В центре Махачкалы изматывающие пробки. Основной транспорт – маршрутки. Водители, соревнуясь друг с другом за клиентов, подрезают, идут на обгон по встречной, в принципе игнорируют какие бы то ни было правила. Маршруток здесь несоразмерно много, но с каждой «путевки» водитель платит «откат» властям, и последние отнюдь не заинтересованы в сокращении числа маршрутных такси до хотя бы относительно разумного. Это здесь не знают разве что дети дошкольного возраста.
Коррупция в Дагестане давно достигла каких-то ошеломляющих пропорций. Сращивание властных структур с криминалом фактически полное. Песчаные пляжи остаются дикими и заброшенными, ведь начинать любой масштабный проект просто бессмысленно: деньги с тебя потребуют до того, как ты начнешь получать хоть какую-то прибыль. И райское, казалось бы, место, где милостью Божьей плещется теплое море, а от красоты горных хребтов захватывает дух, прозябает в нищете и пыли.
Движение на улицах столь же хаотично и агрессивно, как и сам город. На жалобы «Так безобразно, как у вас, не ездят нигде на Кавказе!» – махачкалинцы хмыкают не без гордости. Действительно, надо же хоть чем-нибудь гордиться.
Местные жители не любят свой город – размазанный, крикливый, изувеченный нелепой, уродливой застройкой. Ругают его последними словами, и не только его – ситуацию в целом. Работы нет никакой. Женщины перебиваются торговлей. Мужчины зарабатывают извозом. Можно еще пойти в силовые структуры. Там неплохо платят, но стоит призадуматься – ведь последнее время «сотрудников» отстреливают пачками.
Молодой темноволосый таксист качает головой: «Я четыре года оперативником работал и завязал. Девять моих друзей убили. У всех семьи, маленькие дети… Лучше уж водителем. На хлеб хватает, и ладно: не хочется детей сиротами оставлять…» – «А кто убивает, Ахмед?» Парень прикуривает сигарету, вздыхает: «Ну, как бы ваххабиты… Хотя кто разберет. Здесь все валят на ваххабитов, даже простой криминал. И если ты сотрудник, с тебя требуют привода ваххабитов, и чтоб они признавались… То есть надо бить. А смотришь на этого парня, думаешь – у него тоже семья…» Вызванивает попсовую мелодию мобильный, водитель берет трубку, слушает, что-то отвечает по-аварски, - судя по интонации, непечатное, - и виновато улыбается: «Знаете, вы быстрее пешком дойдете. Тут рядом опять взрывное устройство нашли, соседняя улица оцеплена. Мы еще час простоим, как минимум. Сегодня бомба. А вчера сотрудника застрелили вот буквально на этом углу. И так каждый день…»
Война между «ваххабитами» и «органами» стала неотъемлемой частью бытия. Кто такие «органы», понятно: служащие МВД, ФСБ. А вот с «ваххабитами» – или «вахами», или «вовчиками», это кому как нравится называть – все гораздо сложнее.
Ваххабизм в Дагестане по факту приравнивается к терроризму, и даже, что уникально для России, запрещен на законодательном уровне – соответствующий закон был принят местным парламентом еще в 1999-м, после вторжения в республику Шамиля Басаева со товарищи, с которого и началась бесконечная «вторая чеченская». То есть под ваххабитами в среднем понимают вооруженных исламских радикалов, пытающихся уничтожить светскую власть и создать на Кавказе шариатское государство. И ваххабит является для власти естественным и главным врагом.
С другой стороны, в Дагестане в принципе немало приверженцев «чистого Ислама» (исследователи называют их салафитами) – мусульман, исповедующих возвращение к истокам и не приемлющих поклонения суфийским шейхам как посредникам между мусульманином и Аллахом. «Истинных мусульман» вычислить несложно – они носят бороды, молятся, посещают мечети своего толка. Естественно, в подавляющем большинстве такие люди не бегают по горам с автоматами, живут обычной жизнью и к насилию не прибегают. Но их тоже записывают во враги и жестко преследуют.
