это означает требование, чтобы тайваньцы в конечном счете стали гражданами КНР. То есть идея государства ставилась выше идеи налаживания отношений между двумя частями нации.
Сегодняшняя же ситуация характерна именно возвращением в 80-е гг., когда выдвигался вопрос не о государстве, а о том, что надо налаживать отношения между двумя частями китайской нации, на основе же налаживания этих отношений потом решать, может быть, и другие вопросы. Но ни о каких вещах, которые расстраивали бы ту или иную сторону, не говорилось. И сейчас не говорится, что должно быть одно единое государство. Исчез термин “государство” - и это очень важно. Это благоприятно для развития отношений.
А положения принятого закона о том, что если длительное время не удается решить тайваньский вопрос или будут шаги к отделению, может быть понуждение силой?
Вот, в результате принятия этого положения эти два лидера, вернувшись на Тайвань, сказали: мы привезли вам мир, мы теперь имеем заверение, что если мы тут не будем делать никаких шагов в сторону сепаратизма, то тогда не будет никакой войны, никакого применения военной силы. Это в нынешних условиях, я считаю, шаг вперед.
Вы считаете, что Китай не может пойти на какие-то силовые формы воздействия?
Нет, не может. Слишком серьезная ситуация внутри страны. Раньше в Китае был тезис о том, что нужно строить общество средней зажиточности. Этот тезис остается, это великая цель и т.п., но на этом пути возникли новые обстоятельства, новые трудности, которые нужно решать. Может быть, в первую очередь – это расслоение общества, появление немногочисленных богатых и очень многих бедных, это разница в уровне жизни китайской деревни и города, это разница в уровне жизни в разных районах Китая, это вопрос о безработных, вопрос экологический (там истощаются почвы) - одним словом, внутри Китая столько громадных проблем, что, как я и говорил, выдвинута идея о том, что сегодняшняя эра в Китае – это эра гармонии.
Всегда надо понимать то, что стоит за китайским термином, пытаться расшифровать его. В данном случае это означает: никакого обострения в области внешней политики и сосредоточение усилий на том, чтобы как-то согласовать интересы групп людей внутри самого Китая. Они говорят, что это ключевая проблема, и если ее не решить, то все рухнет – вот насколько серьезно стоит вопрос.
А есть ли более или менее понятная программа, как собственно решать всю эту совокупность проблем?
Есть. Эта идея гармоничного общества разработана довольно хорошо, во всяком случае, в программном смысле она существует. Ну, например, те, кто следил за тем, что в Китае происходит, может быть, будут удивлены, узнав, что сегодня официальная позиция в Китае такова: Коммунистическая Партия Китая не является революционной партией. Она является правящей партией. Иначе говоря, задача не в том, чтобы продолжать вершить революцию, а в том, чтобы разрешать ныне существующие проблемы, проблемы жизни населения, конкретные проблемы, существующие сегодня. И только тогда у партии будет легитимность, только тогда она будет по праву занимать свое место во главе страны. Вот как ставится вопрос внутри Китая.
Сегодня очень серьезно ставится вопрос о том, что путь решения проблем – это согласование всевозможных интересов и ликвидация несбалансированности. Это большое дело, и неизвестно, конечно, что из этого получится, но вопрос, во всяком случае, так ставится.
Насколько открыт интеллектуальный поиск для разработки того, как этого добиться, как, скажем, сделать так, чтобы инвестиции потекли в менее развитые районы?
Это сложно. Именно поэтому так вопрос и ставится. Пока мы можем говорить только о совершенно новой принципиальной постановке вопроса, осуществленной руководством, пришедшим в последние два года. А конкретику надо внимательно отслеживать и анализировать, что получается. Можно только пожелать, чтобы что-нибудь получилось, потому что когда удается улучшить жизнь народа – это всегда хорошо.
А в чем, на ваш взгляд, специфика нового поколения китайских лидеров?
Это поколение отказывается от ориентации на борьбу – классовую борьбу внутри страны, на борьбу одних с другими, на навязывание какого-то мнения. Оно пытается создать самую широкую базу, учесть интересы всех слоев общества. Внимание к реальным проблемам, тем проблемам, которые беспокоят людей сегодня, понимание того, что эти проблемы вышли на первый план, а без их решения все рухнет – вот, пожалуй, чем руководствуются сегодня китайские вожди. Этим отличаются оба – и генеральный секретарь ЦК КПК Ху Цзиньтао, и глава правительства Вэнь Цзябао.
Можно ли ожидать в сколько-нибудь обозримое время корректировки политического строя внутри страны?
Мне бы скорее хотелось отметить поворот от того, что было, скажем, во времена Дэн Сяопина к тому, что сейчас. Лучше понимать, на чем они основываются сейчас, а также осознавать, что мы сейчас находимся в довольно выгодной позиции, потому что, когда есть трудности и мы сочувствуем преодолению этих трудностей, есть шанс найти какой-то общий язык.