Причем ситуация усугубляется естественным противостоянием салафитов и «традиционных», суфийских мусульман («тарикатистов») - в Дагестане во властных, и непосредственно силовых структурах, в том числе на высоких должностях, немало «мюридов» действующих суфийских шейхов. Мюрид – это последователь, обязанный своему шейху послушанием, и шейхи не гнушаются использованием высокопоставленных мюридов для подавления религиозных оппонентов. Быть салафитом в Дагестане опасно. А мужчина, рискующий носить мусульманскую одежду и отпускать длинную бороду, ставит себя и свою семью под такую угрозу, что среди последователей «чистого Ислама» подобных смельчаков находится очень немного.
***
Темный двор на грязной махачкалинской окраине. Времени около 10 вечера, и тут впору ноги переломать, а найти правильный подъезд – задача почти невыполнимая. Но вот одна из дверей приоткрывается, наружу выглядывает мальчишка, делает приглашающий жест. В подъезде хоть глаз выколи, но лифт неожиданно работает. На пороге квартиры две девочки лет семи-восьми в длинных, до пола, платьях. Бледные, серьезные личики обрамлены хиджабами – у одной белым, у другой – голубым. Шепчут вежливое «здрассьте» и смотрят напряженно, не отвечая на улыбку. Из дальнего конца коридора выходит хозяйка с крохотным ребенком на руках. Одежда открывает только кисти рук и лицо – от подбородка до бровей. Хозяйка предлагает пройти в комнату.
Комната абсолютно пуста. Разве что ковер покрывает пол, а в углу сиротливо притулилась пластмассовая табуретка. На ковре, поджав ноги и прислонившись к стене, сидит высокий, худой мужчина с короткой бородкой. Запавшие глаза, кашель туберкулезника. Смугловатое с желтизной лицо – тонкое и, несмотря на изможденность, совсем молодое. Эльдару 25 лет. Час назад его пытались похитить. Судя по всему – «шестовики». То есть, сотрудники Управления по борьбе с экстремизмом и уголовным терроризмом дагестанского МВД, в просторечии – «шестого отдела», или «шестерки». «Шестовики» не оставляют Эльдара в покое, потому что он – «ваххабит». Эльдар сквозь полуприкрытые веки смотрит на гостей, бормочет приветствие, поворачивается к жене: «Чай принеси».
Вообще, Эльдара Наврузова уже похищали чуть больше года назад, 13 марта 2008-го. Утром на улице на него набросились «сотрудники» в камуфляже, скрутили, заволокли в машину, надели на голову мешок, подложили гранату в карман, и отволокли к себе в «шестой отдел». Там били и пытали током больше суток, пока Эльдар не признался в том, что состоял в банде некоего Вадима Бутдаева – кто такой этот Вадим, Эльдар узнал только потом, – и нападал на милиционеров. Через три дня адвокат, наконец, смог пробиться к Эльдару, и от данных под пыткой показаний он отказался. Но в СИЗО провел около 11 месяцев, пока обвинения в покушении на сотрудников правоохранительных органах и организации преступного сообщества не были с него сняты за полной бездоказательностью.
Эльдар вышел на свободу в феврале этого года, устроился работать на стройку. Ему казалось, что за ним следят, – какие-то машины крутились у дома, какие-то подозрительные люди ходили за ним. Но уехать из города Эльдар не мог – ведь подложенная граната, а вместе с ней и обвинение в незаконном хранении и ношении оружия так и остались в деле. И выпустили Эльдара под подписку о невыезде. А когда эту подписку снимут – Бог весть.
Вечером 22 апреля, около 9 вечера, Эльдар возвращался с работы. Он как раз звонил с мобильного жене, Айше, - сказать, что сейчас будет дома, - когда к нему подъехала серебристая 99-я «Лада» с дагестанскими номерами. Из машины выскочили двое: «Ну-ка, стой!» Эльдар рванулся к дому, до которого было совсем близко, крича на бегу жене, что его опять похищают. Машина с преследователями догнала его на повороте, «протаранила» ему левую ногу, но он продолжал бежать, потому что знал, что будет, если упадет, если остановится. Во дворе, прямо возле подъезда, его ждала еще одна машина, тоже серебристая, с тонированными стеклами. Его попытались туда затащить. Он дрался, орал во все горло: «Меня похищают!». Из окон высунулись соседи. Айша вместе с другом семьи, который как раз был у них в гостях, распахнули дверь подъезда, вцепились в Эльдара. Они тоже кричали… И, видимо, решив, что слишком много шума и слишком много свидетелей, «сотрудники» бросили свою жертву, сели по машинам и уехали.
«До следующего раза…» - Эльдар закашливается, отхлебывает из кружки какой-то теплый настой. От туберкулеза он лечится «сунной», то есть молитвами и травками. К светской медицине доверия не испытывает. «Иншалла»… Эльдар продолжает говорить: «Это, скорее всего, был все тот же «шестой отдел». Кроме них таких, как я, только фээсбэшники похищают, а они так топорно не работают. В любом случае в покое меня не оставят. На меня клеймо поставили, что я ваххабит. Потому что я не хочу давать клятвы шейхам, а молюсь прямо Аллаху, ношу бороду, как посланник Аллаха сказал делать… Когда я в феврале из тюрьмы выходил, мне на прощание сокамерники говорили: «Ты пей, обкуривайся, по борделям ходи, тогда тебя никто не тронет. Это единственный выход». Но я скорее от своих родных откажусь, хотя жизнь за них готов отдать, чем от своей веры. Другие мне советуют из дома не выходить. Со мной из СИЗО троих отпустили по тому же делу – мы с ними шли как одна банда. Так из них двое, вообще, все эти месяцы из дома ни на шаг. А третий только с родственниками выходит, и то редко. Но я работать должен, детей кормить. Это тоже не выход. У меня против них есть одно оружие, доа – мольба – мое доа Аллах услышит. А их не услышит. У них нет покровителя, как у меня. На все воля Его. Аллах не возлагает на человека то, что ему не по силам…» Айша согласно кивает. Эльдар берет у нее малышку, легонько подкидывает в воздух, целует в лобик, шепчет что-то ласковое. Девчушка в розовом комбинезончике тянет руки к отцу и смеется…
***
Нариман Мамедьяров совсем не похож на «ваххабита». Бороды он не носит. Ходит в джинсах и футболке. Обычный кавказский парень, не выглядящий на свои 33 года. Нариман работает кафельщиком. Заказов хватает, чтоб прокормить жену с детьми и снимать квартиру в отдаленном районе города. Только сейчас работать ему сложновато – левая рука в локте до конца не разгибается, порвано сухожилие. Врачи говорят, что оперировать уже поздно. То есть можно, конечно, попробовать. Но, скорее всего, бесполезно, - одно мучение. Руку Нариману изувечили в «шестом отделе». Он и сам не заметил, как это произошло, потому что в ту ночь его не только били, но и пытали током. А это такая боль, что ничего другого уже и не чувствуешь.
Наримана забрали 25 сентября прошлого года, ближе к вечеру. Дело было недалеко от махачкалинской 57-ой школы. Рядом с ним остановилась машина, выскочили четыре «сотрудника» в масках и камуфляже, закинули его на заднее сидение, надели на голову черный пакет. Везли около получаса, выкинули на землю, стали избивать. Спрашивали про все того же Вадима Бутдаева, которого Нариман и знать не знал. Били током, приспособив провода к большим пальцам рук.
Потом снова запихнули в машину и доставили к себе в отдел. Нариман понял, куда именно, потому что «шестерка» находится возле центральной мечети, и когда наступило время намаза, он узнал голос муэдзина. Если бы не это, и не знал бы, где находится, – мешок-то никто не снимал. Всю ночь его пытали током, драли ногти плоскогубцами. Он кричал: «Убейте, ничего не знаю! В глаза этого Бутдаева не видел! Не могу больше терпеть...» Сотрудники смеялись: «Мы тебя до того доведем, мертвым будешь завидовать! Ты у нас еще во всем признаешься!» К утру он сказал, что возил этому таинственному Бутдаеву оружие, только бы отвязались. И его действительно оставили в покое. Пару дней он валялся на полу с мешком на голове. Два раза ему дали воды. Разок вывели в туалет. Еды не давали вовсе, но ему, честно говоря, есть совсем не хотелось.
Нариман говорит, что 28 сентября его отвезли в отдел милиции в Буйнакске. Там какой-то начальник, наконец, снял с него мешок… и вложил ему в руки автомат. Чтобы были отпечатки пальцев. А потом предложил Нариману подписать бумагу, что сотрудники РОВД нашли его в лесу, в грязной одежде, с поломанной рукой, и он ругался на них матом. Нариман все подписал. Потому что ему было сказано: если не подпишешь, тебя просто вывезут в лес и убьют. А автомат положат на труп. Прекрасная получится спецоперация…
В общем, получил Нариман десять суток административного ареста – за нецензурную брань. В изоляторе временного содержания было холодно. И почти не кормили. Зато в первый же день на руку наложили гипс. И не били. Чего еще желать? Но Нариман желал – он желал попасть домой. И когда после десяти суток его привезли обратно в Махачкалу, завели в кабинет в Ленинской районной прокуратуре, и следователь сказал: «Подпишись вот здесь. И сразу пойдешь домой. Это протокол, что тебя допрашивали как свидетеля», – Нариман подписал, не читая. Просто очень устал, очень хотел к семье…
Но вместо дома его доставили в ИВС Махачкалы. Туда к нему пришла женщина, адвокат, и объяснила ему, что он признался, будто обеспечивал «бандгруппу Бутдаева» оружием, и в составе этой группы готовил покушение на сотрудников правоохранительных органов. Нариман от показаний отказался. А ночью к нему в камеру пришли сотрудники все того же «шестого отдела». И объяснили, что отказываться от своих слов нехорошо. Для вящей убедительности немного побили. Нариман очень не хотел, чтобы снова пытали током, и обещал повторить показания. Но когда утром пришел следователь, все-таки решил этого не делать. «Шестовики» приходили по ночам еще три раза. А потом еще явились какие-то другие сотрудники, назвавшиеся гэрэушниками, и пригрозили забрать на российскую военную базу в Чечне, на Ханкалу: «а то ты здесь людей уже который день зазря мучаешь, а там или быстро все расскажешь, или потеряешься». Но все-таки не забрали…
За всеми этими разговорами в ИВС Наримана продержали 26 дней вместо положенных по закону десяти. Потом все-таки перевели в СИЗО. Там он познакомился с Эльдаром Наврузовым – тот тоже проходил по «делу Вадима Бутдаева» и тоже не знал, о ком речь. Так же, как и Эльдара Наврузова, Наримана Мамедьярова отпустили домой в феврале этого года, потому что все обвинения развалились – кроме одного, автомата с отпечатками пальцев. Не зря же этот автомат вложили ему в руки в буйнакской милиции.
У Наримана - подписка о невыезде. Он старается выходить из дома только с кем-то из родственников. Несколько раз замечал за собой слежку. Сидеть безвылазно в четырех стенах он не может. Надо работать. Содержать семью больше некому. Нариман разводит руками: «Меня все время спрашивали в прокуратуре, ваххабит ли я. Вообще-то я в обычную мечеть хожу, традиционную. Но молюсь регулярно. И перед праздником Рамадан еще с несколькими ребятами десять дней оставался в мечети, за молитвой. Это хорошо для мусульманина. И из этих ребят кроме меня примерно тогда же еще трех человек забрали. Двоих, правда, быстро отпустили. А третьего несколько месяцев держали, как меня… Я думаю, эти, в милиции, не могут настоящих «лесных братьев» поймать, ну а отчитываться им надо. Они и таскают парней, за которыми замечают, что в мечеть много ходят…»
*****
К Нариману Мамедьярову меня отвез на старом, дребезжащем фургоне – своем единственном достоянии, - брат того самого Вадима Бутдаева. Бутдаева, убитого силовиками при штурме дома в Махачкале 17 ноября прошлого года, в Дагестане представляют значимой фигурой «ваххабитского подполья». В прессе писали, что он получал деньги чуть ли не от Аль-Каиды. Похоже, что если и получал, то недостаточно, чтобы обеспечить семью…
Факт остается фактом: Бутдаев, безусловно, был боевиком. Он ушел в лес летом прошлого года. Родные считают, он бы этого не сделал, если бы мог жить и молиться, – без преследований, избиений, унижений.
Его брат Исмаил встряхивает гривой седых волос, заглядывает в глаза: «Я про Вадима больше говорить не буду. Вы его не знали, не видели. Почему вы должны мне верить? Но с этим парнем вы сейчас общались. Он что – враг? Террорист? А что делать человеку, если ему не дают верить в Бога? Что делать ему и другим, кто не может себя защитить? Знаете, крысу если преследовать и в угол загнать, она бросается в лицо. Этих парней вынуждают к тому же самому...»
